Исцеление мира. От анестезии до психоанализа: как открытия золотого века медицины спасли вашу жизнь - Рональд Дитмар Герсте

эмоции ужаса, – это лишь часть страданий, переживаемых несчастной жертвой. В масштабах аварий на железных дорогах, помимо обычных травм, есть нечто влияющее на состояние нервной системы» [10].

То, что Эриксен описал и почувствовал у многих из своих пациентов, но, конечно, не у всех, – это комплекс симптомов, который полтора столетия спустя назовут посттравматическим стрессовым расстройством, на английском языке PTSD (post-traumatic stress disorder). Как и в случае с некоторыми пациентами Эриксена, пострадавший не всегда имел физическую травму. Болезнь могло породить и сопереживание другому пострадавшему. Как бы то ни было, количество жертв войн и кризисов, террористических атак и повального насилия среди некоторых народов XXI века затмило число людей, пострадавших в XIX веке от Railway Spine – предшественника PTSD.

9. Карта смерти

После своего звездного часа – применения хлороформа во время родов королевы Виктории – Джон Сноу снискал королевскую благосклонность. Он наслаждался ею, несмотря на то, что королева довольно быстро становилась ворчливой. Теперь Сноу мог бы вести зажиточную жизнь врача лондонской элиты. Такая высочайшая форма признания позволяла ему ограничиться клиентурой высшего сословия, его практика стала бы заветным Элизиумом[70] лордов и банкиров, коммерсантов и парламентариев – и, прежде всего, их жен. Последние всеми правдами и неправдами боролись за то, чтобы их следующие роды прошли à la reine[71], то есть чтобы боль была значительно ниже той, на которую их извечно обрекала природа.

Дальнейшую цепочку событий инициировала женщина с противоположного конца социального спектра. И именно эти события закрепили фигуру Джона Сноу в медицинской и социальной истории человечества куда более прочно, чем это сделало бы новаторство метода избавления от боли. Одна лишь прогулка в отдалении от его лондонской квартиры перенесла Сноу в совершенно другой мир и превратила в основателя современной эпидемиологии – науки о происхождении и распространении болезней, которая в 1850-х и 2020-х годах возымела колоссальное значение в борьбе с эпидемиями и пандемиями.

Знаменательное событие произошло немыслимо банально. 28 августа 1854 года молодая женщина по имени Сара Льюис стирала пеленки дочери, которой было лишь несколько месяцев. У маленькой девочки, чье имя затерялось в тумане истории, была диарея, сопровождающаяся лихорадкой. Сара Льюис, жена полицейского, слила грязную воду в сточную яму перед своим домом по адресу Брод-стрит, 40 в Сохо, в Лондоне. В нескольких шагах от ямы располагался насос для питьевой воды.

Боязнь заразных болезней – один из основных человеческих страхов. С древних времен человечество снова и снова настигают эпидемии, поражающие большие территории вроде городов или целых стран, и пандемии, во время которых инфекция распространяется во все уголки мира. Почти всегда они сотрясали общественный порядок, системы правления и экономические сферы; иногда даже меняли мир, по крайней мере, в сознании и восприятии выживших. Столкновение с этой напастью много говорит о силе затронутых государств и обществ: сохранят ли они свои ценности и культуру, преодолеют ли угрозу, став более сильными, или же перестанут хранить верность основополагающим принципам из-за распространяющейся инфекционной болезни. Быть может, это произойдет в большой степени из-за страха перед ней, и они поставят суеверия и панику выше знаний и разума, а инициированные властями репрессии и принуждение выше личной свободы и права принимать решения.

На этом фоне стоит воздать должное Римской империи в период ее расцвета, во втором столетии после Рождества Христова. Примерно в 165 году нашей эры эпидемия распространилась по империи, простиравшейся в то время от Британии до Египта и контролировавшей земли до Рейна и Дуная, в регионе, жители которого впоследствии будут говорить на немецком.

 Речь идет о названной в честь правившей тогда династии Антониновой чуме. Однако, если основываться на симптомах, описанных в текстах той эпохи, есть множество оснований предполагать, что речь идет не о легочной или бубонной чуме, а о разновидности оспы.

По оценкам, которые для тех времен едва ли могут быть точными, число жертв составляло от пяти до десяти миллионов умерших, что примерно соответствовало 10 процентам (или даже больше) людей, живших в части Европы, которая находилась под римским управлением. Тем не менее это не привело ни к внутренним волнениям, выходящим за рамки считавшихся нормальными в то время, ни к проблемам с управлением гигантским государством. С тяжелым кризисом Римская империя столкнется только в следующем, третьем, веке, когда к экономическим и политическим потрясениям – последние были частично вызваны чередой слабых императоров, чья жизнь насильственно завершалась после непродолжительного периода правления, – добавились еще и внешние факторы, как, например, угрожающее снабжению населения изменение климата [1].

В последующие века эпидемии регулярно обрушивались на Европу. В эпохи, когда голод был скорее правилом, чем исключением, патогены, будь то вирусы или бактерии, в основном нападали на популяции с ограниченной иммунной защитой. На протяжении веков стремительное распространение эпидемий сдерживала слабая урбанизация. Города, процветавшие во времена Римской империи, – в Германии это были, скажем, Трир, Майнц, Кельн и Регенсбург – во многих областях пришли в упадок между V и X веками. А города, особенно густонаселенные, способствуют распространению инфекции. Патогены способны быстро переходить от одного «хозяина» к другому в переполненных жилых домах, на оживленных рынках и во время поездок – не имеет значения, идет ли речь о воздушно-капельной инфекции, при которой, например, вирусы выдыхаются или выкашливаются, или об инфекции, передающейся с загрязненной водой или зараженной пищей. Переносчиком не обязательно должен быть человек: блоха также может служить патогену временным хозяином, и вместе они с легкостью переходили от одного человека к другому, веками распространяя чуму.

С экономическим и культурным подъемом, ознаменовавшим Высокое Средневековье, города во многих частях Европы снова начали расцветать. Обращенные к небу соборы, возведенные в XI–XIII веках, служат таким же свидетельством этого расцвета, как и средневековые городские центры Европы, популярные среди туристов, особенно из Азии и Америки. Многие сохранили первозданный вид благодаря хорошему уходу и реставрации – например, в Брюгге, в шведском Висбю и английском Честере; в других городах, таких как Аугсбург, Любек или Хильдесхайм, возвели псевдосредневековые соборы после того, как оригиналы были разрушены во время войны в XX веке. Именно в этих городах нашла большую часть своих жертв апокалиптическая эпидемия, ставшая переломным событием в историографии континента и навсегда укоренившаяся в сознании Европы как экзистенциальная угроза, разрушающая жизнь в ее привычном виде. Вопреки многолетним предположениям и опасениям верующих христиан, это произошло не в 1000 году. Три с половиной века оставалось жить Европе до появления болезни, чье имя