Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

зелёной змеёй – царское знамя, имеющееся в любой крепости на случай приезда правителя.

Защитники ворот воспряли духом и с новыми силами набросились на обескураженного врага. Битва закипела с ещё большим остервенением, герийцы рубились отчаянно, зная, что иного пути к спасению нет, варвары отбивались, а Кинана усиливала и усиливала напор. «Не использовать возможность полностью – то же самое, что предоставить возможность врагу». Да, дядя, я помню, мы используем эту возможность полностью, иначе погибнем. И её-то может не хватить, если говорить совсем честно.

Гисерскому вождю кое-как удалось восстановить порядок, но тут новая, неожиданная помощь пришла к защитникам. Женщины Эгоры, похватав какое смогли оружие, а кто и попросту с кухонной утварью, набросились на гисеров с яростью, на какую способна только защищающая ребёнка мать. Необученные, не защищённые доспехами, они гибли одна за другой, но, погибая, забирали с собой опытных воинов. Горго, суровая, грозная, непреклонная, в развевающихся серых одеяниях шествовала впереди, умело обрушивая на ненавистных гисеров тяжёлую деревянную дубину – символ служительницы Даяры. Завидев Кинану, она махнула рукой и тут же сокрушила своим страшным оружием чью-то голову так, что безликий шлем, крутясь в воздухе, отлетел на добрые десять локтей.

Битва разгоралась всё жарче. Варвары падали тут и там, но падали и герийцы. Кинана сама видела, как чёрный дротик насквозь пробил грудь Горго, только что сразившей очередного врага. Тёмное пятно расплылось по серому балахону и жрица, тяжело охнув, грузно опустилась на землю. Слёзы застили глаза Кинаны, из горла вырвался сдавленный рык, и она обрушила меч на шею ближайшего врага с такой силой, что голова слетела с плеч, обдавая убитого и убийцу горячей алой кровью. Царица набросилась на врагов с дикой яростью, и даже бывалые воины испуганно шарахались от неистово рычащей девушки в залитых кровью доспехах.

И вот, когда судьба битвы за ворота висела на волоске, а удача могла повернуться в любую сторону, раздался эйнемский боевой клич. Новые герийские воины, в изрубленных доспехах, покрытые кровью и грязью врубились в варварские ряды, а впереди шагал Белен, ловко разя врагов коротким кавалеристским копьём. Разгорячённая битвой, Кинана даже не сразу поняла, что это значит. Победа! Они отстояли южную стену! Ещё рывок, ещё одно усилие, и, если отбить врага здесь, у ворот, бой закончен! С новыми силами она принялась пробиваться вперёд, туда, где, весело трепеща на ветру, развевалось бело-зелёное знамя гисерского вождя.

Удар, ещё удар, падают гисеры, герийцы падают тоже, но идут вперёд. Тяжёлый боевой серп раскалывает щит Кинаны, но меч царицы отсекает руку врага и тот падает, вопя от боли. Удар, удар, бело-зелёное знамя всё ближе. Пот застилает глаза Кинаны, воздух под глухим шлемом настолько горяч, что обжигает губы и язык, почти нечем дышать. Удар, отбить, ещё удар. Враг, намахнувшийся на Кинану ромфеей, падает, сражённый кем-то из герийцев, и царица видит украшенный пышным гребнем шлем вождя. Гисер ничего не замечает, раздавая приказы своим людям, его меч опущен книзу. Прыжок, удар и меч Кинаны напополам рассекает позолоченую личину шлема.

***

Множество мертвецов лежало перед Кинаной. Широкая площадь перед зданием гарнизона уже заполнилась почти целиком, а от стен всё несли и несли окровавленные тела. Они отбились, но боги, как же дорого обошлась эта победа! У самых ног царицы распростёрся комендант Амфидокл – впереди своих людей, так же, как и принял смерть. Подле него – жрица Горго, строго хмурящаяся в низко нависшее серое небо. Оба амфидокловых пентикоста лежали рядом со своим командиром – тело Гиппалия было до неузнаваемости изрублено гисерскими ромфеями, а на лице смешливого Эорола застыло удивлённо-разочарованное выражение – наудачу брошенный дротик нашёл слабое место в его броне, когда штурм уже закончился и гисеры, под радостные вопли защитников, отступали от стен. Были здесь и тот местный аристократ, что расписывал Белену достоинства эгорского мёда, и гиппей Меноний, сражавшийся за царицу на лесной дороге, и многие, многие другие. Кинане – единственной оставшейся в крепости жрице – предстояло прочесть напутствие Эретероса рассекающего нить над без малого пятью сотнями человек.

Но и потери варваров были страшны. Яркие одежды павших гисеров расцветили подступы к крепости огромным пёстрым ковром, а груда выброшенных из крепости вражеских тел возвышалась едва ли не до половины стены. По самым скромным подсчётам, варваров погибла едва ли не треть, включая троих вождей – гисерские полководцы не видели доблести в том, чтобы наблюдать за битвой с пригорка. По молчаливому согласию, на время погребения установилось нечто вроде перемирия, и со стен не стреляли по собирающим убитых гисерам.

Тяжёлым взглядом окинув устилающие площадь тела, к Кинане подошёл Белен. Вид келенфиянин имел неважный: окровавленая повязка на голове, измятые доспехи, еле держится на ногах от усталости. Без келенфиянина царица бы не справилась – ни там, в сражении у ворот, ни после. Едва закончилась битва он, не дав себе и мгновения на отдых, принялся раздавать распоряжения: уносить тела, собирать оружие, перевязывать раненых. По всей крепости разносился звонкий стук молотков: закладывали разбитые ворота брёвнами и камнями, выламывая материал прямо из стен зданий. Воины прониклись к келенфиянину немалым почтением, что, при его происхождении, стоило особенно дорого.

– Таран почти догорел, – сообщил Белен. – Думаю, с телами закончили, можно начинать погребение. Боги, сколько людей...

– Тогда начинаем, – грустно посмотрев на лежащего у её ног Амфидокла, девушка стянула чудом уцелевший в сражении плащ и покрыла им тело коменданта, издалека смотрелось как царский покров. – Вели созывать людей.

Печальная церемония длилась около часа, но Кинане показалось, что прошла целая вечность. Отдать дань павшим товарищам пришли все, кто мог держаться на ногах, и царица не могла подвести этих людей малейшей небрежностью или неточностью. Павших такой смертью, конечно, ждёт достойный приём в Царстве Урвоса, но лучше исполнить всё как полагается – никто не заслужил этого больше них. От чтения сводило горло, ноги подламывались от усталости, но Кинана закусывала губу и продолжала обряд. Движения её рук, рассекающих положенные жертвы – чёрного и белого петухов – были тверды.

– Кажется, теперь ты старший начальник в крепости, – сказала Кинана Белену, едва бело-чёрная печать легла на двери склепа, под который, ввиду огромного количества погибших, приспособили просторный винный подвал. Царица поклялась себе, что, если выживет, на этом месте будет установлен памятник, достойный доблести погребённых.

– Ну нет. У этих людей уже есть командир, и другого им не требуется.

– Кто, Каллиник? Ты старше