Два голоса, или поминовение - Владислав Броневский

Доисторическая прогулка

В саду, в первозданной гущеперед заходом солнцапапоротниковые кущиглядят в водяные оконца.

Есть там странная птица —как бишь ее... прилетала в сны...Попугаев непуганых вереницарастянула радугуво-от такой вышины!

Циклопы там на котурнахгуляют и в спорах бурныхдруг дружке корчат рожи(не шабаш, но похоже).

И мирно дремлет на Древепознанья, среди ветвей,совершенно безвредный,добропорядочный змей.

И лишь на Яблоне,хищной Яблоне,покачиваясь, как во хмелю,растет и зреетмедленно,яростнозлодейское слово: люблю.

Моему сердцу в Палестине

Жизнь безоглядной чередою днеймчится... Может быть, этолишь призрак во снеиной части света?

Иль снова мучусь мечтой больной?Вправду, не верится,что это голод любви иной,иной части сердца.

Иль по́д гору тронулась жизнь моя(чтоб сгинуть где-то)?На что мне тогда иные краяиной части света, —

и тут и там этой жизни бег —путаный, смутный.Лишь то, что утратил, – со мной навек,ежеминутно.

Натюрморт

А прилягу-ка я на диванчик,дорогие мои мадонны,потому что принял стаканчики теперь я маленько сонный.

Полежу, сочиню стишок, —ну-ка, что вдохновит поэта?Вот разбитой рюмки бочок,вот бутылка бурого цвета.

(Живописнейшие деталивзору вдумчивому предстали!)

Вот жестянка из-под сардин,вот букетик – принес тут один —розовые цветочки...

От мандаринов рыжие шкурки,под потолком – две летучих фигурки:мои приемные дочки.

Одна голубая, слегка закругленная,другая – вот странное дело! —снаружи белее мела,а в серёдке зеленая.

Пора бай-бай, повернусь к стене:глазеть в потолок – рискованный спорт.А ты... и ты... нарисуйте-ка мнеэтот простой натюрморт.

Цыганка

Разве ты цыганской крови?Удивлён:юбка узкого покроя,волосы как лён.

Но сулит твоё гаданье-ворожба беду:пьяным мальчиком в туманетернии пройду.

Оказалось по ладони,по раскладу карт,что немногого я стою —бог с ним, виноват.

Упорхнешь, зеленоока,в клубах табака...Буду помнить, как ты локонкрутишь у виска.

Чернокнижие

Я возжаждал власти магической,запредельных ее начал,и тебе – чернокнижник лирический —«Фокус-покус!» громово кричал.

Ты пришла опоясана радугой,как приходит весной гроза.Разноцветным сверканьем на́долгоослепила мои глаза.

Превратилась в рощи весенние,в облака, в луговую цветь.Мне и миру даря вдохновение,приказала петь.

Я вошел с беспечной отвагоюв край волшебных твоих затей,но свою позабыл я магию,зачарованный чародей.

Лишь кудрей перепутанных золотода зеленые искорки глаз, —и уж твердость моя расколота,и порыв надежды угас.

Ты, бывало, на палец, как волосы,навивала мою печаль...На иное заклятье нет голосаиль былого заклятья жаль?

Калине

Нет, я рыдалне о тебе той ночью!И ввысь бросал двустрочья,чтоб стих, как месяц, в небе встал воочью.

Быть может – слышишь ли меня, калина? —над ним хоть кто-то погрустит немного!А я, собрав все беды воедино,пойду, ногами побреду босымикуда глаза глядят... Пойду глухимипутями... Не твоей – другой дорогой.

Всё отошло. И я об этом плачу.Но что-то с нами навсегда... Иначестихи пишу, ночей не сплю совсем —зачем?

О калифе

Неужто не знаешь, чьё имястоит за стихами моими?

Курил наргиле я с калифом,хотел отлучиться, ан... лихокалиф мне башку отрубает,на очереди – другая.

А в ней – пустяки, цветочки —для ста Барвистанов рассада.Срезай, не томи, если хочешь,но прежде – понять бы их надо.

Зелёное стихотворение

Мало мне нужно на свете:тебя и ветви,чтобы в оконной рамекачнулись, зазеленев,чтоб я писал стихамио том, что... каждый нерв,каждый миг одиночества,боль, – ее пульс частый, —злое таит пророчество,шепчет: несчастный...

Мало мне нужно на свете, —но это весь свет, может статься! —тебя,зеленые ветви,и чтоб в листьях акацийветер шуршал, рябя,и чтобы на сердце – покой,и чтоб котенок стал занавеской играть,а мне – сидеть на крылечке день-деньскойи ничего не знать.

