Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

временной проход. Кто-то помог ему… – мне с трудом давалось каждое слово.

– Знаю. Не разговаривай, тебе вредно говорить, ладо.

Я прикрыла глаза, наблюдая за Инкубом через опущенные ресницы. В дверь вежливо постучали. Нагнувшись, чтобы не задеть головой дверной проём, в спальню вошёл Горын.

– Здрав будь, мой бард. Как она?

– В себя пришла утром.

Я видела, как Горын наклонился надо мной:

– Что ж ты за девицей не уследил, мой бард.

Инкуб молча вздохнул.

– Мне надо осмотреть Василису, – Горын решительно откинул одеяло.

– Осматривай, – оскалился Инкуб.

– Почему раньше меня не позвал? Не тебе одному она дорога.

Инкуб лишь сверкнул глазами.

Горын завернул подол сорочки до шеи, скользнул взглядом по обнажённому телу, задержался на тёмном треугольнике ниже живота.

– Ты на рану смотри. Хватит пялиться, Корней Горыныч, – процедил Инкуб.

– Не учи учёного, – огрызнулся Горын, – исхудала она очень. Рана сочится под грудью. Месяц прошёл, а не заживает. Ты знаешь, что Собота все свои клинки ядом ноктинианской ведьмы смазывает?

– Нет.

Горын достал из-за пазухи стеклянный пузырёк с желтоватой жидкостью:

– Это противоядие. Надо держать на ране по часу на месяц молодой, среднюю и полную луну. Пройдёт, и следа не останется, – он намочил снадобьем тряпицу и приложил к ране. – Здесь ещё на два раза.

Я почувствовала лёгкое прикосновение тёплых пальцев. Приоткрыла глаза. На мелькнувшей у лица руке ярко блеснули перстни.

Инкуб опустил сорочку и прикрыл меня одеялом.

– Благодарю за врачбу, Корней.

– Не для тебя стараюсь, – Горын заметил, что я открыла глаза, и вынул из-за пазухи букетик ландышей и вложил мне в руку, – выздоравливай, Василисушка.

Он пошёл к двери, на ходу надевая высокую царскую шапку.

– С Соботой помочь?

– Сам справлюсь… Задавлю собаку… – процедил Инкуб.

– Он в Тунь ушёл с ордой. И вот ещё что, мой бард. Бульону голубиного сварить, крепкого. И ей бы птичьего молока. Достань! Это ты сможешь. За день на ноги поставишь…

Инкуб поклонился, и Горын вышел за дверь.

– Иван! – прошептала я.

– Всё будет хорошо, ладо ма, – ответил царевич».

– Аргиз! – вскрикнула я снова.

– Нет его, – повторил Инкуб.

Он поднялся из кресла, выпрямившись в полный рост. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я уставилась на него, не понимая, что происходит, и действительно ли стоявший передо мной мужчина – тот самый Инкуб, с которым я рассталась почти три года назад… Или расставание мне только приснилось. Жаркие объятия, тягучие страстные поцелуи…

Инкуб мало изменился с тех пор. Может, только морщинка между бровей стала глубже и взгляд жёстче. Как слюда блестят белки в глубоко запавших глазах. Одевается по-другому. Раньше он носил дорогие костюмы. Теперь джинсы и футболка выгодно подчёркивали атлетическую фигуру.

Инкуб стоял, подпирая стену. Руки в наколках и тонких лесенках белых шрамов скрестил на груди.

«Это и правда Инкуб».

– Здравствуй, Инкуб! Ты, наверное, снишься мне, – голос от волнения сел. Мне хотелось броситься к нему, вцепиться в плечи, только бы не ушёл.

«Я всё ещё сплю!»

«Ты спишь, ладо!»

– Здравствуйте, Василиса Михайловна, – ответил он сдержанно, не сдвинувшись с места.

– Я очень рада видеть тебя! – В горле застрял комок.

– А я-то как рад… словами не передать!

