Нам не спишут грехи… - Игорь Додосьян

Игорь Додосьян

Нам не спишут грехи…

«Я люблю человеческий голос. Одинокий человеческий голос, измученный любовью и вознесенный над гибельной землею. Голос должен высвободиться из гармонии мира и хора природы ради своей одинокой ноты».

Я, наверное, не поэт. Стихи не живут во мне. Мой мозг не ищет рифму по поводу и без. Я не знаю, что такое творческий замысел. Музы не прописаны в моём доме. Муки творчества не посещают меня бессонными ночами – я не ищу вдохновения и не рву в истерике исписанный пергамент. И очень крепко сплю – нет во мне поэзии. Живу. Ругаюсь и радуюсь. Люблю и нервничаю. Переживаю и восторгаюсь. Оглядываюсь на красивые ножки и покупаю туалетную бумагу. Ем шашлык и что-то презираю. Пью водку и торгуюсь с продавцами на базаре. Размышляю и ехидничаю… Но вдруг возникнет ОНО. В сердце, в мозгу, в крови. Оно мечется и плачет, кричит и терзается. И просит излиться. Как невыносимо оно болит и трепещет. Оно стучится в кожу и умоляет: «Выпусти!». И я хватаюсь за перо и бумагу…

Через несколько часов, выжатый и опустошённый, заваливаюсь на кровать и проваливаюсь в небытие. Так, наверное, засыпает роженица, исполнив долг перед природой. Оно родилось. Наутро я просматриваю вчерашний бред – просто, как любопытный читатель. Вижу технические и грамматические ляпы, пытаюсь расшифровать отдельные слова. Сердце стучит ровно. Руки не трясутся. Губа не закусывается. Дыхание не перехватывается. Закуриваю сигарету и навожу порядок в писанине. Через месяц снова просмотрю, подчищу и причешу. И если не выброшу в мусорную корзину, то вложу листок в папку с заглавием «стихи».

Слезами моется душа…

Глупые люди живут в социализме. Глупые люди живут в капитализме. Передо мной красивейшая женщина! Она не имеет никакого отношения ни к демократии, ни к коммунизму. Но у неё особые отношения со мной. Какие же это отношения! Вам и не снились такие… Мы пьём с ней

«Havana Club». Никто не мешает мне выпить с любимой женщиной бутылочку хорошего рома – ни буржуй, ни комсомолец. Моя женщина кружится в танце. Не под патриотическую музыку – из динамиков льётся божественный Шуберт. Я увожу женщину в майский сад, и мы падаем с ней в дурманящие травы. Пьяный май… Он буйствует в тоталитарных и либеральных мирах, и луна бессовестно подглядывает за влюблёнными на всех социальных территориях. Мы с женщиной бесстыдно валяемся на ничейной земле. И живём мы с ней не в капитализме, не в социализме – мы живём всё на той же, грешной. Вы хотели услышать, как я понимаю счастье? А я только что рассказал о нём.

«Здесь воздух не тот, даже небо иное…»

Здесь воздух не тот, даже небо иное,Здесь счастье чужое, и город не мой,И душною ночью твоей красотоюВладеет в истоме мужчина другой.

И я, возжигая Всевышнему свечи,За помыслы грешные крест свой несу,Не вправе обнять эти хрупкие плечи,Не вправе погладить тебя по лицу.

Какие права, если просто знакомыИ нету вины предо мной у тебя?Какие права?.. Просто мозг воспалённыйПокоя не знает, ревнуя, любя…

«Без вина в хрустале, без оплывших свечей…»

Без вина в хрустале, без оплывших свечей…Электричество, люди чужие,Да за водкой гонцы, пафос пьяных речей,Стол, окурки, бутылки пустые…

Мы в дыму и во лжи, словно тонущий бриг,Сердце раненой птицею бьётся.На губах твоих страсть, и в глазах твоих – крик,А компания шумно смеётся…

Корабли проплывают, не видя беды –Капитаны пьяны до упора,И пучина смыкается всплеском воды,Укрывая любовь от позора.

«Осень серая бродит в садах облетевших…»

Осень серая бродит в садах облетевших.Город в тусклых потеках несвежих дождей.Нас, промерзших в ночи и к теплу не успевших,Во дворец не пускает швейцар у дверей.

Там, за окнами, свет и звучат менуэты,А в каминах огонь, и в бокалах вино…И красивые пары кружат по паркету…Не смотри в освещенное это окно:

Наш просрочен билет, и, по лету тоскуя,Мы стоим под дождем на осенних ветрах;Я дождинки солёные тихо целуюНа лице дорогом, на озябших губах.

«Мы на разных с тобой полюсах…»

Мы на разных с тобой полюсах,Об одном мы двояко толкуем;Мы на разных поем голосахИ по-разному даже тоскуем.

