Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

Настасьича [81] и предаётся там пьянству и разврату с попадьёй-колдуньей. Что, мол, недолог час, когда галичане восстанут против Владимира, а поскольку бежать ему некуда, кроме как в Венгрию к родне, к королю Беле, то непременно вмешается родственник короля – Фридрих Рыжебородый [82], а это неизбежно втянет нас в междоусобицу, поскольку с Рыжебородым у Бессмертного самые наилучшие отношения.

В тот день Бессмертный проиграл Горыну много серебра и злата. Змей и скажи, что долг карточный брату простит, если ты, Инкуб, у него служить станешь в помощниках, такой расторопный да ловкий.

А царь брату, мол, бессмертные наследники царского рода только ему, Кощею, прислуживать могут. И похвастался, как отдал тебя, мальчишкой, принцу Оробасу на воспитание, как заклятье навёл. И добавил, что только ты сам себя освободить сможешь, когда человеком станешь и его, Бессмертного, одолеешь. И посмеялся, что, мол, никогда этому не бывать, потому как никто от бессмертия добровольно не отказывается.

Горын бородку погладил и говорит брату:

– Вскормил ты зверя, брат, а сам того не ведаешь.

Бессмертный только улыбнулся и похлопал Змея по плечу:

– Какая кошка между вами пробежала? Были друзья – неразлейвода…

– Ты знаешь, какая кошка, – вздохнул Горын и поправил козырь на кафтане. – Скажи лучше, как племянница Василиса поживает? Небось ещё краше стала?

Бессмертный хитро улыбнулся:

– Глаз не отвести…

– Чем она занята?

– По-прежнему учится. Живёт у дальних родственников у тётки Живы… у той самой Живы… учится у неё премудрости.

– При такой красе премудрость, конечно, необходима, – улыбнулся Горын.

– Не скажи, с ней интересно. Будет о чём мужу поговорить между рождением детей. Я дур не люблю… потому и учу. Но Иван тебе её не уступит.

Горын расправил плечи в сверкающем слузе [83]:

– Это мы ещё посмотрим. Когда в Лукоморье её отправишь?

– Не готова она ещё. Подождём до листопада [84]. Сначала в «Зелёный Дуб» девицу привезу, а потом уж и до Старого Капева дело дойдёт. А ты не вздумай ей на глаза показываться.

Горын опустил голову:

– Она же не знает, кто я, а мне взглянуть на деву – жизни глоток.

– Ишь ты… Потому и нельзя, что испугаешь. Ты на себя посмотри – высокий, плечистый, руки по локоть в золоте, ноги – в серебре, глаза горят. В грядущем времени – мужики вялые, хлипкие, ножа в руках не держали – не то что меча. А ты – другой, сразу привлечёшь внимание.

– Так мне того и надо – привлечь её внимание – Горын провёл рукой по русым волосам и поправил спатарь [85] в пурпурных ножнах между широко расставленных ног.

– Знаю я тебя, Змей. Для тебя, где мёд – там и ложка.

– У меня серьёзные намерения, – Горын тяжело вздохнул.

– Ты, я вижу, маешься, братец. Глаза, как у молодого тельца – с поволокой.

– Ох, маюсь…

– Говорят, ты всех наложниц отослал, один теперь живёшь?

– Отослал, – усмехнулся Горын, – давно уже… как её увидел. И чёрт в монахи ходит, братец.

– Не боишься её в жёны брать? Всё-таки кровное родство…

– Мы с тобой братья родные, но не единоутробные, а единокровные – матери разные, отец один. У нас разные родовые имена. Значит, по закону я могу взять её в жёны.

– Знаю, знаю… не серчай. Как в Лукоморье дочь отправлю, высылай сватов…

Разговор у них опять пошёл о князе Осмомысле. Горын заметил, между делом, что, мол, такой был мудрый да могучий царь Осмомысл, всю родню в страхе держал, войско имел, что могло шеломами Днепр вычерпать, а любовь свою, Анастасью, сберечь не смог. Обезумевшая толпа с боярами сожгла её заживо, привязав к столбу перед теремом, а Осмомысла смотреть заставили на очистительный огонь и крест целовать на том, что с законной супругой Ольгой помирится и сына Владимира простит и приблизит. Вскоре и до Владимира черёд дошёл. Тоже хорош – любовницу свою от живого мужа, попа, отнял. Двух детей от попадьи имеет, а защитить супругу не может – народ галицкий грозится сжечь её, как Анастасью у отца.

А Бессмертный отвечает брату:

– Ты не хуже меня знаешь, братец, что Инкуб Острый, Иван-царевич, которого ты в счёт карточного долга просишь, брат двоюродный князю Владимиру, племянник его матери княгини Ольги, племянник Всеволоду III [86], внук Гюргия Долгия Руки и родной сын царя Андрея Боголюбского. Если наш Иван-царевич захочет претендовать на галицкий стол, у него есть все шансы, да что на галицкий – на владимирский престол!

– Что же он медлит? – усмехнулся Горын.

– Кто его знает… Иван-царевич так хитёр-мудёр, что не поймёшь, что у него на уме. Весь бы прост – да лисий хвост… Если в поход пойдём на Галич, Иван-царевич полки поведёт. Может, и возьмёт власть. А ты, Горын, над Иваном не властен – он царевич Лукоморья. Его указы в Лукоморье сильнее моих. Не кидайся на Ивана-царевича – силушкой-то вы равны, здесь хитростью надо брать. Иван-царевич – сильный волхв и знает, что ему на роду написано… и тебе, и мне. А вот мы того не ведаем.

Афанасий ухмыльнулся:

– День был солнечный, жаркий, ленивый. Тёк, как кисель. Только мухам отрадно. Вид из окна – поспевающие хлеба и всклоченные белые тучки на синем небе до самого дальнего леса. Словом, скука смертная.

Я из чары отпил и громко икнул. И тут Горын взглянул на меня, узнал и очень удивился:

– Никак ты, боярин Афанасий Дхоль?

– Я, государь Корней Горыныч. Будьте здоровы! – И я поднял чару с вином и осушил.

Горын усмехнулся:

– И тебе не хворать. Почему же ты не в походе?

– Тут мои услуги больше нужны.

– Ну да… Как бы на хмель не мороз – он бы тын перерос, – засмеялся Горын.

– От раны я лечусь.

Тут он ещё больше удивился:

– Так на тебе всё заживает как на собаке.

– Не в этот раз, государь, – а у самого уже всё плывёт перед глазами, – одна валькирия постаралась… у неё меч ноктинианским ядом был смазан.

Горын сочувственно поцокал языком:

– Видать, очень нравишься ты ей, если так боялась твоей победы. Беда, однако, – Горын глазами на меня сверкнул, – много слышал из сказанного, Афанасий?

– Да всё, почитай, слышал, государь. – Я икнул ещё громче и уселся в кресло.

– Эва, братец, как ты набрался-то…

И тут в соседней зале раздаётся звон, треск, чей-то жалобный вой и отборная матерная брань. Двери распахиваются, и входишь ты.

Злой как чёрт. Шелом под мышкой, немытые, пыльные волосы прядями закрывают лоб. Лицо в саже, кота на рукавах в обгоревших проплешинах, кольчуга порвана, зерцало на груди погнуто от удара мечом,