Мертвецы тоже люди - Елена Валерьевна Грозовская

шаг.

– Что же ты делаешь, мой бард, – процедил сквозь зубы Афоня, – совсем обезумел? Вот, возьмите, – Афоня протянул Василисе платок, показывая на подбородок, – вам обоим надо остыть и привести себя в порядок. Вы оба так горите, хоть прикуривай… Я там… в коридоре подожду.

Инкуб вздохнул, восстанавливая дыхание, и одёрнул коту, пригладил пятернёй разметавшиеся волосы.

– Прости, царевна… я должен идти, ладо.

Василиса бросилась ему на шею.

Он снял её руки и отступил на шаг.

«Не гапи, не гапи… ладо моя, краса ненаглядная… ладушка, алость ненаглядная… Аще ли ни то говориши, то прости мя, кънягиня моя… Азмъ воротиша к тебе».

– Дождитесь меня, княгиня Василиса Михайловна… Дождётесь ли? – Инкуб низко, в пояс поклонился.

– Дождусь… князь Иван Андреевич… – она поклонилась в ответ и хотела сказать, что всё знает о Соботе.

Она не успела договорить. В противоположном конце анфилад раздался зычный голос Этернеля:

– Афоня! Это ты шумишь?

– Я, государь, – ответил мызник.

– Найди мне Инкуба и Василису.

– Я здесь, государь, и Василиса Михайловна здесь, – ответил Инкуб, выходя на свет из тени боковых покоев.

Профессор Этернель стоял в дверях кабинета:

– Идите оба ко мне. И ты… Афанасий, – он развернулся и ушёл внутрь, не закрыв за собой дверь.

Василиса уже вполне владела собой, хотя сердце в груди ещё выделывало бешеные кульбиты. Она успела застегнуть пуговицы на планке платья и теперь смущённо опустила голову, поймав нетерпеливый взгляд Инкуба.

Инкуб молча разглядывал Василису. Он и раньше не стеснялся смотреть на неё, а теперь и вовсе осмелел. Глаза его, полные нерастраченной страсти, оценивали нанесённый ущерб: щёки алеют, как наливные яблоки; на груди и шее горят яркие звёзды поцелуев, припухший рот приоткрыт в полуулыбке, глаза манят.

«Моя женщина!»

– Там… виднеется… краешек, – Василиса смутилась, показав на карман Инкуба, из которого выглядывало белое кружево её трусиков.

Инкуб улыбнулся и спрятал кружево глубоко в карман.

Василиса приложила палец к губам, призывая к молчанию, и пошла вперёд. Инкуб с Афоней шли позади, держась поодаль, шагах в десяти. Она обернулась у дверей кабинета, взглянула на Инкуба. Тот не сводил с неё лихорадочного взгляда. Василиса снова приложила палец к губам и покачала головой.

– Ну что же ты так смотришь на неё! – не выдержал Афоня.

– Не смотри на меня! – прошептала Василиса.

– Вы оба знаете, я не могу не смотреть.

Профессор сидел за столом и что-то быстро строчил на желтоватом листе бумаги.

– Минуту, прошу вас, подождите, – сказал он.

Инкуб опустил глаза и, подчёркнуто спокойно скрестив руки на груди, встал у стены. Василиса быстро прошла в дальний тёмный угол и уткнулась в книгу. У неё всё ещё дрожали ноги от быстрого бега и любовного томления. Она медленно переворачивала страницы, стараясь брать сразу несколько листов, чтобы дрожь в руках не была так заметна.

– Василиса Михайловна, – профессор мельком взглянул на неё, – вы попали под дождь?

– Д-да… Забыла зонтик.

– Подруга уже ушла?

Василиса кивнула:

– У неё дела.

– Интересно, какие дела могут быть в воскресенье утром. – Профессор не мигая рассматривал Василису: – Вы заметили, у вас каблук сломан? Вероятно, вы очень быстро бежали?