«Он издевается?»

Я внимательно вгляделась в его глаза. Кажется, он говорит серьёзно.

Инкуб отвалился от стены и подошёл к кровати:

– Как вы себя чувствуете? Голова не болит?

– Нет, всё прошло. – Я откинулась на подушки, все ещё не веря, что вижу его.

«Инкуб живой… Три года ни слуху ни духу…»

«Как, однако, он сдержан. Не верится даже! Не обнял! Руки не подал!»

В то же время на мне была свежая ночная сорочка, волосы аккуратно расчесаны и разложены по подушке, рядом на столике дымилась чашка свежего чёрного чая и в хрустальном бокале благоухала рубиновая роза.

– Кто-то из слуг остался в доме?

– Нет, мы одни здесь.

– Кто же меня переодел и уложил в постель?

Инкуб пожал плечами:

– Это сделал я, царевна.

– И чай тоже ты заварил, и розу сорвал?

Инкуб кивнул головой.

«Да!»

Было что-то знакомое в этом повороте головы. Я посмотрела на дверь, и привиделся мне Аргиз. Конь будто стоял за распахнутой дверью, чёрный, со сверкающей гривой, красивый и ужасный одновременно, с пылающими умными глазами.

– А где Аргиз?

Инкуб смотрел на меня, не сводил блестящего лихорадочного взора.

Я дотронулась рукой до его груди и тут же отдёрнула. Невыносимый жар обжёг пальцы.

«Так это был не сон!»

Я прикрыла рот рукой, чтобы не закричать.

– Как! Ты! Аргиз? Иван-царевич! Нашлась всё-таки женщина, которая назвала тебя по имени! И поцеловала! И эта женщина… я?!

Инкуб кивнул и усмехнулся:

– Я же говорил, что нравлюсь тебе.

– Поверить не могу! Где же ты был так долго? Почему не давал о себе знать? За три года – ни весточки, ни строчки!

– Вы сами всё видели, Василиса Михайловна. Бессмертный наложил заклятье, велел поселиться в потернах и не выходить оттуда под страхом… вашей смерти. Афоня передал вам шкатулочку с лепестком?

– Да.

– Верный друг, – прошептал Инкуб, – дождался всё-таки…

– Мне кажется, я многое вспомнила.

– Вот и прекрасно… Вы крепко спали. Обычно во снах узнаёшь больше, чем из воспоминаний.

Я откинулась на подушки и посмотрела на расписной потолок. Смешные херувимы целились в меня из лука, прячась за курчавыми барашками облаков.

– Мне снилось, что ты поил меня птичьим молоком.

Инкуб улыбнулся:

– Нелегко было его достать.

Мне припомнилось яичко, небольшое, голубиное, нежно-голубое. В руках оно было мягкое, как пластилин, но прочное, не билось. В чашку по капельке стекало из него птичье молоко и превращало воду в ней в сверкающий золотыми искрами целительный напиток.

– Но ты же горы ради меня сдвинешь, не правда ли?

Инкуб кивнул.

– Конечно, не сомневайся. До конца дойду, до предела, ладо, – ответил Инкуб горячо.

– Одно мне пока не понятно. Почему отец оказался закованным в цепи в подземелье? Кто заковал его?

– Я заковал, чтобы воду не пил. – Инкуб кивнул. – Эта история всем известна в «Зелёном Дубе». Десять лет назад отец твой женился на Марье Моревне. Был он тогда молодцем хоть куда. И лицом красив, и телом статен, и богат, и умён, и удачлив. Новая супруга – красоты писаной, нежна, мудра. И жили они душа в душу, пока Марья не надумала прибрать богатство мужа себе и единолично править. Изменница подмешала в кувшин с водой отраву. Яд Бессмертного не убил. Бессмертный узнал об измене, превратил царицу в лягушку и сказал, что сидеть ей на болоте девять лет зелёной страшной жабой, и лишь раз в месяц при