Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Утром, когда пропившийся до последней копейки писатель, напомнил им о вчерашних похвалах, коллеги перевели разговор на другую тему.

В восьмом номере журнала «Дон», что издается в Ростове-на-Дону, опубликовали подборку моих рассказов — «Дача», «Борода», «Аспирант». Герои-близнецы дядя Жора и Сергей почудили в бумажных дебрях журнала на славу.

Ольга сказала, что ей больше нравится, когда я выдумываю, а не пишу правду, как оно было. Максиму тоже понравилось.

7 сентября 2003 г.

Умер Михаил Иванович Демиденко. Дядя Миша фигурирует под своим именем в рассказе «Китайская картина», который я недавно написал. Но прочитать рассказ Михаил Иванович не успел.

Похоронили на Смоленском, с отпеванием.

Миша Демиденко — военный переводчик с китайского, даже переводил Мао Цзэдуна, описан в книге Сергея Довлатова «Соло на Ундервуде». Вечная ему память.

22 сентября 2003 г.

Зашли с Ольгой в кафе в Кузнечном переулке, выпили кофе с пышками, мне стало душно, вышел на улицу, машинально глянул на название кафе и номер дома. Сочетание «Кузнечный переулок, дом 14» показалось удивительно знакомым.

Ну, конечно! По этому адресу мой дедушка Павел отправлялся на побывку, когда учился в ремесленном училище Цесаревича Алексея по вакансии города как сын кондуктора, погибшего при крушении императорского поезда. А в Кузнечном переулке жил его дядя по матери Федор Адамович Поплавский с женой Юлией Егоровной. Это известно из справочника «Весь Петербург» за 1896 год.

Мы с Ольгой нашли квартиру, где сто лет назад жили мои предки. На дверях висела старая табличка советского периода со списком четырех жильцов. Стало быть, в квартире, как минимум, четыре комнаты. Звонить в склеп фамильной памяти не стал. Пошлют подальше или вообще не откроют. Из двора выход на Пушкинскую улицу, к знаменитому в те годы отелю «Пале-Рояль», где в меблированных комнатах жил А. Куприн и прочие интересные личности.

И когда мой дед Павел вернулся в 1916 году с фронта штабс-капитаном, он снял квартиру в тех же краях — угол Пушкинской улицы и Невского.

Вот она — ретроразведка!

10 октября 2003 г.

Несколько дней назад повесили на нашем сайте объявление:

Друзья!

Как стало известно, в результате американских бомбардировок Багдада погибла библиотека факультета русского языка и русской литературы Багдадского университета.

Мы призываем писателей Санкт-Петербурга и издателей, издающих классику, помочь восстановить фонды библиотеки дарами из личных библиотек и фондов издательств — в первую очередь отечественной классикой, а также собственными произведениями.

Объем гуманитарной помощи по согласованию с посольством Ирака в Москве ограничен, поэтому просим тщательно отбирать книги. По Вашему желанию Вы можете надписать их.

Сбор книг в помещении Центра современной литературы и книги по адресу: наб. Макарова, 10.

В ту же ночь откликнулись Борис Стругацкий и Петер Курман, председатель Ассоциации всех творческих союзов Швеции. Борис Стругацкий написал, что готов выделить книги из своей библиотеки, Петер Курман как сотрудник ЮНЕСКО обещал «обратить внимание мировой общественности на возникшую проблему».

Второй день несут книги чемоданами и авоськами. Складываем в дальней комнате и коридоре.

26 октября 2003 г.

Вернулся из Кишинева, куда ездил по приглашению Союза писателей Молдовы на Международный конгресс, посвященный 330-летию Д. Кантемира. Прочитал доклад «Кантемиры в Петербурге». Михай Чимпой представил меня потомком бояр, которые имели поместья в районе Сорок и строили там церкви. Что соответствует действительности.

Жаль, что никто не захотел вспомнить, как народ жил в тех краях еще совсем недавно, при советской власти. А там был фруктовый колхоз-миллионер — четыре миллиона советских рублей было на счете — это как сейчас семь миллионов долларов. Футбольная команда была, фольклорный ансамбль, клуб, молодежь посылали учиться в большие города, принимали студентов на уборку урожая. Колхоз назывался «Красный партизан», затем «Комсомолец», а потом уж и простенько — «Заря».

