Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом - Букер Т. Вашингтон

котором шла речь. Конечно, я сразу захотел отправиться туда, хотя и не имел ни малейшего представления о том, где он находится и как туда попасть. Помню одно: с того дня моей заветной мечтой стало поехать в Хэмптон. Эта мысль не покидала меня ни днем, ни ночью.

После того разговора я еще несколько месяцев продолжал работать в угольной шахте. В какой-то момент до меня доползли слухи о том, что в семье генерала Льюиса Раффнера, владельца соляного производства и угольной шахты, есть вакансия. Миссис Виола Раффнер, жена генерала, принадлежала к числу янки из Вермонта. Ходила молва, что эта женщина очень строга со своими слугами, и особенно с мальчиками, которые пытаются к ней устроиться. Мало кто из них задерживался в доме Раффнеров дольше чем на две-три недели. В качестве причины увольнения все они называли одно и то же: госпожа была чересчур сурова с ними. Однако я все же решил попытать счастья и пойти к ним в услужение, рассудив, что это точно лучше, чем работа в угольной шахте. Мать обратилась к миссис Раффнер с просьбой принять меня, и вскоре я попал в этот дом с окладом пять долларов в месяц.

Я так много слышал о строгости миссис Раффнер, что боялся сталкиваться с ней в доме, и всякий раз начинал дрожать в ее присутствии. Впрочем, мне не потребовалось и недели, чтобы начать понимать эту женщину. Вскоре я узнал, что прежде всего она хочет, чтобы ее приказы исполнялись быстро и точно и абсолютно все вокруг содержалось в идеальной чистоте. Она требовала предельной честности и высоко ценила тех, кто следовал установленным ею правилам. Ни в чем не могло быть никакой небрежности, неаккуратности или изъяна. Каждая дверь, каждая изгородь должны были быть исправны.

Сейчас мне уже трудно вспомнить, сколько времени я проработал на миссис Раффнер. Это продолжалось вплоть до моего отъезда в Хэмптон. Полагаю, прошло примерно полтора года со дня моего трудоустройства. Уроки, которые мне преподнесла эта женщина, я усвоил на всю жизнь. Полагаю, что они сыграли не менее важную роль в моем становлении, чем обучение в Хэмптонском институте. И по сей день мне неприятно видеть бумажки, валяющиеся на улице, – сразу хочется их подобрать. Для меня невыносим вид грязного двора – тут же тянет его подмести. При взгляде на покосившийся забор у меня мгновенно возникает желание его починить. Если передо мной дом, требующий покраски или побелки, очень сложно избавиться от желания немедленно привести его в порядок. Я просто физически не выношу вида неопрятной одежды с жирными пятнами или оторванными пуговицами. Подобные вещи мне тут же хочется исправить.

Вскоре панический страх перед миссис Раффнер рассеялся, и она стала мне не просто хозяйкой, но и лучшим другом. Поняв, что я честен с ней, эта женщина начала безоговорочно мне доверять. В течение одной или двух зим она разрешала мне посещать школу, но в остальное время года приходилось учиться по ночам. Иногда я занимался один, но чаще – под руководством человека, которого удалось нанять для этих целей. Миссис Раффнер всегда поддерживала меня в стремлении получить образование и сочувствовала, когда я делился с ней своими проблемами. Именно у Раффнеров я начал собирать свою домашнюю библиотеку. Для этих целей я приобрел ящик из-под сыпучих товаров, выбил у него одну стенку и вставил несколько полок, на которые стал складывать все книги, оказавшиеся в моем распоряжении.

Несмотря на то что меня устраивала работа у миссис Раффнер, я никогда не отказывался от идеи поступить в Хэмптонский институт. Осенью 1872 года я твердо решил, что должен попасть туда чего бы мне это ни стоило. Как уже говорилось, какого-то представления, где находится учебное заведение, как туда поступить и сколько будет стоить обучение, у меня не было. Не думаю, что кто-то из моего окружения понимал, зачем мне это нужно. Единственным человеком, который меня поддерживал, была мама, но она очень переживала из-за того, что, погнавшись за журавлем в небе, я упущу свою синицу. В любом случае я получил от нее согласие на эту поездку, пусть она и не верила до конца в то, что у меня может что-то получиться. Практически все деньги, которые я зарабатывал у миссис Раффнер, уходили на нужды семьи, поэтому у меня осталось всего несколько долларов на то, чтобы купить себе что-то из одежды и оплатить расходы на дорогу. Мой брат Джон помогал мне во всем, хотя и не вполне понимал моих целей. При этом он по-прежнему работал на угольной шахте и получал еще меньше меня.

В те дни, когда я готовился к отъезду в Хэмптон, меня больше всего тронуло то, как к моему решению отнеслись темнокожие старшего поколения. Бо́льшую часть своей жизни они провели в рабстве, даже не мечтая застать тот день, когда кто-то из темнокожих покинет родной дом и поступит в колледж. Кто-то из них вручил мне пять центов, кто-то – четвертак или носовой платок. Все они относились ко мне с уважением, которого, как мне казалось, я пока не заслужил.

Наконец настал тот знаменательный день, когда я отправился в Хэмптон. С собой у меня был только небольшой рюкзак, в который поместилось то немногое из одежды, что мне удалось раздобыть. Моя мать в те дни сильно хворала, и я понимал, что, возможно, вижу ее в последний раз. От этого все мы испытывали глубокую печаль, однако мама держалась мужественно. В то время не было прямых поездов, соединяющих нашу часть Западной Вирджинии с Восточной. По железной дороге можно было проехать только часть пути, а оставшееся расстояние приходилось преодолевать на перекладных.

От Малдена до Хэмптона около пятисот миль. Не успел я отъехать от дома, как пришлось признать, что денег на дорогу до Хэмптона у меня не хватит. Один случай запомнился мне особо. Наш старый дилижанс весь день тащился по горной дороге и к вечеру остановился возле придорожной гостиницы – неказистого здания с облупившимися стенами. Все пассажиры, кроме меня, были белыми. По своему невежеству я полагал, что этот постоялый двор открыт для всех, кто путешествует на дилижансе. О том, что цвет кожи может иметь значение, я не подозревал. После того как всем пассажирам показали их комнаты, где они начали готовиться к ужину, я робко подошел к портье. У меня не хватало денег, чтобы заплатить за еду и ночлег, но я надеялся на милость хозяина гостиницы, поскольку в горах Вирджинии осенью бывает очень