Откровение в Галисии - Долорес Редондо

этого наставника. Пухленький и румяный (даже черно-белые изображения это передавали), он активно участвовал в спортивных соревнованиях, играх и экскурсиях. Несмотря на то что монах, как и остальные, носил рясу, она, по-видимому, нисколько ему не мешала. Вместе с командами он позировал с выигранными трофеями и дирижировал хором на Рождество. Больше всего Ортигосу поразила фотография, где брат Бердагер играл в баскскую пелоту, одной рукой придерживая подол, а другой отбивая мяч о стену церкви. Мануэль отобрал этот снимок и еще штук двадцать изображений с видами территории монастыря с высоты птичьего полета, интерьерами классов бывшей школы и групповыми портретами с участием монаха-самоубийцы и попросил Хулиана сделать копии. Писатель оставил библиотекаря за этим занятием, с трудом убедив его, что самостоятельно найдет дорогу в сад, где коротал время престарелый брат Матиас.

— Я уверен, здесь не обошлось без женщины, — сказал Хулиан, когда Ортигоса уже собирался выйти из подвала.

Мануэль обернулся и непонимающе посмотрел на собеседника.

— Я про брата Ортуньо. Наверняка его вера пошатнулась из-за женщины. В документах указано, что он покинул монастырь в возрасте двадцати девяти лет. Даю голову на отсечение, что виной тому прекрасный пол. Иначе Марио уже вернулся бы.

Писатель вздохнул. Оказавшись на улице и убедившись, что никого из монахов поблизости нет, он направился не в сторону полей, простиравшихся позади здания, а к гаражу, двери которого были открыты настежь. Вынул из сумки приобретенный этим утром скотч, наклеил его на поврежденное крыло белого пикапа и резко дернул. На липкой ленте остались кусочки краски, и Мануэль аккуратно приклеил конец скотча обратно к рулону.

* * *

Библиотекарь не соврал, сказав, что брат Матиас весьма словоохотлив. Он поведал писателю множество историй об учениках, овощах, которые монахи с удовольствием выращивали в своем огороде, что позволило им выжить во время войны; о том, что он терпеть не может мангольд — братья называли его «смертью монаха», — которым они вынуждены были питаться, когда наступил голод и практически невозможно было достать другие продукты. Узкая возделанная полоса земли отделяла фруктовый сад от кладбища. Прогуливаясь по ней, Матиас показал Ортигосе самые старые могилы — некоторым насчитывалось по триста лет. Вместо памятников на местах захоронений лежали простые камни. Эта аскетичная картина напомнила Мануэлю кладбище в Ас Грилейрас, вот только в поместье возвышались кресты из галисийского камня, а здесь были простые железные, с табличками, где указывались имя монаха и дата. Писатель молча бродил по кладбищу и останавливался перед каждой могилой, внимательно читая надписи, пока не набрел на крест с надписью «Бердагер».

— Ну надо же! — воскликнул Ортигоса, стремясь привлечь внимание брата Матиаса, который с удивлением посмотрел на него.

— О чем это вы? — осторожно спросил монах, переводя взгляд с Мануэля на небольшой крест и обратно.

— Да так, просто интересное совпадение: я увидел эту фамилию и вспомнил, что сегодня утром как раз читал об этом человеке. Случайно обнаружил в документах его свидетельство о смерти, где написано, что брат Бердагер совершил суицид. Я думал, что католическая церковь предписывает особые правила в отношении захоронения самоубийц.

На лице старика мелькнуло подобие улыбки. Он шагнул вперед, и писателю пришлось последовать за ним, чтобы расслышать, что скажет монах.

— В последнее время все очень изменилось. Все члены обители единодушно решили, что брат Бердагер должен покоиться рядом с остальными усопшими. У него был рак на терминальной стадии, и он сильно страдал. — Матиас повернулся к Ортигосе и, серьезно глядя на него, сказал, чеканя каждое слово: — Болезнь долго терзала нашего товарища и полностью истощила его организм. В какой-то момент он решил больше не принимать лекарства. Бердагер испытывал такие страдания, перенести которые не под силу большинству людей. Боль иссушила его тело и оставила без сил, и в какой-то момент он решил сдаться. Мы не одобряли его поступок, но лишь Господь волен судить нашего брата.

Мануэль догнал монаха, пошел рядом и тихо сказал:

— Простите, если мой вопрос вызвал у вас неприятные воспоминания. Я не хотел показаться бестактным, просто этот случай привлек мое внимание.

— Ничего страшного. Я уже стар, сентиментален и немного устал. Наверное, вам лучше вернуться завтра. Сейчас я хочу немного побыть один и помолиться.

Писатель взглянул на брата Матиаса. У того и правда был измученный вид, а из-за излишней худобы его фигура казалась хрупкой, словно вот-вот рассыпется в прах.

— Конечно, как скажете.

Ортигоса слегка похлопал пожилого монаха по плечу и направился в сторону выхода. Дойдя до угла главного здания, он обернулся. Матиас стоял посреди кладбища и провожал его мрачным взглядом.

Белесар

Мануэль бесцельно вел автомобиль, сам не зная, куда направляется. Его раздирали противоречия. Перед глазами стояли лица людей со старых фотографий, а изнутри поднималось жгучее желание забыть обо всем, сбежать, спрятаться от сгущавшихся над головой туч. Напряжение пронизывало тело, словно электрические заряды, образующиеся в воздухе перед грозой. Он остановил машину перед домом Ногейры, сам не понимая, как здесь очутился и, главное, зачем приехал. Что толкнуло его искать убежища именно в этом месте?

Ортигоса набрал номер лейтенанта, но в ответ услышал, что абонент недоступен. Он завел двигатель и, прежде чем тронуться, бросил последний взгляд на дом и увидел, что на крыльце появилась Лаура, жестами просившая его подождать. Она подошла в машине, наклонилась к открытому окну и улыбнулась.

— Андреса нет, он уехал в Луго по делам. Вы договаривались о встрече? Он мне ничего не говорил.

Писатель покачал головой:

— Нет, мы не договаривались, просто…

Лаура перестала улыбаться, лицо ее стало озабоченным.

— Мануэль, что-то случилось?

Ортигоса взглянул на нее. Сеньора Ногейра стояла, опершись о дверь, положив подбородок на скрещенные руки и открыто и дружелюбно глядя на писателя своими блестящими глазами.

Писатель слегка кивнул и закрыл глаза, давая понять, что, похоже, взвалил на себя непосильный груз. Когда он снова взглянул на Лауру, то повторил почти те же слова, которые сказал ему Даниэль, прежде чем отвезти в самое прекрасное место на земле.

— Вы с детьми сейчас заняты?

* * *

Мимо проплыла яхта, и моторка закачалась на волнах у пристани. Шулия и Антия сдержали желание выпрыгнуть на берег и крепко вцепились друг в друга, сидя на корме и наблюдая за выдрой, которая ловко собирала моллюсков со свай, поддерживающих пирс.

Компания спустилась к порту Белесара по обсаженной каштанами дороге, ведущей к реке Миньо. Отчалив от берега, пассажиры лодки с восторгом рассматривали каменные стены, окружавшие засаженные виноградниками террасы на склонах. Они плыли