Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

Думаю, нашего Феспея рано или поздно сожгут на костре из его трагедий, – рассмеялся Диоклет. Они с Каллифонтом, в отличие от прочих, ели изящно и опрятно – происхождение давало о себе знать. Энекл пытался соответствовать, но не слишком успешно.

– Да, с канонами это не имеет ничего общего, – сказал Каллифонт. – Зрелище увлекательное, но театр ли это?

– А мне понравилось! – воскликнул Медион, ещё один лохаг их отряда, широколицый кучерявый здоровяк. – Как он её на таран взял! А какая битва! Ну и когда женщины играют женщин, куда как лучше выходит. Я бы ещё разок посмотрел.

– Ну только сперва поужинав, – вставил Клифей, остальные рассмеялись. Подошедшая девушка вновь наполнила их чаши.

– Сюжет, однако великолепный, – заметил Диоклет. – Хотя и непривычный, все классические роли нарушены. А ты что скажешь Энекл?

– Не знаю, как роли, но мясо ничем не нарушено: вкусно, – ответил Энекл под смех товарищей.

– Как и положено грубому воину, наш друг думает только о еде, – хохотнул Диоклет.

– А о чём ещё думать воину? – Клифей ухватил ещё одну ногу и жадно впился в сочное мясо зубами. – О еде, о девках, ну и, конечно, о походах. Девушка, ещё вина!

Черноволосая служанка с готовностью наполнила чашу и весело хихикнула, когда огневолосый лохаг, вместо благодарности, ущипнул её за округлое бедро.

– А кстати о походе, – сказал Медион. – Всё ли у нас готово?

– А вот это ты мне должен сказать, – хмыкнул Каллифонт. – Зерно уже поставлено? Солонина запасена?

– Ну стратег... Есть... затруднения, но к выходу всё будет на месте.

– Смотри у меня. Если нам в походе придётся милостыню просить и дворы селян обирать...

– Стратег, когда такое было?

– Вот потому и не было, что я об этом напоминаю. Всё уже, гуты прибудут через неделю и выступаем. Дольше ждать некогда: эти некроманты и так уже много времени получили, кто знает, что они надумают.

– Да, это враг непростой, – сказал Диоклет. – У них сильное войско.

– И тайные знания, – добавил Медион. – Говорят, они оживляют мёртвых, чтобы те сражались на их стороне. Как представлю себе...

– Чушь это всё, – отмахнулся Клифей. – Где видано, чтоб мёртвые в бой шли. Верно, Каллифонт?

– В этих краях видали и не такое, но про мёртвых, должно быть, сказки.

– А почему тогда их некромантами зовут?

– Занбарцы – народ таинственный, – сказал Диоклет. – Я читал, они с тенями умерших разговаривают, и те им открывают будущее.

– Но ты, наверное, читал и то, что мидоняне их много раз побеждали, – недовольно сказал Каллифонт. – Хватит себя запугивать. Некроманты, тени ‒ какая разница, если свободный эйнем крепко держит в руках копьё?

– Верно сказано, стратег! – Клифей решительно хлопнул по подлокотнику. – Загоним варваров, вместе с их мертвецами, в болота, откуда они выползли! А там и посмотрим, что за женщины живут на юге!

– За это стоит выпить! – рассмеялся Диоклет, девушка наполнила их чаши и эйнемы, громко провозгласив славу Хоросу, осушили их до дна.

Разомлевший от похвал и вина Феспей, всё в тех же бутафорских доспехах, появился точно из ниоткуда и уселся прямо на ложе Энекла, едва не отдавив тому ногу.

– Ну что, соотечественники, как вам трагедия? Хвалить будем? – рассмеялся он, шумно отхлебнув из энекловой чаши.

– Дай подумать, – Диоклет наморщил лоб. – Ты нарушил все возможные запреты, перевернул с ног на голову все известные каноны, и всё на глазах эйнемских посланников, которые раструбят об этом на всю Эйнемиду.

– Прекрасно сказано, Диоклет! Схватил самую суть! Именно это я и сделал, ибо театр – это скандал. Ну, теперь или я стану самым знаменитым трагиком Эйнемиды, или я совсем ничего не понимаю в людях.

– А ты вполне доволен собой, – усмехнулся Каллифонт. – Впрочем, что говорить, трагедия отменная.

– Нет похвалы почётней, чем из уст столь просвещённого и доблестного мужа, – Феспей церемонно поклонился. – Конечно доволен: шума будет, хоть отбавляй. Могло бы случиться ещё что-нибудь, ну там драка на пиру, или чтоб кого-нибудь убили, но что поделать: нет в мире совершенства...

– О боги, неужто все поэты столь безумны? – вздохнул Медион. Феспей в ответ только расхохотался. Заметив, что у Энекла больше нет чаши, девушка принесла новую и наполнила все остальные.

Они были заняты подобного рода болтовнёй, когда сияющий от удовольствия царь поднялся с кубком в руке и завёл благодарственную речь гостям, написанную феспеевыми стихами. Все слушали, стараясь не упустить ни слова.

– ...здесь мы, собравшись, в сей час вечноблещущей славы. Чашею полной бессмертных богов да восславим! – закончил царь, и, под бурные восхищения гостей, махом осушил кубок.

Подошедший с кувшином юноша наполнил, чаши эйнемов, Каллифонт, прошептав благодарность Сагвенису, поднёс вино к губам, и тут случилось невообразимое.

– Каллифонт, не пей! – вскричал не своим голосом Диоклет и вскочил с ложа. Взмах руки, и чаша вылетела изо рта уже пригубившего вино Каллифонта. Красные капли разлетелись во все стороны, обрызгав нарядные одежды стратега и возлежавших поблизости гостей. – Энекл держи подавальщика!

Опешивший Энекл проводил взглядом быстро исчезающего меж столов юношу с кувшином. У него, как и у всех, начисто отшибло дар речи.

– Ты с ума сошёл? – от изумления, Каллифонт даже забыл разгневаться.

– Надеюсь, что да... – прошептал Диоклет, глядя на стратега, словно на призрак. Все вокруг замерли, даже музыка стихла. Ошеломлённые гости молчали, ожидая, что последует за невероятной выходкой чужеземца.

– Диоклет, объяснись, – холодно сказал Каллифонт, поднимаясь. Его лицо побагровело от еле сдерживаемого гнева. – Или ты думаешь, что это смешная... – не договорив, он вдруг захрипел и повалился обратно на ложе.

Тишина взорвалась криками, звоном падающей посуды и топотом. Кто-то бешено вопил, какая-то женщина рыдала, гремели проклятия повскакивавших с мест эйнемов. Онемевший Феспей белым от ужаса взглядом поглядел на бездыханного Каллифонта.

– Мелия среброгласая, – прошептал он. ‒ Когда я просил скандал, я не это имел в виду...

***

– Хвала Совершенным, он не успел выпить много, – старик в зелёном одеянии, верховный жрец Марузаха, тщательно вымыл руки и обтёр их неподрубленным полотном. – Ты спас своего господина, молодой человек. Я промыл