Всё я напутал,это – неправда как будто...Но отчего так больно, так больно?..Верно, я больше уже ничего не скажу,верно, я в грозную тишь ухожуневольно.Мало мне нужно на свете:тебя и зеленые ветви.

Зелёный холм

Холм зеленый в камнях белых —если б мог, теперь быпо нему с дочуркой бегал,на траве сидел быи следил за облаками,чепуху болтая.Узок мир, зато какаятут жара большая.

Я любил бы Иоасю,доченьку-болтушку.– Цыц! – сказал бы я пространству,оседлал бы тучку,полетел на туче белойв долину Розтоки,чтобы там прожить век целый,ходить с Анкой в горы,глядеть на Гаврань и Мурань,влезать бы в потоки.

Только Анка далеко и уже выросла,да и облачко меня в милый край не вынесло.Но зеленый вспомню холмИерусалимский —и тогда мне чудится, что дочурка близко.

Отвести меня туда никто не сможет,и никто тут ничем не поможет.До свиданья, Алиция и Кристина,вы пойдёте горою, а я долиной.

Бинокль

На тебя смотреть нельзя —ведь ты зла.Как бинокль твои глаза —два стекла.

Хочешь, чтобы был далёк, —вот и зла?Так переверни бинокль —два стекла.

Аноним

Как рокот созвучий, как запах шальнойнависшей над Вислой сирени,как счастье, плывущее сонной волнойсквозь день мазовецкий весенний.

Как то, чего нет еще, что – как намёкв порывах робко-тревожныхрастет, как подснежники, как вьюноку ног берёз придорожных,как зелень ликующим майским днем,как паводка буйный подвиг,как ласточки, что бороздят окоемпо две...

Как вольный, широкий полет орла,как светлая власть над Словом —такой она в сердце моем жилаи грузом легла свинцовым.

Счастье

Со встречи той вечернеймне кажется все чаще,что счастье мое, верно, —зеленое, как чаща.

Пусть вьется эта зеленьночей моих бессонных,пьянит меня, как зельеочей твоих зеленых.

Пусть я на дне пребуду,где плавает в молчаньечешуйчатое чудос зелеными очами,зелеными до дрожи...Где всё на сон похоже.

Пред сном, хоть по ошибке,прочти придумку эту...Что – счастье?..Дар улыбкивзамен на дар поэта.

Безнадежность

На перекрестке сяду, «автостопом»могу добраться...Но ты права, и прав мой горький опыт,что всё – напрасно.

Для вечности себя одел стихами —так обряжали мумий,но до сих пор кустарника дыханьене зарифмую.

Но веет ветер средиземноморский,тоскою огорошив...А любишь ты накручивать прическу,а любишь ты цветыи кошек.

Такою ты навечно в память вкралась,и беспричинноты будешь, будешь, будешь накручивать на палецмою кручину.

Уедешь, став легендою высокою.Что ж, будь здорова.Прошла ты мимо, как весна веселая,которую я видел из острога.

На прощанье

И стихи нам уже не помогут,и слёзы с вином,и отныне по разным дорогамс тобою пойдем.

Но стих сочится, сочитсясовсем как кровь,и в сердце смешались чистогнев и любовь.

Но вино течет ручеечком,как кровь течет.Нет спасенья мне – знаю точно.Дразни еще...

Но слёзы, живые, горькие,текут всерьёз.И, наверно, ты скажешь только:– Жалко слёз.

Уедешь, красивая, ветреная,забудешь меня, наверное.Ответь, есть какой-то смыслв нежности этих ресниц,если факелом былмгновение?

Что ты дала мне?

Что ты дала мне? – то, что даётдолго не вядший цветок на окне.Имя – поэме дала. И – на годпечаль оставила мне.

III

Nessun maggior dolore, che ricordarsi

del tempo felice nella miseria[20].

Мария

Картофель делишь бережно и строго,а ум уже другой заботой занят:из лавки – счет, на обувь – хоть немного...Нет, недостанет...

И снова к добрым ты идешь знакомым.(Куда теперь их доброта девалась!)– Вот – мыло... Что? Не нужно?.. – И пред домомдругим стоишь, преодолев усталость.

Вечерняя работа... – Кофе чашку? —Ты подаешь... Минутка перерыва.Стоишь и улыбаешься с натяжкой,слеза из-под ресниц блестит пугливо.

А ночью, может быть, придет гестапо.Заплачет дочка... Вскочишь ты мгновенно,и будут шарить грязные их лапыв моем столе... Во всем, что сокровенно.

Неужто всё в тебе война убила?!Я – далеко... Но слышишь ли, родная,что я в порывах ветра с прежней сплоик тебе взываю?..

Рука умершей