Единственная Джун - Дженнифер Хартманн

него: стройный и крепкий, мускулистый и рельефный.

Сильные руки, которые оберегали меня всю мою жизнь.

Широкие плечи, которые несли мои тяготы.

Грудь, в которой живет сердце воина.

Мы смотрим в глаза друг друга, когда он медленно и осторожно заползает на меня; в эту секунду я дарю его спине и лопаткам свои нежные прикосновения. Его губы стремительно находят плавную линию моей шеи, отчего я выгибаюсь навстречу удовольствию, зарываясь пальцами в его волосы. Эрекция Бранта упирается в меня, и он продолжает ласкать мою шею языком, покусывая кожу. Я начинаю стонать.

– Джун, – шепчет Брант, прерывисто дыша. Затем он скользит губами к моему уху и прикусывает мочку.

Я обхватываю ногами его бедра и выгибаюсь вперед, добавляя большего трения.

– Джунбаг, – поправляю я. – Зови меня Джунбаг.

Что-то меняется, и он замирает. Встревоженный вздох доносится до моего слуха, бросая меня в дрожь.

– Брант… – Я продолжаю изгибаться, мое тело умоляет. – Не останавливайся.

Он не двигается. Он просто нависает надо мной, его теплое дыхание щекочет мне ухо, пока его грудь вздымается и опускается, касаясь моей. Затем он медленно приподнимается на локтях и начинает смотреть на меня из-под опущенных ресниц.

Я моргаю:

– Что такое?

– Я больше не могу тебя так называть.

Я сильнее его сжимаю. Его слова впиваются в меня, пронзая кожу и разрывая сердце.

– Ты всегда меня так называл.

– Я знаю. – Он вздыхает, в его взгляде заметна агония. – Вот поэтому и не могу.

– Это же не так.

– Именно так. – Он отстраняется и ложится на спину рядом со мной; его шорты все еще натянуты от возбуждения. – Ты не понимаешь, что это делает со мной. Это разрывает меня на части.

Ком подкатывает к горлу. Я склоняюсь над ним и легким движением касаюсь его эрекции.

– Брант, пожалуйста…

Он хватает меня за запястье и в мгновение ока снова оказывается на мне. Агония в его глазах сменяется чем-то едва уловимым.

– Я называл тебя Джунбаг под нашим детским домиком на дереве, когда мы играли с божьими коровками и читали сказки, – рычит он хриплым голосом. В нем звучит предупреждение и проскальзывают нотки ненависти к себе. – Я называл тебя Джунбаг на твоем первом выступлении, когда ты поцеловала меня в щеку, оставив на коже мамину помаду. Я называл тебя Джунбаг, когда ты еще с трудом выговаривала мое имя. Я называл тебя так, когда укачивал в своих объятиях после приснившегося кошмара, и когда катал тебя на спине на заднем дворе, и когда пел тебе колыбельные, пока ты невинно покачивалась у меня на коленях, а твои хвостики щекотали мне подбородок. – Брант стискивает зубы, глядя на меня сверху. Мои запястья скрещены над головой и зажаты в его мертвой хватке. – И ты хочешь, чтобы я называл тебя так сейчас? Когда я собираюсь тебя трахнуть?

Я делаю неглубокий вдох и сжимаю пальцы, когда он вдавливает меня в матрас. Я вскидываю подбородок.

– Во всем этом есть кое-что общее, – шепчу я, чувствуя наворачивающиеся слезы. – И это не то, что ты думаешь.

Он качает головой, отвергая мои слова.

Я вздыхаю. Я не знаю, что еще можно сказать, потому что я вижу все это с совершенно иной стороны.

Все, что я делаю, – это трусь об эрекцию Бранта до тех пор, пока его веки не начинают дрожать. И когда я тянусь к нему, чтобы украсть маленький поцелуй, из его рта вырывается стон, говорящий о поражении.

Через какое-то мгновение, набросившись, Брант срывает с меня рубашку и, нащупав пуговицу, быстро стягивает мои джинсовые шорты, а следом и белье. Я извиваюсь под ним от желания, но нахожу в себе силы сделать то же самое с его штанами и боксерами. Не теряя ни минуты, мы вжимаемся друг в друга в страстном объятии. Наша обнаженная кожа и эмоции сливаются воедино.

– Боже, Джун, – стонет Брант, прикусывая мне щеку, когда слегка входит внутрь. После этого он сжимает в кулак мои волосы и, схватив меня за бедра, входит до конца.

Я вскрикиваю, прикусывая губу.

Он начинает двигаться.

Сильно, быстро, словно наказывая.

Он трахает меня так, словно пытается стереть все милое и хорошее, что есть между нами; так, чтобы мы погрузились во тьму, где наши грехи станут незаметны.

Где позволение дремлет в ожидании.

Где мы вписываемся.

Мы наполовину свешиваемся с кровати, и мои ноги начинают скользить по полу, пытаясь поймать равновесие. В итоге Брант затаскивает меня обратно и поднимается на колени. Он отрывает мои бедра от матраса и, раздвинув их шире, начинает двигаться с еще большей силой, впиваясь пальцами в мою кожу. Кровать поскрипывает в такт моим бесстыдным всхлипываниям. Его стоны заполняют комнату, его член врывается в меня снова и снова.

– Черт, – хрипит он, одной рукой поглаживая клитор, а другой обхватывая мои бедра. – Я хочу, чтобы ты кончила. Я хочу, чтобы ты кончила охренительно сильно.

– Брант… Боже… – Я вскрикиваю, мое тело наклонено так, что он входит в меня очень глубоко. Восхитительно.

– Ты такая мокрая. Ты намочила меня.

Я хватаюсь за простыни, сжимая их в руках.

– А-а-ах… – Моя речь сводится к нечленораздельным звукам и стонам, пока мое тело содрогается от желания и поступающего оргазма. Я становлюсь еще влажнее, когда он яростно врывается в меня.

Я опускаю взгляд вниз и вижу, как он входит и выходит из меня; его мышцы подрагивают, в глазах горит дикий огонь желания обладать мною.

Меня мгновенно накрывает оргазм.

Я выгибаюсь дугой и разлетаюсь вдребезги, царапая простыни, а затем и его руки. В итоге я со стоном произношу его имя, получая долгожданную разрядку.

Брант падает на меня, обхватывая мое лицо; какое-то время его бедра продолжают сильно и быстро двигаться. Но, когда его и самого накрывает оргазм, он, зарывшись мне в шею и липкие от пота волосы, стонет мое имя. Его толчки становятся медленными, после чего он кончает, удовлетворенно постанывая и заполняя меня всеми возможными способами.

В это время я держу его в объятиях.

Я не уверена, происходит ли это само по себе или это последствия его кульминации, но Брант срывается. Он падает слегка в сторону, чтобы не обрушить на меня всю тяжесть своего веса, и издает болезненный всхлип возле моего уха. Будучи таким близким и таким уязвимым, Брант заключает меня в объятия. Он дрожит рядом со мной, после чего из него вырываются теплые слезы, дождем обрушивающиеся на мое плечо.

– Все хорошо, – шепчу я, обнимая его. – Я люблю тебя и обещаю, что все будет хорошо.

Он делает