Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

дождь. Машина стояла на обочине безлюдной загородной грунтовки. Впереди светились оконца небольшого села, рядом за шлагбаумом темнела в ранних сумерках поросшая низким осинником просека.

«Зачем я здесь? Как оказалась за городом? Кажется, я хотела полюбоваться лесом… вот и полюбовалась…»

Рядом остановился баклажанный «жигулёнок», и круглолицый водитель опустил стекло. Я опустила своё.

– Ну что, опять к нам? Нашла Афоню-то, девонька?

– Афоню?

– Ну да, тебе проехать нужно было по просеке, он вроде знал, как…

Я взглянула на незнакомого водителя, на непроходимые чащи осинника:

– Нет… не думаю, что мне туда нужно. Как ваше село называется?

«Разве мы раньше встречались?»

– Ликино, – у мужика вытянулась физиономия.

– Спасибо, – закрыв стекло, я проехала вперёд по узкой грунтовке, чтобы развернуться.

Разворот я нашла в конце улицы, у деревенского дома с резными наличниками, стоявшего в тени разросшегося яблоневого сада, пестревшего желтизной и гроздьями неубранных яблок.

Я вышла из машины и пошла к небольшому прудику, покрытому опавшей листвой. На деревянных мостках к доскам прилипли влажные, ещё яркие листья. Я подошла к краю мостка и заглянула в прозрачную глубину. Вначале я ничего не увидела. Но вот листва разошлась, открывая поверхность воды. На дне, у тёплого ключа, бьющего из-под махровой илистой кочки, свернувшись в кольцо, сложив крылья, спал дракон. Он положил змеиную голову на хвост, ровно и глубоко дышал. Под хвостом что-то ярко блеснуло, переливаясь всполохами солнечного света и воды.

«Это же… это же гроб! Хрустальный!»

Я представила себе кромешную тьму подземелья и качающийся на четырёх цепях гроб.

«Это для тебя, Василиса! Нравится?» – послышался голос из воды, и зеркало пруда заволновалось под взмахом змеиного хвоста.

«К… конечно!»

«Третий гроб!»

Змей по-прежнему спал, свернувшись в кольцо.

«Ну, спи, спи, Корней…»

Когда я села за руль и тронулась с места, с яблони слетела небольшая птичка с длинным хвостом. В клюве она держала веточку. Птичка села на деревянном штакетнике, выпустила веточку из клюва и, подняв головку, издала руладу мелодичных, приятных звуков:

– О-оми-и-и… ну-ум! Оминууум! О-оооминум!

Я опустила стекло, остановилась, заслушавшись. Птичка скакала по забору и пела, нисколько меня не боясь.

– Ооо-минум! Ооо-о-миии-нуум! – заливалась пичужка.

– Ты говоришь «оминум», птичка? – спросила я и рассмеялась. – Ну вот, я уже разговариваю с птицей!

– Оминум, – произнёс низкий голос из сада.

Я вгляделась в тень под деревом. К калитке приблизился высокий рыжеволосый мужчина в тёмно-сером плаще до пят. Он смотрел на меня. И я невольно загляделась на парня. Под плащом блеснули золотом кольчужная бадана и щиток зерцала на груди с изображением вороного коня, вставшего на дыбы. За спиной богатыря возвышался такой же каурой масти, как и парень, крупный жеребец. В переметных сумках, перекинутых через луку седла, тускло блестело холодное оружие и переливалась парча богато расшитой золотом одежды.

Витязь держал левую руку на перевязи длинного меча в алых ножнах, а правую прижал к груди и низко мне поклонился. Каурые глаза в упор смотрели в мои, а по узким губам пробежала сдержанная улыбка.

Я кивнула в ответ и, развернув машину, поехала прочь из Ликино.

«Странные здесь жители… В кольчугах ходят».

«Однако, уже пять часов! Скоро начнёт смеркаться! Мне надо успеть на самолёт! Долго же я спала!»

«Оминум!»

«Омиии-нууум!» – пропела на прощание птичка где-то рядом.

«Оминум! Я раньше слышала это слово? И совсем недавно! Или давно?»

Внезапно я вспомнила! Подруга Эвка рассказывала мне, что видела пузырёк с жидкостью «оминум» в тайнике секретера Бомарше. То ли в квартире у матери… то ли в антикварном салоне её дяди. От неожиданности меня бросило в жар, и я остановила машину на обочине и опустила стекло. Осенний пряный воздух ворвался в салон, и я произнесла вслух, обращаясь к птичке:

– Точно, дядя Боря! Антиквар! У него антикварный магазин на Петровке. Смешливый лысый человечек! Эвка случайно обнаружила тайник и спёрла ключ на память. Носит ключик на цепочке, всегда при себе держит… Точно! Она показала мне старинный пергамент. Эвка рассказывала, что ездила к какой-то знаменитости, чтобы перевести текст с пуативинского! Странно… но текст врезался мне в память! Как же там? Кажется, так начинается… «В лето 7271 года от сотворения мира прекрасная валькирия Светлая Гондукка… создала волшебное снадобье… Оминум – «превращающий в человека». Желающий принять человеческий облик демон должен выпить напиток, состоящий из настойки пиона и оминума, в расчёте одна капля на один сим веса…»

«Оооо-миии-нум!» – услышала я пение птички совсем рядом и вспомнила, что на Эвкином ключе тоже было изображение птички с веточкой в клюве.

«Вот почему я вспомнила!»

«Надо разыскать Эвку и рассказать об оминуме! Но Эвелина говорила при встрече, что всего неделю в году она в образе человека! Кажется, сейчас! До новолуния! Надо спешить! Самолёт в девять, если потороплюсь, успею к Эвке! Я знаю её адрес! Только бы она была дома!»

Я гнала в город как сумасшедшая.

В густых сумерках на подъезде в Москву у светофора причудилась мне тень огромного вороного коня со сверкающей гривой. Конь встал на дыбы, громко заржал… и исчез. Следом появился крупный красный волк дхоль. Волк щёлкнул зубами и, махнув рыжим хвостом, скрылся в кустах на обочине. За волком на обочину выскочил щенок, оскалил железные клычки и побежал вслед за волком.

«Лудь!» – послышался шёпот из чёрных кустов.

Я вздрогнула и нажала на газ, оставив светофор позади.

«Кънязь любитъ тя, зело-де любитъ…»

«Спасибо, ладо!»

Чего только не привидится на ночь глядя на тёмной дороге!»

Глава 21

– Вот и всё… Теперь ты всё знаешь…

Я ждала реакции Вано.

А он будто отрешился от всего, выслушав мою исповедь, не отрываясь смотрел на горящие поленья в печи. Пламя ярко освещало черты красивого лица и сильные руки, скрещенные на груди. Через стеклянный потолок террасы светил тонкий серп серебряного месяца. Солнце зашло, но яркий край неба на западе ещё напоминал о его присутствии.

Там, во мраке ночи – тишина и покой.

«Но нет мне покоя!»

Мои чуткие уши слышат не только ночные звуки в доме и на серых холмах Нарикалу, но и биение сердца любимого.

Он наконец посмотрел на меня.

«Вот и ты, моя долгожданная награда… Конь и полцарства в придачу… Царевна… Лягушка моя бестолковая – дочь царя. Его Царство окружает тебя подобно платью из золотой парчи. Царевна моя! Лебедь белая! Платье твоё столь огромное, что ты представляешься мне в этом платье муравьиной маткой. И вся жизнь муравейника в твоих руках. А ты не знаешь, не ведаешь… Я даже