Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь - Рональд Дитмар Герсте

тогда только начиналась кампания Великобритании в Крымской войне, и их предприятие должен был ожидать новый расцвет. Эли были успешными бизнесменами, но в личной жизни, как быстро выяснилось в разговоре со Сноу, их преследовало горе. В течение очень короткого периода времени от холеры умерли 18 рабочих предприятия, однако, вероятно, это не было основным обстоятельством, угнетавшим умы предпринимателей: получение дешевой рабочей силы не было проблемой, и небольшая потеря «крови» из «артерии рабочих» предприятия не отразилась бы в балансах. Нет, крайне болезненно Эли переживали совсем другую утрату. В пятницу, 1 сентября, когда в Сохо резко взлетело число заболевших холерой и смертей, этот чудовищный недуг догнал и маму братьев, Сюзанну Эли. Всего через день ее призвал к себе упокоившийся супруг.

Сноу выразил ставшие для него обыденными соболезнования, вероятно, сопроводив их вопросом о том, жила ли покойная мать на территории компании. Когда был дан ответ, его сердце, вероятно, в миг начало биться быстрее. Нет, Сюзанна Эли жила за пределами Лондона с его миазмами, в идиллическом Хэмпстеде. Узнав это, Сноу, вероятно, замер – к тому времени он, скорее всего, уже знал, что холера пощадила Хэмпстед и что миссис Эли была единственной жертвой. Однако он узнал еще об одной детали от выражавших свою боль сыновей почившей: в тот трагический выходной уже больной матери нанесла визит племянница из Ислингтона. Родственница вернулась домой, заболела и умерла в течение нескольких часов – и это была единственная смерть от холеры в Ислингтоне. Решающая информация в этом угнетающем разговоре должна была пронзить Сноу, словно удар молнии: мама Сюзанна считала воду из колонки с родной Брод-стрит намного вкуснее той, что была в Хэмпстеде, и ей регулярно привозили из Сохо пару бидонов. И, несомненно, племяннице в те жаркие летние дни был предложен освежающий напиток.

Сноу сразу понял, что это был именно тот experimentum crucis, к проведению которого London Medical Gazette официально призывала его пятью годами ранее.

 Вода из колонки на Брод-стрит «доставлялась в отдаленную область» и там, где люди не знали эпидемии, оказывала на людей точно такое же воздействие – смертельное.

Наведение справок у местного священника, преподобного Генри Уайтхеда, который изначально был сторонником теории миазмов, привели к обнаружению нулевого пациента, первого переносчика в районе и точного механизма заражения. В организм несчастной маленькой девочки, дочери Сары Льюис, умершей от холеры, попала инфекция – из неизвестного источника, вероятно, из добытой в другом месте питьевой воды, содержащей вибрионы, – и ее мать неосознанно распространила возбудитель. Власти осмотрели сточную яму перед домом Сары Льюис и обнаружили пролом в подземной стене, через который содержимое могло беспрепятственно стекать в колодец, находившийся на расстоянии менее одного метра, откуда вода попадала в колонку на Брод-стрит.

Как это нередко бывает с прорывными научными открытиями, новый образ мышления – в данном случае свидетельство того, что холера распространяется через питьевую воду, а не через миазмы или от человека к человеку – не смог мгновенно возобладать над старыми догматами и укоренившимся образом действий. Но, по крайней мере, представление Джоном Сноу доказательств и его довольно сухие аргументы – он не был воодушевляющим оратором – оказались настолько убедительными для представителей местных органов, принимающих решения, что уже восьмого сентября они сняли ручку с колонки на Брод-стрит, несмотря на все сохранившиеся сомнения. Эта колонка, пусть и в виде копии, сделанной в 1990-х годах, по-прежнему стоит почти в точности там же, где и происходили все эти события. Колонка без ручки на улице, сейчас носящей название Бродвик-стрит, является памятником человеку с чутьем детектива, тем самым, которое иногда так нужно медикам, и в частности эпидемиологам. Пусть этот эпизод не был часом рождения эпидемиологии, но свой первый час славы она пережила именно здесь. И наконец, что не менее важно, это памятник Джону Сноу, как и носящий его имя паб, расположенный на том же углу улицы (он представляет собой также небольшой музей Джона Сноу с принадлежавшими ему вещами).

Выпить здесь эля – значит отдать дань уважения Сноу и его современникам, которым еще не были известны простые первые шаги в лечении холеры (сегодня вибрионы в организме устраняются с помощью антибиотиков).

 Тотальная беспомощность врачей и общества перед лицом эпидемии основана не только на незнании ее причин, но и на отсутствии по-настоящему действенной терапии.

Трагизм заключается в том, что еще за много лет до Сноу один его коллега мыслил в верном направлении. Быстрый физический упадок, а затем и смерть от холеры вызывались значительной потерей жидкости; тело «высыхает», обезвоживаются жизненно важные органы, поскольку кровь становится густой и не может должным образом их снабжать. Наилучший возможный подход – это потребление большого количества жидкости. Еще во время первой пандемии шотландский врач Томас Латта вводил больным холерой физиологический раствор в вены. Этот подход сопоставим с сегодняшней инфузионной терапией, даже учитывая то, что Латта мог не вводить необходимое количество жидкости. Свои первые опыты применения этого подхода он опубликовал в 1832 году в журнале The Lancet, но о публикации вскоре забыли. Сообщество врачей сначала не последовало его примеру, а у шотландского врача не хватило времени на долгую борьбу, как это делал Земмельвейс: Томас Латта умер в следующем году в возрасте всего лишь 36 лет от другой великой эпидемии XIX века – туберкулеза [12].

Джону Сноу тоже было отведено немного. 10 июня 1858 года он в своей «практике» перенес инсульт и умер через шесть дней в возрасте 45 лет. Природа будто хотела устроить ему особые проводы: в те дни Лондон страдал от Великого зловония. Темза была настолько грязной, что в жаркую погоду, когда был зафиксирован необычный для Англии температурный максимум в 48 °C, по всей столице Британской империи распространилась невыносимая вонь, перед которой в конце концов вынужден был капитулировать даже политический класс: «Сущая сила зловония вынудила парламент заняться этой великой лондонской неприятностью на законодательном уровне. Жара прогнала наших законодателей из части здания, выходящей на реку. Несколько депутатов, желавших основательно разобраться в этом вопросе, отправились в библиотеку, но были вынуждены немедленно ее покинуть, держа перед носом носовые платки» [13]. В следующем году началось строительство действующей по сей день канализационной системы длиной почти 2000 километров.

В третьем десятилетии XXI века – который так далек от мира Джона Сноу, где врачи, ученые и изобретатели носили длинные бакенбарды, frock coats[80] до колен и высокие