Вправо, влево от точки нуляНаши доблести, наши пороки;Лишь, по разным дорогам бредя,Одинаково мы одиноки…

«Как ты прильнула трепетно!..»

Как ты прильнула трепетно!Как ты призывно глянула!Что-то невнятным лепетомВ душу вдохнула пряное…

Потом рукою дрожащейЛомал сигареты яВо тьме, тишиной звучащей,Как песня неспетая…

Неслышные эти звукиНе дали тогда заснуть,И тело искали руки,И губы искали грудь…

Тобою хотел согретьсяИ ласкою плоть томилась,И сердце искало сердце…С чего бы? Скажи на милость!

Ах, да, ты прильнула, помню я,А я возомнил… да что там!Прости мне ту ночь бессоннуюС фантазий моих полётом…

«В глазах твоих тепло и страх…»

В глазах твоих тепло и страх,Природы зов к тебе и только.Но почему же на губахОт поцелуев стало горько?

В грехе своём святая ты,А я в святом безумстве грешник.Я весь – надежда, ты – мечты,Я – злой февраль, а ты – подснежник.

«Настанет час: терзаясь давней мукой…»

Настанет час: терзаясь давней мукой,Авансом бога за грехи моля,Пойдёшь туда, где девственной порукойДушились страсти, душу опаля.

Однажды ночью, слыша зов Эрота,Крадучись в зарослях домов, как в дебрях зверь,Отыщешь номер 49 на воротах,Скользнёшь тайком в незапертую дверь.

Войдёшь ко мне, чтоб прошептать: «Не надо…»,И грубой нежности чтоб уступить,За одиночество принять награды,И грех пред сердцем плотью искупить.

В объятьях жарких заплетутся рукиЧтоб прекратились, в жажде утолясь,Протяжным стоном сладостные муки,И ты заплачешь, поздно застыдясь.

«Ещё вчера всё – без печали…»

Ещё вчера всё – без печали,Покоя долгого пора,Часы тихонечко стучали,И ночь со сном – ещё вчера.

Терзаний не было и муки,Был день на прожитый похож,В нем – не заломленные руки,И не измена, и не ложь,

И не любовь… В огне сомненьяВдруг мозг кипит, стон на губах…Величье взлёта и паденье,Объятий жар, холодный страх…

Тут грех и святость, свет и тени,В глазах пьянеющих туман…Гордыня духа и смиренье,Надежда, вера и… обман.

И горечь дум, и сладость речиДля укрощения стыда…Всё сразу, вдруг!.. И гнутся плечи.О, как кружится голова…

И руки падают бессильно,И высший суд себе верша,Как пыльный сад прохладным ливнемСлезами моется душа.

«В одиночестве сердце затравленно стынет…»

В одиночестве сердце затравленно стынет,И огня не видать в беспредельной ночи,Вопиющего глас пропадает в пустыне,Даже эха не слышно – кричи, не кричи…

Но в захлёбе кричу я до хрипа, до писка,Как в заснеженном поле подраненный волк…Ну, а ты ждёшь стихи, как доставку подписки,Принимая любовь, как просроченный долг…

Я уйду – только вот докурю сигарету.Не доставит печали тебе мой уход…Развернулась не так, понимаешь, планета –По ошибке я принял закат за восход.

Женщине

Как на исходе жизни сердце сжалосьИ мечется затравленно в груди.На сколько в нём любви ещё осталось?Глоток иль море? Что там впереди:

Величие иль слёзы покаянья?Отверженность? Насмешка подлеца?И бьётся сердце сгустком мирозданья,И ты любить готова без венца,

Без пения псалмов благословенных,Кровинкой, плотью, сердцем и душойПод взором глаз насмешливо-надменных,Под рёв толпы, бездушной и слепой.

И страсть кипит, прорвавшись из оков;Вершит свой суд недобрая толпа:На плаху чёрную жестоких языковПод меч молвы кладётся голова.

Они беснуются и пьяные без водки,По телу чистому, слепящем белизной,Плевками с губ, шипением из глотки,По сердцу метя грязью и слюной.

А ты, слезами грязь с себя смывая,В последний раз, страдая и любя,Стоишь над ними гордая, святая,Величие в паденьи обретя.

«Зажгла костёр в душе моей…»

Зажгла костёр в душе моей:Спасибо, нам тепло в ненастье.Присядь, и руки обогрей,И насладись недолгим счастьем.

Ты просто путник – что скрывать?!Уйдёшь, костром моим согрета,Чтобы другие зажигать,Тропой своей скитаясь где-то.

Огонь иной души разгонитХолодный мрак твоих ночей,На грудь твою лицо уронитДругой, меня не горячей.

А мой костёр затопчет кто-то,Присыплет пыль, дожди зальют,Холодным вылившись потопомНа твой сегодняшний приют.

Шалом