Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

выиграть войну и избежать новых жертв… Жена Габера, Клара Иммервар, одна из первых женщин, получивших в Германии докторскую степень по химии, была категорически несогласна с деятельностью мужа и выстрелила в себя из его служебного пистолета. Фриц Габер не смог присутствовать на похоронах, поскольку на следующее утро после самоубийства был отправлен на Восточный фронт, чтобы организовать новую химическую атаку против русских войск».[810]

Но для физиков, работавших над проблемами радиоактивности, строения атома и квантовой механики, до 1938 года не было никаких причин задумываться о моральных аспектах своей работы. И, хотя самое плодотворное с точки зрения будущих успехов атомной энергетики научное открытие было совершено А. Эйнштейном в 1905 году, считалось, что до его практической реализации ещё очень далеко. Знаменитая формула Е=mc2 хотя и демонстрировала колоссальную мощь процессов превращения массы в энергию, но никаких указаний на то, как эти процессы осуществить практически, у физиков не было.

Пожалуй, единственным исключением из элиты мировой науки, учёным, который осознал масштаб совершавшегося в физике переворота, был российский геохимик, естествоиспытатель и философ В. И. Вернадский. Задолго до того, как грядущие опасности стали ясны основной массе физиков, в 1922 (!) году он написал:

«Мы подходим к великому перевороту в жизни человечества, с которым не могут сравняться все им раньше пережитые. Недалеко время, когда человек получит в свои руки атомную энергию, такой источник силы, который даст ему возможность строить свою жизнь, как он захочет. Это может случиться в ближайшие годы, может случиться через столетие. Но ясно, что это должно быть. Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить ее на добро, а не на самоуничтожение? Дорос ли он до уменья использовать ту силу, которую неизбежно должна дать ему наука? Ученые не должны закрывать глаза на возможные последствия их научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответственными за все последствия их открытий».[811]

Но кто из физиков мог (и захотел бы?) прочесть в 1922 году предисловие к сборнику «Очерки и речи», изданному в России на русском языке, в котором говорилось что-то важное об атомной энергии?!

Так что и через 10 лет, в сентябре 1933 года, сам Резерфорд в публичной речи на заседании «Британской ассоциации содействия развитию науки» утверждал, что

«каждый, кто ищет источник энергии в трансформации атомов, несет вздор. Но тема интересная в научном отношении…».[812]

Любопытно в связи с этим отметить, что «вздор» об атомной энергии к этому времени уже «несли» не только в Англии. В Москве 24 апреля 1927 года в доходном доме А. А. Пороховщикова на Тверской улице открылась «Первая мировая выставка межпланетных аппаратов и механизмов», устроенная Ассоциацией изобретателей-инвентистов (АИИЗ).[813]

И на этой выставке была продемонстрирована

«модель космического корабля А. Я. Федорова. Свое устройство автор назвал «атомо-ракетный корабль». В приложении к альбому выставки Федоров пишет о том, что его корабль сможет передвигаться в космосе «при помощи электрохимической энергии, представляющей собою результат использования внутриатомной энергии». Более подробные сведения о своем аппарате Федоров не приводит».[814]

В связи с отсутствием подробностей описания преобразований «внутриатомной энергии» в электрохимическую, а её – в кинетическую энергию космического корабля, невозможно оценить практическую осуществимость этой идеи, но важно то, что её автор уже в середине 20-х годов включил атомную энергию в круг инженерных разработок.[815]

Что же касается английских «атомщиков» тех времён, то среди них оказался один, не смутившийся оценкой Резерфорда. Более того, именно категоричность этой оценки «разбудила» творческую фантазию Л. Силарда[816], одного из будущих инициаторов и активных участников Манхэттенского проекта.

«Его слова заставили меня задуматься над этой проблемой, – вспоминает Сциллард, – и в октябре 1933 г. мне пришла в голову мысль, что цепная реакция могла бы стать реальностью, если бы удалось найти элемент, который, поглощая один нейтрон, эмитировал бы два других. Сначала мне казалось, что таким элементом может быть бериллий, затем – некоторые другие элементы, включая и уран. Но по тем или иным причинам критический эксперимент так и не был мной осуществлен».[817]

Что именно скрывается за формулировкой Силарда «по тем или иным причинам», ясно из статьи Я. Б. Зельдовича и Ю. Б. Харитона:

«До конца своей жизни (октябрь 1937 г.) Резерфорд очень категорически и очень негативно высказывался по атомной проблеме. Он не ограничивался отрицательными отзывами на неквалифицированные фантастические предложения. Известно, что в 1934 г. Резерфорд буквально выгнал из своего кабинета Сциларда, который пришёл рассказать ему об идее цепной реакции размножения нейтронов. Уязвлённый Сцилард назло Резерфорду получил патент на изобретение. Позже, после войны, правительство США купило у Сциларда этот патент по сходной цене, за 20000 дол.»[818]

Точно так же по сути (но гораздо мягче по форме ☺) высказывался и патриарх советской физики А. Ф. Иоффе. В журнале «Вокруг света» в 1935 году он писал:

«Если говорить об энергии внутриатомной, то запас её имеется колоссальный. Некоторую часть её можно, вероятно, использовать. Не совсем правильно называть эту энергию запасами. Это не источник энергии, а её кладбище… знак того, какие громадные запасы энергии были уже затрачены. Есть атомы недостроенные – радиоактивные атомы, где можно произвести дальнейшее уменьшение. Если взять четыре атома водорода, соединить их ядра с двумя электронами, а два оставить, то получим атом гелия – и тогда освободится громадное количество энергии… Но пока это ещё не достигнуто».[819]

В последующие годы над этой темой работали и Энрико Ферми, и Фредерик Жолио-Кюри, но тема, оставаясь интересной, научных сенсаций не производила. И только в декабре 1938 года в ходе экспериментов Отто Гана и Фрица Штрассмана в берлинском «Химическом институте Общества кайзера Вильгельма» по бомбардировке урана медленными нейтронами, был получен сенсационный результат. Было обнаружено, что в продуктах, образующихся при бомбардировке урана, появляется барий!

Это было открытие, смысла которого не понимали и сами авторы. Поскольку Ган и Штрассман, как опытные и ответственные химики, были уверены в правильности результатов проведенного ими анализа, в своей работе они написали,

«что "как химики-ядерщики, в определенном смысле близкие к физике", они еще не могут решиться прийти к заключению, которое "противоречит всем прежним представлениям ядерной физики"».[820]

Статья Гана и Штрассмана появилась в номере "Ди Натурвиссеншафтен" от 6 января 1939 г.».[821]

Ещё до публикации статьи об экспериментальных результатах, Ган сообщил о них