Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Мы пригласили Евгения Александровича поехать с нами в Петербург — наведаться в архивы, побродить по музеям, жить в нашей квартире, сколько заблагорассудится, — мы на даче, но питание обеспечим, будем встречаться, кататься на корабликах по Неве и на машине по городу. Он крепко задумался над предложением. Возможно, поедет с нами одним поездом. У нас билеты на 26 июля.

Сегодня Румянцев посадил нас на маршрутное такси до Сорок, и мы помчались в микроавтобусе «Мерседес» по жаре на северо-запад республики, к излучине Днестра, где сто пятьдесят лет назад жили в поместьях мои предки.

Шоссе летело через зеленеющие поля рослой кукурузы, ныряло в коридоры цветущего подсолнечника… устремилось в низину, а когда выскочило из нее, мы увидели белые домики на холмах и Днестр с левым украинским берегом. Чудесный открылся вид! Дорога сползла упавшим вопросительным знаком в лощину, меня притиснуло к Ольге, ее прижало к дымчатому стеклу окна, вираж закончился, и мы выкатились под гудение потолочного люка к автовокзалу.

19 июля 2002 г. Село Кременчуг.

Пишу за все предыдущие дни.

Село стоит на берегу Днестра, но еще не купались. Мы привезли из Питера дожди, которым здесь все рады. Председатель сельского Совета, по-молдавски примарь — Анатолий Пынзарь, что переводится как «Ткач», бывший главный агроном колхоза, в чьем просторном доме мы остановились, закончил в Москве Тимирязевку. Анатолий сказал, что мы можем не верить, но дожди — следствие нашего приезда на родину предков. Предки молитвами испросили дожди для иссохшей земли своей.

Дом у примаря — 10Ч12 метров. В первом уровне подвал, хлев, гараж. Под нами дойная корова, другая — ждущая телка и рыжий телок. Индюки, куры и гуси толкаются за сеткой, но желтые цыплята бесшабашно разгуливают возле крыльца. Анатолий сказал, что хозяйство — главный показатель в селе. Плохого хозяина никогда не выберут в примари. Вечером, после работы, приходится наверстывать то, что другие делают днем. Выручает жена Люда — крепкая энергичная женщина, сельский фельдшер. У нее все крутится и вертится, корова доится, творог готовится, на тридцати сотках огорода растет десять наименований овощей и технических культур, включая фасоль для продажи на кондитерскую фабрику, где делают «сникерсы». Рослый шестилетний Димыч носит ведрами яблоки для поросят, десятилетняя Марина кормит брата и следит за хозяйством, пока родители на работе.

Пляжа в селе нет — на берегу Днестра пасется скот, луга истоптаны копытами и загажены навозом. Вода в Днестре холодная, как в горной реке: выше по течению стоит ГЭС, и под плотиной сбрасываются холодные низовые воды, которые не успевают прогреваться, протекая расстояние до Кременчуга.

Ходили на старое кладбище, что на высоком берегу Днестра. Надписи на огромных желтых крестах из местного известнякового камня котельца за два века съело время, и как мы ни отмывали их поутру, до жары, как ни терли щетками со стиральным порошком, в лучшем случае удавалось разобрать два-три слова: «…раба Божья Марiя». Есть очень старые кресты, видны отдельные буквы — кириллица и латиница, но сложить слова невозможно. Бузней пока не нашли. Ольга фотографирует и ведет записи в полевом экспедиционном дневнике.

Вчера утром пошли с Анатолием в сельскую церковь (построена в 1899 г.), чтобы посмотреть церковные книги по старой деревянной церкви Св. Николая Угодника, которая то ли сгорела, то ли ее разобрали.

Метрических книг не обнаружилось, но в пахнущей плесенью и ладаном пономарьке нашлась стопка исповедальных книг в кожаных обложках за 1837–1862 годы со списком всех прихожан старой церкви Св. Николая. Книги отпечатаны типографским способом. «Исповедная роспись о людях православного исповедания, бывших и не бывших у Исповеди и Св. Причастия».

И в них — о, диво! — в списке прихожан первыми стояли Бузни: Иван Константинович и его дети. Мои прапрадед и прадед!

— Они вас ждали, — листая толстые книги, с легкой ревностью сказал Анатолий. — Мне в руки не шли, а вы приехали, и они явились.

— Просто совпало, — сказал я, сдерживая улыбку.

Священник отец Петр был в отъезде, и стопку книг полуторавековой давности нам выковырял из-под кучи церковного хлама дьячок, которого я настырно попросил поискать любые старые бумаги — мы надеялись найти метрические книги, не сданные в архивы.

