Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

пошло на те масштабные расходы, которые требуются на инженерное освоение атомной энергии. Но в условиях обустройства послевоенного миропорядка, скорее всего, в этих ветвях в первую очередь возникла бы атомная энергетика. А бомба…

И в мирах без трагедий Хиросимы и Нагасаки возможность создания атомной бомбы после атомной электростанции, конечно, не исключается. Хотя, если там были свои Чернобыли, Фукусимы и Три-Майл-Айленды, тамошний социум должен принять действенные меры по ядерной безопасности. Но эти ветви альтерверса очень далеки от нашей и не имеет смысла здесь их обсуждать.

А в нашей ветви учёные выполнили этот свой долг. Усилиями Лео Силарда, Юджина Вигнера, Виктора Вайцкопа, Энрико Ферми, уговоривших Альберта Эйнштейна подписать 2 августа 1939 года письмо президенту Франклину Рузвельту с просьбой развернуть работы по созданию атомной бомбы, работа по её созданию началась в США.[850]

Вот начало этого письма:

«Сэр! Некоторые недавние работы Ферми и Сциларда, которые были сообщены мне в рукописи, заставляют меня ожидать, что уран может быть в ближайшем будущем превращен в новый и важный источник энергии. Некоторые аспекты возникшей ситуации, по-видимому, требуют бдительности и при необходимости быстрых действий со стороны правительства».[851]

Но и самым знаменитым «диссидентом» в вопросе создания атомного оружия, был, конечно, он же.

«Будь я уверен в том, что Германия не способна разработать атомную бомбу, – признался Эйнштейн журналу «Newsweek» в 1947 году, – я бы и пальцем не пошевелил, чтобы подписать то письмо».[852]

Ирония судьбы – буквально через 3 дня после того, как Эйнштейн подписал письмо Рузвельту, склоняя его начать работы по бомбе, другой будущий активный участник событий, приведших к созданию атомной бомбы, тоже в письме (правда, не к президенту США, а к министру Кабинета Его Величества Георга VI) выражал свой скептицизм относительно целесообразности развёртывания работ по её созданию.

5 августа 1939 года У. Черчилль, тогда только рядовой член Палаты Общин, в письме к министру авиации Англии Кингсли Вуду писал:

«Несколько недель назад одна из воскресных газет расписала в ярких красках огромное количество энергии, которое можно высвободить из урана с помощью недавно открытых цепных процессов, возникающих при расщеплении нейтронами атома такого типа. На первый взгляд это может предвещать появление новых взрывчатых веществ большой разрушительной силы. Ввиду этого необходимо отдать себе отчет, что это открытие, каков бы ни был его научный интерес и дальнейшее возможное практическое значение, не угрожает привести в ближайшие годы к результатам, которые можно было бы практически использовать в широком масштабе.

Судя по некоторым данным, можно предполагать, что при обострении международного напряжения будут намеренно распускаться слухи о применении этого процесса для создания какого-то нового страшного секретного взрывчатого вещества, способного смести Лондон с лица земли. «Пятая колонна», без сомнения, попытается путем такой угрозы убедить нас пойти на новую капитуляцию. Поэтому совершенно необходимо заявить о подлинном положении дела.

Во-первых, лучшие специалисты считают, что лишь небольшая составная часть урана играет действенную роль в этих процессах и что для получения крупных результатов ее нужно будет извлечь. Это – дело многих лет.

Во-вторых, цепная реакция возникает лишь в том случае, если масса урана большая. Как только освобождаемая энергия начнет нарастать, уран взорвется с незначительной силой, прежде чем удастся достигнуть действительно сильного эффекта. Возможно, это будет не хуже наших нынешних взрывчатых веществ, но вряд ли даст что-либо значительно более опасное.

В-третьих, такие опыты невозможно производить в небольших масштабах. Если бы они были успешно проведены в больших масштабах (то есть с такими результатами, которыми можно было бы нам угрожать, если мы не поддадимся на шантаж), то их невозможно было бы сохранить в тайне.

В-четвертых, Берлин сейчас располагает лишь сравнительно небольшими запасами урана на территориях, ранее принадлежащих Чехословакии.

По всем этим причинам явно нет оснований опасаться, что это новое открытие дало нацистам какое-то зловещее новое секретное взрывчатое вещество для уничтожения их противников. Глухие намеки будут, несомненно, делаться, и будут упорно распространяться устрашающие слухи. Однако нужно надеяться, что они никого не обманут».[853]

Хотя, как вспоминает сам Черчилль, перед написанием этого письма его консультировал профессор Александр Линдеман, всё же поражает степень осознания в то время военнослужащим запаса, журналистом, писателем и политиком Черчиллем, тонких деталей проблемы создания атомного оружия.[854] И, на основании этого осознания, разумная позиция парламентария, озабоченного рациональным расходованием государственного бюджета.

Но, став в мае 1940 года премьер-министром, журналист и парламентарий обрёл новый уровень осознания ответственности за судьбу страны, воюющей с фашизмом, и при нём Англия оказалась первой страной, которая официально (но строго секретно, разумеется) весной 1940 г начала разработку атомного оружия на государственном уровне в рамках проекта «Военное применение уранового взрыва» («M.A.U.D.» – «Military Application of Uranium Detonation»[855]):

«Начало проекта положил советник Черчилля крупный учёный Генри Тизард, к которому с идеей необходимости создания атомной бомбы обратился Пайерлс[856]».[857]

Ещё одно «мистическое» совпадение. Черчилль, как известно, был убеждённым и воинствующим антикоммунистом, опасавшимся опасной непредсказуемости России:

«Я не могу предсказать, чего нам ждать от России. Россия – это загадка, завернутая в загадку, помещенную внутрь загадки, и все же ключ к ней имеется. Этим ключом являются национальные интересы России».[858]

Но, вопреки воле Черчилля, именно со знакомства советской разведки с материалами проекта «M.A.U.D.» началось осознание значимости создания атомного оружия для защиты государственных и национальных интересов СССР.

В отличие от американских учёных, советские физики на решающем этапе создания бомбы уже ясно осознавали, какое чудовищное средство уничтожения они делают. И моральное обоснование их работы было в другом.

Вот что говорит об этом Ю. Н. Смирнов, на себе испытавший тяжесть решения этого морального вопроса:

«Иногда можно услышать, что ядерное оружие нам было не нужно, а в условиях тоталитарного режима его создание было даже безнравственно. Но никакие гуманитарные соображения не остановили Соединенные Штаты Америки в Японии: Хиросима и Нагасаки были подвергнуты безжалостному атомному уничтожению. Восстановить равновесие с США было абсолютно необходимо, его достижение стало для нас первоочередной государственной задачей. Появление советского ядерного оружия заставило Америку, обладавшую монополией на атомную бомбу, расстаться с философией собственной неуязвимости и безнаказанности. Более того, ядерный паритет между США и СССР способствовал в дальнейшем зарождению новой дипломатии и пониманию мировыми политическими лидерами, что большая война на Земле отныне должна быть исключена».[859]

Я согласен со всеми