Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом - Букер Т. Вашингтон

обучиться грамоте, все хотели этого. Самой большой проблемой оставался поиск учителей. Как только удавалось найти человека на эту должность, открывалась новая смена. Моментально заполнялись дневные и вечерние школы для учеников всех возрастов. У пожилых людей, севших за учебники, появилась возможность самостоятельно прочесть Библию раньше, чем они отправятся на тот свет. Именно эту цель преследовали мужчины и женщины в возрасте от пятидесяти до семидесяти пяти, которых часто в те дни можно было встретить в классах. Чуть позже открыли свои двери воскресные школы, но главной книгой для изучения там была вовсе не Библия, а орфографическая тетрадь с заданиями. Дневная, вечерняя и воскресная школы всегда были переполнены. Многих приходилось записывать в лист ожидания, так как количество мест было ограничено.

Однако для меня открытие первой школы в долине Канова сопровождалось жестоким разочарованием. К тому времени мне уже несколько месяцев приходилось проводить у соляной печи, и отчим неожиданно понял, что я способен приносить семье доход. Поэтому было решено, что будет больше пользы от моей работы, а не от просиживания штанов за партой. Это решение разбило в пух и прах все мои мечты и амбиции. Плачевное мое положение отягощалось еще и тем, что из окна цеха был виден вход в школу, и по утрам мне приходилось наблюдать за тем, как вереница из десятков учеников тянется к знаниям. Вечером эти же люди, вдохновленные новыми знаниями, выходили из здания, чтобы отправиться домой. Несмотря на крах всех моих устремлений, я твердо решил, что, по крайней мере, изучу свой букварь в сине-черном переплете. С еще бо́льшим усердием, чем когда-либо, я принялся за освоение грамоты.

Мать поддерживала меня и изо всех сил старалась утешить. Она искала способы помочь мне начать учиться. Вскоре я уговорил учителя давать мне по несколько уроков после окончания вечерней смены. Я так сильно ждал этих ночных занятий, что, полагаю, выучивал на них значительно больше, чем иные успевали за целый день. Этот опыт получения знаний по ночам дал мне основание считать идею таких уроков заслуживающей внимания. В последующие годы я работал по подобной схеме в Хэмптоне и Таскиги. Но подростковое бунтарство не давало мне покоя, я не хотел ограничиваться этими ночными уроками и жаждал посещать школу вместе с остальными учениками. При любой удобной возможности я старался сообщить об этом своем желании окружающим. В конце концов мне удалось убедить всех в необходимости этих занятий. Мне разрешили посещать школу несколько месяцев до окончания учебного года при том условии, что я продолжу работать у печи с пяти до девяти утра, а после занятий буду возвращаться и трудиться еще по меньшей мере пару часов.

Здание школы располагалось неподалеку, но путь до нее от печей все же занимал какое-то время, а занятия начинались в девять утра, из-за чего я оказался в весьма затруднительном положении. В итоге я успевал лишь к середине первого урока. Мне было до слез обидно всякий раз, когда я опаздывал, поэтому я решился на хитрость, за которую, полагаю, многие осудили бы меня. Однако тогда – как, впрочем, и сейчас – я верил в то, что всегда нужно действовать по обстоятельствам.

В маленькой каморке, служившей начальнику смены кабинетом, стояли большие часы, по которым все определяли время до конца рабочего дня. Мне пришло в голову переводить стрелки на полчаса вперед, чтобы успевать к первому уроку. Я проделывал этот трюк утро за утром, пока начальник не заподозрил неладное и не запер часы в большой сейф. Мне до сих пор стыдно за эту уловку, но я не преследовал никаких злых целей, просто хотел вовремя попадать на учебу.

Пойдя в школу, я столкнулся с двумя большими, как мне казалось, проблемами. Первой из них стало наличие шляпы. Все школьники в то время должны были носить кепку или шляпу, а у меня ничего подобного никогда не было. Не помню, что вообще когда-либо до тех пор мне приходилось примерять головной убор. Конечно, я чувствовал себя не в своей тарелке. Я рассказал об этом матери, которая объяснила, что денег на покупку кепки у нас нет, но она попытается что-нибудь придумать. Достав из сундука два небольших куска денима, она сшила их вместе. Получилась импровизированная кепка ручного производства. Никогда и ничем я не гордился так, как этой обновкой.

Я навсегда запомнил урок, который преподала мне тогда мама, и впоследствии старался научить этому других. У нее хватило характера не поддаться соблазну выглядеть той, кем она не являлась. Она не пыталась произвести впечатление на моих школьных товарищей и их родителей. Маме ничего не стоило поступить так, как делали многие: взять немного денег в долг и купить шляпу в магазине. Однако она так не сделала. Несмотря на все насмешки приятелей, эта домотканая кепка всегда вызывала у меня восхищение. Замечу, что несколько моих товарищей, носивших шляпы из магазина и громче остальных потешавшихся надо мной, сейчас отбывают тюремные сроки, а иные не имеют денег не только на шляпу, но и на кусок денима.

Вторая трудность была связана с моим именем, вернее сказать, с фамилией. С тех пор как я себя помню, меня звали просто Букер. До поступления в школу я даже не задумывался о том, что человеку нужна фамилия. И вот настал момент, когда учитель стал записывать имена учеников. У всех было не только имя, но и фамилия, а у иных даже второе имя, которое, как мне показалось, они использовали, чтобы как-то выделиться. К тому моменту когда настал мой черед произнести свое имя, я уже придумал себе фамилию и произнес: «Букер Вашингтон». Позже я выяснил, что при рождении мать дала мне имя Букер Тальяферро, но со временем вторая его часть позабылась. Узнав об этом, я стал с гордостью называть себя Букером Тальяферро Вашингтоном. Полагаю, в нашей стране не так много людей со столь сложным и звучным именем.

Я не раз пытался представить себе, как могла выглядеть моя жизнь, будь у меня выдающееся происхождение и генеалогическое древо, унаследуй я не только имя, но и какой-нибудь титул или поместье. Все это могло стать моим, родись я с другим цветом кожи. Однако я быстро понял, что подобные мысли делают меня зависимым от факторов, которые я не в силах изменить, – расы, цвета кожи. Еще в детстве я решил для себя, что раз мне не было дано ни предков, ни имени, ни истории, я должен постараться сделать себе имя, которым будут