В исповедальных книгах, написанных на смеси молдавского и русского языков, перечислены все православные жители села. «Духовенство», «Дворянство», «Однодворцы», «Солдатки», «Бурлаки»… В книге отмечалось усердие каждого прихожанина по соблюдению Святых Таинств — Исповеди и Святого Причастия. И что ценно — указывался возраст на каждый год и родственные отношения внутри одного дома-двора. Судя по записям, всё село было усердным в соблюдении обрядов православной веры, а священник явно не был формалистом и фискалом — широким росчерком поперек страниц он удостоверял, что все прихожане ежегодно и в положенные сроки бывали на исповеди и причащались. Что, конечно же, с положительной стороны характеризовало коллектив церкви и лично священника. А работу, проводимую им по духовному воспитанию селян, как высоко эффективную.

И книги эти — клад бесценный! — принадлежали старой, ныне не существующей деревянной церкви Святого Николая, выстроенной в начале 1770-х годов моим прямым пращуром Константином Бузни, о чем свидетельствовала «Ведомость о церкви», также найденная среди пыльных бумаг.

Ведомость о церкви святителя иерарха Николая

села Кременчуг, Сорокского уезда на 1866 г.

1) Построена усердием покойного дворянина Константина Бузни, в каком году не известно.

2) Построена из дерева, из бревен, оштукатуренная известью, крыша покрыта дранкой. Колокольня находится рядом с дверью церкви, в четыре деревянных столба, крыта деревянной дранкой.

3) Престол в этой церкви, которая не является теплой, находится один именем святителя Николая.

4) Утвари достаточно.

5) Богослужение совершается на молдавском языке.

6) Клирос (клир) по штату 1838 года должен состоять из 1 священника, 1 псаломщика, 1 пономарь, а налицо имеется 1 священник, 1 дьякон, 1 псаломщик, 1 пономарь.

7) Земли у этой церкви для поселения клира отведенной нет, а для пахоты и косьбы отмеряно уездным землемером в 1848 году 33 десятины в хорошем месте, для коей земли план и межевой лист был выдан в 1847 году месяце июле второго дня и хранятся в церкви. По этой земле не следует ниоткуда никакой тяжбы.

8) Дома личные священника, дьякона и пономаря находятся на резешской земле, а псаломщик живет со своим готцом, священником этой церкви.

9) Для содержания священника и церковных служащих никакой платы ниоткуда не поступает. Их питание не совсем бедное.

Священник Николай Федоров Донос

Дьякон Иоан Васильев

Псаломщик Иван Николаев Донос

Пономарь Иван Георгиев Гроан

Над тем местом, где находился в старой церкви алтарь, теперь оградительно стоял каменный сарайчик с замечательно фасонистым кованым крестом над двускатной крышей. В сухом полумраке тускнели церковные хоругви и старые иконы. «Здесь живет ангел», — сказал дьячок, и мы перекрестились вслед за ним.

В этих же слежавшихся книгах мы обнаружили пращура нашего гостеприимного примаря: «отставной солдат Георгий Федорович Пынзарь, 51 год» и обнялись с Анатолием на высоком берегу Днестра — на земле наших общих предков.

И вот нашел эту сельскую церквушку (что от нее осталось), выстроенную прапрадедом, и так тепло сделалось на душе.

А что еще я хотел найти: клад, фамильные драгоценности, богатые склепы, дворцы? Одной этой находки хватит, чтоб растеплилась душа…

Сделав такое важное открытие, я заказал поминальную службу. А свечница изготовила записочку о здравии, спросив, как зовут жену и детей. Толя сказал, что теперь, в связи с находкой церковной ведомости, во всех службах будут упоминать моего пращура Константина Ильича Бузни — строителя церкви, так положено.

Ездили в Сороки, отдали копировать исповедальные книги на большой ксерокс. Заехали в пузатую Сорокскую крепость, где нас ждал директор, господин Николай Булат, не признающий русского языка для общения. Я общался с ним по-английски, Толя на молдавском. Круглая каменная крепость, построенная в шестнадцатом веке, хороша. Я сказал Николаю Булату, что на кладбище в Кременчуге видел могилы Булатов. «Каких Булатов? Имена не помните?» — сразу перешел он на русский.

В Молдове крепостными были только цыгане. Крестьяне могли жить на земле помещика, но могли и уйти с нее, что и случалось, если помещик оказывался злой и несправедливый. Он платил за крестьян налоги, а с крестьян получал оброк — натурой и трудом. В одном из архивных дел Бузни я нашел указание на этот оброк: две курицы с каждого двора в год, телегу дров, телегу кукурузы и три дня в год работы на помещичьих землях. Такая существовала «устная договоренность» между помещиком и крестьянами.