– Я как раз шла переодеваться, – Василиса смущённо кашлянула и уткнулась в книгу.

– Ну, с этим успеется… Василиса, сходите в библиотеку и найдите мне жизнеописание протопопа Аввакума. Кажется, третий шкаф по правой стороне…

Когда Василиса скрылась за соседней дверью, Этернель пристально взглянул на Инкуба:

– А ты, мой бард, тоже вымок?

– Самую малость, государь.

Инкуб подошёл к столу профессора и, вынув из-за пояса богато инкрустированный самоцветами кинжал в золотых ножнах, положил его перед профессором.

Тот одобрительно кивнул и внимательно посмотрел на Инкуба:

– С приездом, мой бард. Цел, я погляжу… Но ты выглядишь усталым…

– Трое суток не спал, государь.

– Тебе бы в баню, мой бард. Пропах дымом и конским потом.

– Простите, государь, за безбанность – не успел. Торопился очень, к вечеру надо быть обратно – часть укреплений разрушена. Я собрал мужиков полста, лес валить. Если сегодня дружно возьмёмся, то к утру управимся. Затем уже и баню приму.

– Не годится асинскриту царскому лес валить, да и барду по чину не положено. Вот, хотя бы боярин Афанасий пусть этим займётся.

– Слушаюсь, государь, – отозвался мызник.

– А тебе, Инкуб, я сегодня другое поручение дам. Нагонишь войско завтра, и завтра же работу примешь.

Инкуб настороженно кивнул:

– Какое поручение, государь?

Бессмертный вертел в руках золотые ножны. Вынул острый клинок и внимательно посмотрел на свет. На вопрос не ответил и спросил:

– Ну, рассказывай, как дела в Старом Капеве? Ты уладил ситуацию?

– Да, государь.

– Что с изменником Соботой?

– Он мёртв, государь. Я настиг его у границы Дикого поля.

– Ты уверен, что он никому не проболтался о том, что произошло?

– Он не успел.

– Девушка ничего не помнит? – Этернель понизил голос и кивнул на дверь в библиотеку.

– Я дал царевне сон-травы. Хотя в этом не было необходимости. Она не помнит, что было с ней ни в тот день, ни во все последующие.

– Амнезия?

– Похоже на то. Василиса помнит лишь первый день в Старом Капеве.

Профессор покачал головой:

– В таком случае сон-травы недостаточно. Василиса может всё вспомнить в любой момент. Нужно дать ей лепесток розы Алкеи. Его чары действуют три года…

Инкуб взглянул на Этернеля:

– Даже если и вспомнит, может, это к лучшему… Всё самое плохое уже позади.

– Она обесчещена. Думаешь, легко ей будет вспоминать об этом?

– Но когда-то придётся вспомнить…

– Ты прав. Но пусть это будет позже. – Этернель откинулся в кресле, вертя кинжал в руке. – Ты уверен, что Собота не тронул её?

– Я вызывал лекаря, Андрея Алафу. Он осмотрел и уверил, что царевна по-прежнему чиста.

– Можно ли доверять его врачбе?

– Алафа – лучший в Лукоморье.

– Повезло… что Алафа – лучший… По тебе, алафа [73] – то, что девушка осталась чиста. Но если бы Собота не сделал чего-нибудь страшного с нею, стал бы ты за ним гоняться два месяца?

Инкуб мрачно взглянул на Этернеля:

– Я бы гонялся за ним за один только волос, что упал с её головы. Я верю Алафе.

– Почему же Собота не тронул её?

– Потому что любил другую и иной не желал. Собота хотел убить царевну, чтобы выманить меня из крепости. Он знал, что я буду мстить, и подготовился… собрал войско. Думал, одолеет меня… собака.

– А тебе, значит, любовь силу дала невиданную? – Профессор Этернель поднялся из-за стола и вышел на середину комнаты.

– Скорее, ненависть, государь.

– Собота хотел убить тебя, чтобы править вместе с моей бывшей супругой, царицей Марьей после того, как я