Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

вече было решено на княжий стол в Новгороде посадить младшего сына Великого князя Андрея, моего кровника.

Каково же было моё изумление, когда встретил я своего врага лицом к лицу. В палаты воеводы входит сам князь Андрей, муж моей Улиты.

Князь, когда женился на ней, уже юношей не был. Чай старше Улиты лет на двадцать. Вижу – постарел, поседел, хоть и силён ещё, но уже сдаёт. На меня взглянул – не узнал, годы и меня изменили.

Сидит Андрей не весел, голову на грудь повесил. Одежды чёрные, траурные, золотом на плечах сверкают, глядит мрачнее тучи.

– Что не весел, князь? Зачем звал меня в Новгород? – спрашивает князя Бессмертный.

Андрей вздохнул горько и говорит:

– Чай, не слыхал? Тризну по сыну справил… Хотят вороги извести мой род на корню. Отца отравили, брата Глеба кияне окаянные сгубили, все мои братья и сёстры, кроме Ольги, уже мертвы, сын старший Изяслав убит, средний Мстислав убит… остался младший, малолетний кощей [103] Гюргий Андреевич, последний наследник моего рода.

– Так радуйся, друже. Твои братья и вовсе наследников не оставили, – усмехнулся Бессмертный.

– Мал ещё Гюргий, неопытен, всего-то двенадцати лет. Матерью Улитой избалован, и настраивает она сына против отца… сука похотливая. Чувствую, смерти Улита моей хочет, заговор готовит.

– Так казни её, – криво усмехнулся Бессмертный и на меня глазом рысьим косит.

Я и ухом не повёл, а внутри ненависть клокочет, будто ключ горючий.

– Не могу, – нахмурился Андрей, – жалею её, змею подколодную… После моей смерти недолго жить Гюргию. Без защиты царевич останется… всю родню истребили… лёгкая добыча для стервятников… Так что некому будет дело моё продолжить, память для людей сохранить о делах мои боголюбивых.

– Что ж ты раньше времени кручинишься?

Князь посмотрел хмуро:

– Ты знаешь, царь Нави, я просто так говорить не стану.

– Что же ты от меня хочешь? – спрашивает Бессмертный.

Князь вздохнул, русые пряди рассыпались вдоль лица. Он некоторое время обдумывал, стоит или не стоит говорить, но всё же сказал:

– Знаешь ли ты прорицательницу Живу?

– Как не знать? Мы с ней родня, хоть и дальняя, – кивнул Бессмертный.

– Двенадцать лет назад… когда выгнал я из княжества свою мачеху царевну Ольгу со сводными братьями перед походом на булгар, Жива явилась ко мне во Владимир.

В глазах Бессмертного вспыхнул интерес, он даже вперёд подался:

– Никак предсказала тебе?

Князь Андрей кивнул:

– Предсказала… что от рода моего и следа не остаётся. Все братья умрут без наследников ещё при жизни моей, а сыновей убьют и «сам ты оубиен будешь».

Хотел я схватить колдунью и повесить за такие слова на городских воротах, а она мне молвит:

– Останется в живых единственный сын, ещё не рождённый! Он прославит царский род. Твоё имя забудут, а его будут помнить и чтить в каждой семье, в каждом доме! Хочешь ли такого сына?

– Кто же не хочет? – отвечаю.

– Тогда слушай… Как поедешь на охоту, сверни с большака налево, в суздальскую священную рощу. Доедешь до вековых дубов – коня оставь и иди дальше по тропинке один. Дойдёшь до избушки, постучишь в дверь три раза, скажешь слово заветное (и тут Жива мне слово прошептала на ухо) – дверь и откроется. За столом увидишь девицу в покрове. Ты покров не снимай, на красу её не гляди. Дева тебя накормит, напоит, спать уложит. Как ляжешь с нею, лампаду погаси – на неё не гляди. Проведёшь с девой тёмну ноченьку, а утром уедешь. Вернёшься ровно через девять месяцев, в день Священного огненногривого коня, в первый день листопада – посмотришь на новорождённого сына Ивана-царевича и на мать. И никому, ни единой душе об этом не говори и дорогу в священную рощу забудь. Как пройдёт десять лет, вернись туда, забери сына у матери и держи при себе.

Сказала сие Жива, рукой повела и исчезла, будто не было её.

Я ночь не спал, ворочался, наутро собрался на охоту. Взял с собой слугу Прокопия да выжлеца покрупнее. Пострелял серых уточек, хотел уже домой возвращаться. Едем вдоль опушки по лесу. Вижу – гать ладная, хорошо уложенная, с большака отворачивает в чащу.

– Что это за дорога? – спрашиваю Прокопия.

– Да, бис его знает, батюшка, – отвечает слуга, – никогда не видел прежде. Вроде раньше тут была старая дорога на Суздаль. Говорят, ещё лет двадцать тому назад росла там роща священная, да епископ Ростовский Леон повелел всё вырубить. Чудеса!

Поехали мы по той дороге, доехали до дубравы. Стоят деревья вековые, руками вдвоём не обхватить. Велел я Прокопию ждать, а сам пошёл по тропинке один дальше. Вижу, избушка стоит в лесу, в оконце огонёк горит. Я к двери подошёл, постучал три раза, слово заветное сказал, дверь и открылась.

Сидит на скамье за столом девица, на голове – покров лицо закрывает, но покров неплотный – кое-что разглядеть можно. Чую – красы писаной дева. Но я не пялюсь, как было велено. А дева меня угощает яствами сладкими, мёдом поит.

Накормила, напоила и в баню мыться повела. Уж слаще бани у меня ни раньше, ни потом не было. При одном взгляде на девицу кровь моя огнём занялась, и провёл я с ней всю ноченьку. А как под утро уснула ладушка, я взял лучину и посветил ей в лицо. Господи, чуть не ослеп! Такой красы невиданной была дева!

Я тихонько оделся и вышел вон. Сам от радости ног под собой не чую. Дошёл до дуба, сел на коня, вернулся домой. На следующую ночь, мочи нет, думы только о деве под покровом. Еле утра дождался, поскакал туда. Но сколько ни искал – ни дороги, ни дубравы не нашёл. Лишь пни трухлявые от священной рощи остались.

Опечаленный вернулся я домой.

Долго ли, коротко ли, улеглась печаль у меня на сердце. Пошёл я в поход на булгар, одержал над ними победу и домой воротился с почестями. А день, когда в рощу ехать, помню точно, первый день листопада – день Священного огненногривого коня. Все дела за неделю отменил, сижу в хоромах – жду срока, как юнец безусый. Еле дождался назначенного дня. Чуть рассвело, а я уже на коне – поскакал, как ветер!

До гати доезжаю – на прежнем месте и дорога, и дубрава, и избушка. Я вошёл. Сидит она, краса моя желанная, покровом прикрывается, на руках царевича держит. Младенец красивый, крепкий, кругленький, глаза, как озёра – синие, мамкину грудь сосёт.

Меня при взгляде на красу аж зашатало. Смотреть – мочи нет, до того хороша.

– Кто ты? – спрашиваю я девицу. – Как