Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

завидую Афоне с его подружкой из кабака. Та хотя бы доступна. Он может подойти к ней, взять за руку, не опасаясь за её судьбу. А я не могу даже приблизиться к тебе, ладо, с риском не наступить на необъятный подол… Как же мне быть?»

Иван вынул из кармана небольшую табакерку. Не спеша набил маленькую трубку с янтарным мундштуком. Он затянулся, и запах лесных фиалок лёгким облачком разошёлся по комнате.

«Это не табак! Это барвинок! Инкуб тоже курил трубку с барвинком!»

Я и сама иногда курила этот магический цветок русичей. Успокаивает, но не туманит сознания. Достать эту редкую траву было непросто, а для курения – невозможно!

«Откуда она у него?

Вано не слышал моих мыслей. Он стоял у камина, и красный огонёк трубки пламенел в темноте. Но я слышала его.

«Бедная девочка, думала спрятаться на острове – от жизни не спрячешься, жизнь не любит отшельников… Такая нежная, как весенний цветок! Вот задала мне задачку… То ли страшно за тебя, то ли совесть мучает…»

«Но как рассказывает! Заслушаешься! Очи сверкают, губки дрожат… Сладость! Так и бы и проглотил целиком! Только и думаю, как целую-милую тебя ночи напролёт! Ах, красота моя, что же ты делаешь со мной! Ладо! Алость нежная! Потому и желаю тебя каждую минуту! Ты могла бы не говорить мне ни слова – я всё понимаю без слов. Я слышу твой голос, даже если ты молчишь!»

Вано потёр ладонью левую сторону груди, унимая сердцебиение, взглянул на меня и улыбнулся:

– Ты прекрасный рассказчик, Василиса.

Я чуть не разрыдалась от разочарования. Отвернулась, чтобы Иван не видел моего лица. Как же так! Я такое… такое ему рассказала! А он думает, что это… сказочки! Чего доброго, скажет, что на нервной почве у меня разыгралось воображение, и я наплела ему с три короба небылиц!

«Не скажу, ладо!»

Вано подошёл близко. Глаза его непокорно сверкали в свете кострища. Такой знакомый мятежный взгляд, как у… Инкуба.

– Но твой рассказ не окончен, Василиса… А я знаю, чем закончится эта история.

«Не может быть! Они совсем не похожи! Неужели это он…»

Вано достал из сундука пледы и расстелил их на диване.

– Что ты делаешь? – Я видела затаённый блеск в его глазах. От его былой робости не осталось и следа.

– Готовлю концовку.

Вано снял пиджак, аккуратно повесил на спинку стула, потом снял сорочку. Любовник обнажался передо мной, и я как зачарованная смотрела на его плоть – на шее тускло блеснула цепочка старинного плетения и потемневшее серебро медальона. Причудливые узоры древних рун тонкой филигранью оплетали его. Такой же, сколько помню себя, носила я с детства.

– У тебя этот медальон? Откуда?

– Он всегда со мной… сколько помню.

Я приблизилась к Вано, открыла медальон: внутри переливчатой финифтью тускло поблёскивал мой портрет. Я недоумённо уставилась на Вано.

– А свой покажи? – хрипло прошептал Вано, и губы его коснулись моих волос.

– Ты знаешь, что у меня такой же?

– Мне ли не знать.

Я открыла свой медальон и посмотрела на изображение внутри. Точная копия Вано – русоволосая, синеглазая, смотрела на меня с портрета.

«Не может быть! Это ты! Я поверить не могу! Иван-царевич!»

* * *

«Я вспомнила вечер накануне брачной ночи в Старом Капеве.

Когда Инкуб вошёл в мою опочивальню, я стояла у очага. Он подошёл сзади и обнял за плечи:

– Замёрзла, голубка? Я согрею…

– Подожди… подожди… не спеши!

– Я не спешу, ладо! – Инкуб подхватил меня на руки и понёс в постель. Его тёмные очи ярко сверкали, волосы иссиня-чёрными прядями закрыли лоб, когда он наклонился надо мной. Из узкого выреза сорочки выпал и закачался перед моим лицом знакомый медальон.

– Подожди же, – я упёрлась руками в твёрдую грудь, – откуда у тебя этот медальон?

Инкуб выпрямился и озадаченно посмотрел на меня:

– Ты шутишь… неужели и впрямь не узнаёшь меня?

– Мне… мне в детстве подарил такой же медальон Иван-царевич!

– Я и есть Иван-царевич! – улыбнулся Инкуб.

– Но как же… на портрете… светлые волосы, синие глаза…

– Прошло много лет с тех пор. Светлые волосы могли и потемнеть, а очи темнеют, когда я смотрю на тебя, царевна.

Тени очага ярко плясали на стенах. Глаза Инкуба, казавшиеся мне чёрными, были и правда синие, почти кобальтовые, с ярким голубым ободком вокруг зеницы.

– Убедилась? – Инкуб был уязвлён. – Может, Афоню позвать, чтобы он подтвердил мою личность? Можно и весь город… если пожелаете, Василиса Михайловна.

– Но… ты же Инкуб.

– В чём противоречие? Ну да, я Иван-царевич, Великий бард Лукоморья по прозвищу Инкуб Острый… – Инкуб вздохнул. – А вы, Василиса Михайловна, хоть и Премудрая, обладаете потрясающей способностью – блуждать в трёх соснах.

– Ты мог бы и раньше мне сказать, – попыталась я защититься.

– Весь город три дня подряд кричал на всех улицах и площадях: «Иван-царевич!»

– Извини…те меня… я и правда бестолковая…

– Так ты поцелуешь меня? – Глаза Инкуба зло сверкнули. – Тогда прощу.

Я привстала на цыпочки и поцеловала Инкуба в гладкую щёку. Он смотрел на мои губы:

– Неплохо… но для прощения недостаточно. Ещё… – потребовал он, но голос уже рокотал пылко и нежно.

Мои губы потянулись вверх, повинуясь не разуму, а глазам, что смотрели нетерпеливо и страстно на мои губы.

Инкуб обнял меня, поддавшись навстречу, и я удивилась, сколько нежности было в его порывах. Наши губы встретились, и поцелуй охватил головы и тела.

Я помню, что оба мы уже задыхались, когда Инкуб, прервавшись на мгновение, стянул с себя сорочку и, обнажённый, навис надо мной. Его рука легла на моё бедро и потянула вверх подол ночной рубашки…

В ту секунду взгляд мой скользнул по окну, и я увидела слабое свечение.

«Неужели уже рассвет? Почему на западе?» – мелькнула странная мысль.

Инкуб недоумённо посмотрел на меня и оглянулся на окно.

В тот же момент в коридоре послышался грохот кованых сапог, звякнули топорища секир, и дубовая дверь в опочивальню, оббитая изнутри войлоком, сотряслась от ударов:

– Великий бард! Инкуб!!! Царевич!!! Беда!!!

Инкуб скатился с меня, в мгновение ока натянул порты.

– Это я – Афоня! Отворяй, мой бард! На город напали!

Дверь, тяжёлая, как ворота, с лязгом сорвалась с петель, и в комнату ввалился Афоня с полным вооружением в руках. Он с грохотом скинул на пол кольчугу, портупею, кинжалы и мечи – полутораручный для ближнего боя и лёгкий сабельный.

– Кто напал? Когда? – Инкуб споро натягивал на сорочку стёганую коту. Афоня уже пристраивал ему на плечи кольчугу – блестящая чешуя со звоном упала до колен, и Афоня, пристёгивая одной рукой на шее и шеломе