В литературной Молдове паника: Николай Савостин, пожилой писатель, создает альтернативный союз писателей — интернациональную «Нистру», на открытие которого хочет пригласить Москву, Анкару, Израиль. С Савостиным знаком по прежним поездкам в Молдову — хороший мужик, фронтовик, работяга, поэт, просто порядочный человек. Зашел перед отъездом к нему — обменялись книгами. Подарил мне чудный сборник рассказов «Подробности бегущих дней». Живет один, хворает, но есть блеск в глазах, полон идей, хорошего задора перед дракой с «националистическими элементами».

Перед отъездом выпал снег, в некоторых местах — по щиколотку. Ехал в пустом купе и смотрел в окно. Листва с садов облетела, и огромные красные яблоки в снежных шапках набекрень висели в ночи. И звезды были с кулак на ясном синем небе. Фантастическая картина.

6 декабря 2003 г.

Румянцеву в Кишинев:

Дорогой Евгений Александрович! Тысяча извинений за мое молчание!

Я должен был сдать гору литературной работы, и сдал ее, но еще большую гору обязан сдать к Новому году.

Мне надо написать продолжение к повести «Из варяг в греки» — около 4,5 а. листов. Написано 500 стр. черновиков и чистовиков, но никак не отобрать то, что нужно. Или ноту беру фальшивую, или материал не осмыслил, или попросту нет достойной идеи, связывающей текст. Вот так. Пишу — выбрасываю, пишу — выбрасываю. И так каждый день. Три начала по 30 страниц выкинул. И что делать, не знаю.

Простите, простите, простите меня — я Вам не писал, как… (вставьте нужные слова сами!)

К тому же умудрился потерять Ваше последнее электронное письмо, где Вы напоминали, что я должен выслать. Убилось в компьютере. Если сможете — повторите. Там была и статья про Пушкина за 1940 год. Все потерял, умница эдакий!

У меня два дня назад вышел сигнал книги «Роман с героиней», изд. журнала «Нева», 2003 г. 318 стр. Там десять новых рассказов, объединенных в повесть «Дела семейные» (про близнецов, часть Вы читали) и собственно «Роман с героиней». Выйдет тираж — пришлю.

Большой привет Николаю Савостину; книга его — блеск! Поздравляю и с рождением вольного интернационального союза писателей «Нистру»!

Вот и все. Жду ответа, как соловей лета! Ваш Каралис.

2004 год

27 февраля 2004 г.

Несколько дней назад отвез на опознание в Музей Октябрьской железной дороги дореволюционную фотографию из семейного архива: усатый господин в двубортном мундире с плавным изгибом высокого отложного воротника. Год съемки неизвестен; место съемки — ателье Ковалевского на Большой Московской улице в Петербурге. Вопрос: что за форма на господине? И может ли он быть моим прадедом-кондуктором, погибшим при крушении царского поезда Александра III под Харьковом в 1888 году и торжественно, с факельным шествием по Невскому проспекту, погребенным на Римско-католическом кладбище? С отданием почестей, полагающихся Георгиевскому кавалеру, каковым он стал в боях на Шипке.

Милая женщина с добрыми глазами выслушала меня и попросила снять с полки тяжелый альбом. Снял. Зашуршали страницы, переложенные папиросной бумагой. Увы! Мундир усатого господина сильно отличался от кондукторской формы времен императора-миротворца — тогда царствовал псевдорусский стиль: кубанки, зипуны, сапоги, шаровары. Это не мой прадед. А кто же тогда? Почему его фотография хранилась в нашем доме?

— Может, это тоже железнодорожник? — спросил я. — Видите, тут на пуговицах как будто молоточки, но даже в лупу не разглядеть…

— Похоже, — кивнула музейная женщина; ее звали Татьяна Павловна. — Но сейчас точно не скажу. Более ранние альбомы у нас в другом месте. Оставьте координаты, я позвоню.

Протянул визитную карточку.

— Знакомая фамилия, — задумалась женщина.

— Пишу, печатаюсь, книги иногда выходят! — я сдержал дурацкую улыбку: вот она, литературная известность, и в Железнодорожном музее обо мне слышали!

Вчера позвонили из музея и спросили: кем приходится мне Николай Павлович Каралис?

— Отцом, — был ответ.

— А где он у вас работал в блокаду? — спросила Татьяна Павловна.

— Рассказывал, что работал в «коридоре смерти», водил в блокадный Ленинград эшелоны. Немцы стояли рядом и били прямой наводкой по поездам. Я искал в литературе, но никакого «коридора смерти» не нашел…

На том конце провода помолчали.

— Правильно. И не найдете. «Коридор смерти» надо было называть «Дорогой Победы». Вы в музее на станции Шлиссельбург были?