Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

Когда русский царь Гостомысл строил Новый Город на Волхве, за усердие и помощь одарил он своего воеводу Люта Свинельнича по прозванию Кучков, прапращура моего, землями на Москве-реке, что в народе Смородиной зовётся.

Пришёл Лют с дружиной к Москве-реке и видит: на холме высоком, что над Козьим болотом, камень лежит белый и на нём написано: «На этом святом месте быть городу».

Лют огляделся: кругом ни души, бор сосновый шумит на берегу большого пруда, ручей бурный Черторый [90] у холма журчит, а на холмах берёзовых, счётом семь, места ровные, словно для сёл Господом подготовлены.

Прошли годы, и расцвели сёла красные на семи холмах, укрепился род боярский Кучковых.

Сильнее нас никого на Руси не было ни в Новгородской земле, ни в Суздальской, ни в Кийе, ни в Чернигове, ни в Рязани. Крепко с княжескими родами мы были родством повязаны. В каждом роду, в каждой семье боярской – и родня, и друзья.

А любил я Улиту, дочь старого боярина Степана Кучкова, сестру троюродную. Был ей женихом, а боярину – будущим зятем. Весной свадьбу должны были играть, но, на беду, в земли Московские, как лёд на реке сошёл, пришёл по Клязьме князь Гюргий Долгия Руки, дань собирать, мыто взыскивать.

Принял боярин Кучков дорогого гостя: пир семь дней гудел, мёд столетний открыли, улицы цветами выстлали; зрелища, подношения и одарения длились неделю…

Понравились князю села Московские, красные, а пуще приглянулись несметные богатства Кучковские. Нашёл князь повод и казнил боярина Кучкова, любимого своего тысяцкого. Богатства забрал, казну три дня вывозил во Владимир. А дочь боярскую, мою невесту Улиту прекрасную, сыну своему, князю Суздальскому Андрею в жёны отдал.

Её кости уже много лет гниют в сырой земле. Тогда и моя жизнь кончилась… Я долго ждал мести и отомстил за наш род. С каким удовольствием я убивал Андрея, тебе, Василиса, и не представить. Резал жилы на руках, чтобы он медленно истекал кровью…

* * *

Я вспомнила, как на прошлой неделе Инкуб рассказывал мне о давнем злодействе – убийстве царя, Великого князя Андрея Боголюбского. Знал он об этом от монаха Луки, что служил тогда в Боголюбове. Брат убиенного Андрея, Великий князь Владимирский и Суздальский Всеволод, за смерть с боярами Кучковыми расплатился лютой смертью, но кое-кому удалось бежать.

Списки с именами воров и заговорщиков глашатые каждое утро кричали по базарным площадям. Все воры из красных сёл, что на Москве-реке и на Неглинке-реке, из бывших владений старого боярина Кучкова, а ныне из нового града, что Кучковым-Москвой зовётся…

Ключника Анбала и Кучковичей, да распутную Улиту уже казнили, казнили ещё человек двадцать из челяди, а остальных не нашли.

Монах рассказал, что в ночь убийства царя Андрея секли мечами, кололи копьями.

Особенно старался Кучкович и друг его, Стырята.

«Удар у Стыряты был особенный, под углом с протяжечкой», – так рассказывал Лука, ставший случайным свидетелем убийства.

«Покойный князь очень уж любил водицы колодезной, холодной испить перед сном. Особая в Боголюбово водица, целебная».

Вот Лука водицу и носил. У княжеской опочивальни ушат с водой принимал любимый слуга князя – Прокопий.

«В ту летнюю ночь луна светила ярко. В Боголюбово ночи в изоке месяце светлые, ясные, не то что здесь в Лукоморье. Иной раз так светло, что ни факела, ни лампады не надо с ночи до утра».

Вот эта светлота и вышла на руку злодеям. Если бы ночь темна была, то, может, и жив бы остался князь Андрей. В покровах тёмного дворца воры нипочём бы его не отыскали…

И Лука рассказал, что вошёл в княжеские хоромы примерно в первом часу ночи [91], сразу после вечерней зорьки. Обычно в это время князь ещё не ложился. Почивал князь отдельно уж лет десять, не на супружеском ложе с изменницей, похотливой Улитой, а наверху, в горнице у лестничной башни, что соединялась проходом с собором Боголюбского монастыря.

Когда Лука пришёл к башне с ушатом воды, Прокопий его не встретил. И стражи у лестницы не было. Лука очень удивился, поставил ушат на пол, прислушался.

За дубовыми дверями была слышна неясная возня. Лука открыл дверь и услышал шум жуткой драки. Он побежал наверх. Там, в глубине коридора, толпа с криками и матами ломала дверь в княжескую опочивальню. Лука в полумраке коридора наткнулся на окровавленное тело Прокопия.

Человек двадцать вломились внутрь. Лука за сердце схватился, но пошёл за ними.

Кучков зять, играючи саблей, наступал на безоружного царя Андрея. За ним толпились сподручники, с мечом наступал Яким Кучкович. За Якимом, с саблей, визжа, как нечестивый половец, бросился Стырята.

Оба, зять и Стырята, наслаждались казнью. Убивали не торопясь, наносили удары издалека, концами клинков, с протягиванием, разрезая плоть князя по рукам и стегнам, и спине. Князь защищался как мог, но душегубы, горячась от ярости, били его по рукам саблями всё жестче. Яким ударил мечом в затылок, а Стырята наискось в рамо и в ключицу. Сильнейший удар саблей нанёс зять и отрубил князю десницу ниже локтя.

Кровь хлынула рекой, князь упал, а Лука вышел из оцепенения:

«Что ж вы, душегубы, нечестивцы, делаете с царём своим!»

Дальше он ничего не помнил, поскольку получил в лоб удар мечом.

Очнулся, когда совсем рассвело. Удар мечом не погубил Луку. Над бровями горел обширный запёкшийся порез, из которого кровь уже не лилась, и голова шла кругом. Видимо, Яким, ранивший Луку, взял в спешке в руки первое попавшееся оружие и не очень-то умело им владел.

Лука встал; пошатываясь, пошёл в княжескую опочивальню. Тела князя там не было, а в комнате стоял страшный беспорядок и запустение.

Всё было разграблено.

К рассвету воры Кучковичи уже успели разграбить царский дворец. Не осталось ни ковров, ни сундуков, ни одежды, ни серебряной и золотой утвари. Исчезли иконы в окладах, книги в драгоценных жемчужных переплётах, сундуки с ризами и оружием, корона царская, накладные жемчужные пояса, алмазные перевязи, выбисеренные сёдла, золотые доспехи, меч Святого Бориса, золотые рыцарские шпоры и драгоценные золотые наплечники со святыми образами, подаренные Великому князю Андрею самим императором Великой Римской империи, давнишним его приятелем – Фридрихом Рыжебородым.

Когда Лука спустился вниз и вышел на улицу, простые люди грабили княжеский дворец и город. Снаружи опустошение выглядело ещё страшнее, чем внутри дворца. Тащили всё, что не унесли Кучковичи. Дошло до того, что поставили лестницы и полезли на лопатки [92], снимать иконы, сбивать золотые пластины с Золотых ворот.

Тело князя лежало в огороде. Над ним плакал его старый слуга киянин Фома. Увидев Луку, сказал:

«Оубьен же бысть въ соботу на ночь