Порог греха - Юрий Францевич Курц

смежила веки.

– Огромное спасибо, Алесь Вацлавич! Я непременно воспользуюсь вашим советом!

Минуты через три после ухода Анне в комнату ввалился Заурбеков. Он был в сильном опьянении и с трудом держался на ногах.

– Где она? – спросил он с нескрываемой, давящей его злостью.

– Кто она? Царица Тамара?

– Царица Анька! – Заурбеков тяжело дышал. В угольно-чёрных глазах плясала хмельная ярость.

– Она сюда заходила? К тебе?

– Да, – с нарочитой весёлостью сказал Алесь, – зашла, спросила, ушла.

– Чего хотела?

– У неё машина захворала. Очень дорогая иномарочка. Хотела знать, где найти подходящего лекаря.

– И всё?

– А чего ещё?

И сразу посерьёзнев лицом, с металлом в голосе, Алесь добавил:

– По известным тебе причинам с некоторых пор женщины меня на свидания не приглашают!

Заурбеков, насупившись, пожевал губами. Набычливо покачал головой.

– Ладно. Извини.

Возле дверей оглянулся и пьяно погрозил Алесю пальцем.

В садово-огородном кооперативе «Ручеёк» находилась дача Анне. Алесь раза два бывал там: сопровождал Салипода, вознамерившегося погостить у своего секретаря.

Двухэтажный особнячок с подвальным гаражом, русской баней и цветочной теплицей располагался в самом живописном месте: в берёзовой роще на краю небольшой елани. В нескольких метрах от здания протекал безымянный ручей, к которому вела выложенная цветным камнем тропинка. Над ручьём высилась просторная, сплошь увитая хмелем и садовым вьюнком беседка, в которой Анне принимала гостей. Возможно, там она и намерена встретиться с Алесем. Но ждать надобно на автобусной остановке.

К назначенному времени Алесь подъехал на мотоцикле. Он предпочитал его всем другим колёсным: удобен для маневрирования на забитых автомобилями городских улицах, незаменим по проходимости в движении по тайге, полю, пересечённой местности. Спрятавшись в придорожных кустах, стал наблюдать за дорогой.

У Анне была дорогая иномарка красного цвета «Вольво». Но, к удивлению Алеся, женщина приехала на дачном пассажирском автобусе. Он даже не сразу узнал её! Какая-то стройная высокая незнакомка в неброском спортивном костюме, с кепи на голове и в светозащитных очках, вышла из салона, закурила и принялась прохаживаться возле посадочной площадки, поглядывая по сторонам.

День уже потускнел. Сентябрьское солнце опустилось за лес. Очки были явно ни к чему. Женщина сняла их. Алесь узнал Анне. Чуть выдвинувшись из кустов, свистнул.

Анне заметила Алеся и пошла к нему.

– Так хозяева подзывают своих шавок, – сказала она с вымученной улыбкой. – Хотя, в общем-то, я сейчас себя таковой и чувствую: собачкой, бегущей от хозяйского гнева.

– Что-то случилось? – участливо спросил Алесь.

– Случилось, – Анне несколько раз глубоко затянулась, кинжально выдыхая дым. Щёлкнула пальцем окурок и обхватила плечи руками, как будто бы её морозило изнутри.

– Ты знаешь, когда Салипод уезжает куда-нибудь, я сижу в его кабинете: мало ли кто может позвонить из высших сфер? Вот и сегодня сидела, как всегда. Салипод отправился на несколько дней в командировку, но почему-то не взял Заурбекова. А тот явился под самый вечер, ну, в конце рабочего дня, – поправилась Анне, – пьяный, нахальный. И начал меня лапать. Раньше такого никогда не случалось, а я работаю здесь уже год! – голос у Анне дрогнул и губы мелко-мелко затряслись, вспоминая ещё не выгоревшую внутри обиду.

«Ты что, одурел совсем? – кричу ему. – Я Салиподу пожалуюсь!» А Джохар так гаденько улыбается и говорит: «Заткнись, крашеная курица, в курятнике смена петухов. Теперь только я тебя топтать буду!» Ну, я треснула его по наглой роже и вон из кабинета. Заперлась в туалете. Он постучал, постучал и ушёл с угрозами разобраться со мной, а я к тебе побежала, потом домой. Ты же знал о моих связях с Салиподом? – Анне посмотрела на Алеся виноватыми глазами, потом махнула рукой. – Да кто этого не знает? Все секретарши – шефские подстилки. Ни один мужик из администрации не только ко мне не прикасался, прямо взглянуть боялся: а ну как я доложу шефу! – Анне похмыкала и потрясла головой. Волосы выскользнули из-под кепи, рассыпались по плечам, белые, блестящие, прядь к пряди. Голубые глаза её расширились. Закатная заря заиграла в их влажной глубине. Маленький ротик приоткрылся, обнажая ровный перламутровый ряд крепких здоровых зубов.

«Красавица ведь! Красавица из красавиц! Почему же у неё так непутёво складывается жизнь? Или это закон природы? Ведь и меня называют красавцем, херувимчиком. А жизнь у меня – разве позавидуешь? Как в анекдоте про импотента, «ни кола ни двора: не стоит и жить негде!»

Голос Анне вывел его из секундного оцепенения:

– Ты – единственно порядочный человек в нашем вертепе! Нет-нет, не усмехайся! У меня нет причины льстить тебе. Ты прекрасно знал о моих отношениях с Салиподом, понимал всю их мерзость и не осуждал меня, более того, я видела в твоих глазах нежность и сочувствие, в то время как все другие внутренне презирали и ненавидели меня. А мужики смотрели, как на красивую бабу, с которой хочется переспать… Ты жалел, как жалеют несчастного, запутавшегося человека. Я чувствовала это… Я благодарна тебе за это! Хотя, по большому счёту, я вряд ли заслуживаю даже уважения. Если бы ты знал о моём прошлом! – она грустно и задумчиво улыбнулась. – Вот Заурбеков знает. Потому и повёл себя так, пёс поганый, когда хозяин спустил его с поводка.

Некоторое запанибратское отношение Джохара к Анне подмечали многие сотрудники администрации, но никто не мог обвинить их в близких связях.

Прижимаясь к груди Алеся, слыша его ровное и глубокое дыхание, гулкие удары сердца, ощущая волнующее тепло сильного горячего тела, Анне на миг почувствовала себя именно женщиной, тем нежным и ранимым существом, нуждающемся в опеке и покровительстве, которые и дают возможность спокойно жить и строить семейное счастье, невозможное без любви, доверия друг к другу и упоительного восторга продолжения себя в детях. Если бы не эта беда, приключившаяся с Алесем, о которой так долго, потаённо от него судачила вся администрация, Анне не задумываясь открыла бы ему свои объятия, согласная жить пусть и не вместе, но рядом, на любых условиях: или жены, или любовницы!

Анне не стала гасить вспыхнувшее желание раскрыться перед Алесем, рассказать о своей прежней жизни те подробности, о которых умолчала тогда в поезде до Лесогорска. Он и так скоро всё узнает: Заурбеков не откажет себе в удовольствии посмаковать некоторые факты её биографии.

Судьба Анне жестоко и круто переменилась после крушения советской империи. Родная Эстония встала на новый самостоятельный путь развития, искореняя всё, что было связано с социалистическим образом жизни, русской культурой и русскими людьми. И несмотря на то, что родители Анне были чистокровными эстонцами, их тоже подвергли опале, обвинив в сотрудничестве с русскими оккупантами.

Отец,