Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

бармицу, протягивал портупею с зерцалом, на котором красовался вставший на дыбы вороной конь.

– Орда! Прошли временной переход!

– Но открыть временной переход может только волхв высшего уровня, владеющий Живой! – Инкуб с хрустом затянул ремни турьей кожи и нацепил на пояс два кривых охотничьих ножа и прямой, чеканный кинжал, заткнул за пояс топорик с длинной рукоятью.

– Среди нас предатель, мой бард! Стража на юго-западных Волховых воротах перебита. Враг уже занял южные потерны! Бой у Матрёниных ворот! На стенах сотни Буривоя и Луки Лукинича! Остальные вои собираются из домов и казарм.

– Сколько надо времени, чтобы всех собрать?

– Минут десять! Но каждая минута дорога, мой бард! Мои кмети ждут нас у дверей терема. Ещё десяток охраняют покои царевны.

– Командиров ко мне! – Инкуб пристегнул наплечные щитки и наручи.

– Уже ждут! – Афоня прилаживал щитки на сапоги и цеплял шпоры.

– Если центральные потерны не заняты, мы можем провести конников и ударить орде в тыл! Отвлечь от стен города!

Инкуб надел железную рукавицу, взглянул на меня, взял с сундука и бросил на постель платье и летник:

– Одевайтесь скорее Василиса Михайловна! Оставайтесь здесь и ждите вестей от меня. Я пришлю гонца, как только смогу. – Он подошёл, нагнулся и поцеловал меня в губы. – До встречи, ладо!

– До встречи, ладо, сокол мой ясный! – пришла я в себя и бросилась Инкубу на шею.

– Всё, пора! Идём, Дхоль!

Инкуб, звеня оружием и шенкелями, выбежал в коридор. Спустя мгновение я увидела его под окнами терема верхом на аргизе Псое.

Поднимая копытами белый снег, освещая факелами тёмные стены города, отряд с гиканьем и свистом пронёсся прочь к Рыночной площади.

Я оделась, заплела косы, надела кокошник, накинула шушун поверх платья и летника. Сердце моё стучало как сумасшедшее. В мутных стёклах окна отражалось зарево пожара на западе. Горела деревня у городских стен.

Афоня рассказывал, что в случае нападения на город жители деревни обязаны сами поджечь свои дома, лишая таким образом неприятеля материала для строительства осадных лестниц.

Через полчаса на пороге моей комнаты появился боярин Собота. Боярин был тысяцким в войске. О нём ходили разные слухи. Говорили, что он был непобедим в ближнем бою и обладал силой медведя.

В комнату вошёл средович [88], ещё молодой и красивый лицом мужчина в военных доспехах и высоком шеломе, украшенном в навершии длинными перьями. Хорош собой, но было в боярине что-то порочное, особенно в алых, сочных губах.

Я поднялась навстречу:

– Тебя князь Острый прислал, боярин? – Я удивилась, что тысяцкий не при своём войске, как надлежит во время боя.

– Да, князь прислал, – ответил Собота, и глаза его лукаво блеснули. – Великий бард велел отвезти вас в надёжное место. – Боярин вёл себя спокойно, говорил убеждённо, и я поверила ему.

– А как же князь?

– Позже князь пришлёт за вами, царевна… Поспешим! Пока открыты потерны, мы должны выйти из города! Когда спустимся к коновязи, не берите крупную лошадь, возьмите маленькую, охотничью, ту, что справа у колодца – она выносливей.

Мы спустились вниз. Охрана терема, поклонившись боярину и мне, пропустила нас, когда мы подошли к коновязи, и отвязав коней, взяв их под уздцы, отправились к центральному входу в потерны. Там, у широких ворот, уже скопилось сотни две всадников, но Собота потянул меня за рукав летника к низкой полукруглой дверце за кустом бузины:

– Нам сюда. Видите, обычная лошадь не прошла бы здесь.

Спустя, наверное, час – точнее сказать не могу – мы вышли из подземелья где-то в лесу.

Вокруг стояла тишина. Я огляделась: далеко за деревьями пламенел пожар.

– Часовня там! – показал боярин и выставил вперед факел. – Скорее, нас могут заметить!

Собота прекрасно чувствовал себя в лесу и видел в темноте не хуже кошки. Кажется, и факел был ему не нужен.

Нас никто не заметил, мы беспрепятственно прошли часовню.

– Не забудьте закрыть временной переход! – напомнил Собота.

Лошади, освещаемые яркой луной, лёгкой рысью поскакали прочь от города.

– Куда мы едем? – спросила я у Соботы, беспокойно оглядываясь уже на далёкое зарево пожара.

– В Тунь.

– Но… это же половецкие земли.

Собота молчал.

– Почему ты молчишь, боярин? Скажи, князю не угрожает опасность? Где аркуды? [89] Вчера ты говорил мне, что если открыть проход в часовне, то аркуды уйдут!

Собота засмеялся:

– Аркуды ушли, царевна, и больше не появятся здесь. Скажу по секрету, я и сам – аркуда.

– Но на город напала орда!

– Такое бывает, если оставить временной проход открытым? Но вы же не нарочно это сделали, царевна?

Сердце моё остановилось.

«Так это я открыла вчера временной проход и впустила орду!!! Я – предатель!»

– Я не открывала! Кто-то другой открыл! Я возвращаюсь!

Собота взял под уздцы мою лошадь:

– Это вряд ли!

– Инкуб будет искать меня!

– Очень на это надеюсь!

Собота с размаху ударил меня по голове. Земля совершила кульбит, и зимняя ночь накрыла меня тёмным покрывалом.

Очнулась я от холода. Промёрзшая земля с жухлой травкой лежала у меня под щекой. Пахло снегом и конскими яблоками.

Мимо лица прошлись туда-сюда сафьяновые сапоги и застыли у ямы, в которую Собота устанавливал высокий столб. От столба в разные стороны, разложенные по земле, тянулись пеньковые растяжки.

«Шатёр ставит», – догадалась я.

Собота зарыл столб, потопал вокруг сапогами и, взявшись разом за растяжки, одним махом, как зонт, раскрыл шатёр.

Боярин был без кафтана, в рубахе с засученными по локоть рукавами. На запястьях и выше я заметили ровные лесенки велесовых меток. От разгорячённого тела валил пар. Собота довольно оглядел работу и обернулся ко мне:

– Доброе утро, царевна. Как почивали?

Я шевельнула сухими губами:

– Подлец!

Собота усмехнулся и как тряпичную куклу поднял меня с земли. Он зацепил стянутые цепью руки на крюк над головой и вытащил кинжал из ножен.

– На твоём месте я бы не храбрился, царевна. Обещаю, твоя смерть будет мучительной и долгой. Даже если твой драгоценный Инкуб остался жив – в чём я сомневаюсь, – он не скоро тебя найдёт. Думаю, сейчас в Старом Капеве битва идёт жаркая. Чтобы отбросить неприятеля, биться нужно ещё день да ночь, да ещё день, может, и ещё ночь. Три дня сечи, да пока сюда доскачет – ещё три дня. Столько на холоде без воды и питья ты не выдержишь.

В голубых глазах Соботы не было жалости. Он сухо посмотрел на меня:

– Много лет назад и я любил… Я ведь из Кучковских, ты верно знаешь? Нет? Моё подлинное имя Пётр Кучков по прозвищу Стырята.

Мой род древний, из земель города Вольного, что в устье Одера.