Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

…россияне, однозначно, ситуация под контролем, тефаль всегда думает о вас, критические дни, дирол, зачистка, Доренко, Лукашенко, Кириенко, менты, выборы, братва, налоги, Ленин жив, Ельцин болен, Грозный, доллар, задержка зарплаты, рынок, дурдом, фильтруй базар, кредиты МВФ, колбасно, Путин, «Титаник», блендамед, гексаген, кризис, бандиты, боевики, беженцы, в одном флаконе, занять, бюллетень, Лужков, Примаков, деньги, долги, депутаты, «Роял Канин», Яблоко, ЛДПР, КаПээРэФ, прокладки с крылышками, наливай, охренели, дураки, олигархи, патриоты, Зюганов, дорого, Жириновский, Березовский, грипп, импичмент, киллер, Югославия, НАТО, Клинтон, разворовали, козлы, повышение пенсии, масло Олейна, безопасный секс, иномарка, избирком, наркотики, подонки, 2000 год, Моника Левински, терроризм, конец света, цены, безработица, новогодние праздники, дубленки ночью дешевле…

Я бы добавил: политические проститутки…

В «Литературной газете» днями вышла моя статья «Катком по извилинам», и сразу я почувствовал холодок со стороны некоторых писателей из либерального союза. А господа, стоящие на информационном шухере, так и вовсе, сказывают, всполошились. Один из них порвал на себе рубашку до пупа: «Проглядели! Но я всегда знал, что Каралис — не наш человек!» Не ваш, не ваш, успокойтесь, уважаемый. Я консерватор, радикал и реваншист. Это же видно из статьи.

Катком по извилинам

1

Жизнь многих стран показывает, что сменить государственную доктрину и общественное мнение на прямо противоположные можно в считанные исторические секунды.

Пяти лет оказалось достаточно, чтобы немецких бюргеров, набожных крестьян и пролетариат превратить в нацистов. Именно за такой срок германский народ усвоил нацистскую идеологию после прихода фюрера к власти в 1933 году. Правда, семена упали на хорошо взрыхленную почву — выражения вроде «немецкие свиньи», «тупые Гансы» и «колбасная отрыжка» не сходили со страниц немецкой прессы до прихода Гитлера к власти, и реванш национального духа, униженного Версальским договором и собственными идеологами, состоялся. К 1939-му году немцы научились маршировать, ненавидеть народы-притеснители, и их повели завоевывать мировые пространства.

Еще меньше — три года — прошло между патриотическим порывом в войне 1914-го года и февральской революцией 1917-го в России. Исторический миг между лозунгами «За веру, царя и отечество!» и «Долой самодержавие!».

«Пятилетка безбожия» — и население православной России собственными руками разрушает церкви. Мощный вал газетных статей, книг, кинофильмов, спектаклей, песен, частушек, рейдов агитбригад — и нет старого человека, есть новый — атеист, пионер, комсомолец и, как верх человеческого совершенства, — коммунист.

Сдававшие при последнем русском царе экзамен по Закону Божьему умирали вполне безбожными советскими людьми, верующими в справедливость коммунистической идеи. Их дети и внуки уже не мыслили иной веры, кроме веры в торжество социализма и светлое будущее.

В начале 1990-х разваливается СССР, и знания, что тянули на пятерки по истории и философии, вызывают дружный хохот и презрительное фырканье.

Еще несколько лет, и уже никто не вспоминает шведскую, французскую и прочие модели социализма, которые еще недавно взахлеб предлагали России. Они перестали существовать вообще, или перестали быть ориентирами для нашего общества? «Спросите у Лившица!»

Не удивительно, когда новое поколение начинает жить по-новому. Удивительно, когда поживших людей легко удается обратить в противоположную веру.

… Женщина лет шестидесяти в очереди к врачу взялась утверждать, что жизнь пошла новая, интересная, не в пример прошлой жизни. Вот у нее, инженера, в советское время не хватало денег сыну на молоко, и она поила его сладким чаем из бутылки, а теперь молока — залейся, десять сортов. Раньше нужно было выпрашивать разрешение на работу по совместительству, поклониться в ножки каждому члену «треугольника» и всё равно могли отказать, а сейчас ее сын, никого не спрашивая, спокойно халтурит на трех работах и еще раздумывает, какую машину — без очереди! — ему купить. И все слушали с интересом ее откровения, пока не выяснилось, что по врачам она ходит из-за дистрофии — упала в голодный обморок, и теперь ее после больницы обследуют. «Что же ты, мать, молчала?» — сказал якобы сын. «А чего я буду жаловаться? — продолжала рассказ женщина. — Мы же, блокадники, привыкшие…»

И кто внушил ей мысль, что голодный обморок при молочных реках и сыне-многостаночнике — это хорошо? Кто инсталлировал в ее сознание убеждение, что всё идет лучше некуда?

Примерно тот же, кто внушал, что она живет в самом справедливом обществе — обществе развитого социализма.

2

Я всерьез опасаюсь этих людей, перебежавших из одной армии в другую, сменивших флаг и окошко кассира.

Вчера — ярые слуги советского строя: вдумчивые радиожурналисты, пламенные публицисты, идейные литературоведы, не садившиеся есть и пить без упоминания работ Ленина, сегодня — телевизионные аналитики и комментаторы, в гневе брызгающие слюной при одном упоминании об их вчерашнем кумире. Если бы они отдали гонорары за свои книги-агитки в фонд репрессированных, сдали квартиры и дачи, полученные за службу у коммунистов, и, прозрев, перешли в новую армию рядовыми, было бы понятно и убедительно. Они же перебежали к другому окошку с сохранением чинов, званий и окладов; некоторые даже с повышением.

3

В нежном октябрятском возрасте я дискутировал со старшими сестрами-комсомолками, азартно доказывая, что оказаться слепым гораздо лучше, чем без рук, без ног, потому что слепой человек может трудиться с пользой для общества и даже стать стахановцем, в то время как безногому-безрукому остается только завистливо наблюдать, как остальные с песнями строят коммунизм.

Коллективизм, общественное выше личного, один за всех, и все за одного, — такие были времена на дворе.

Нравственные ценности и общественные призывы поменялись на наших глазах. «Труд — дело чести»? «Кто не работает, тот не ест»? Засуньте их себе в карман! «Выигрывай вместе с нами!», «Собери десять пробок и проведи уик-энд в Париже!» Только ветер свистит в ушах…

Почти мгновенно оказались забыты такие понятия, как прибавочная стоимость, законы диалектики и развития общества, — так крепко забыты, словно по извилинам населения прошлись катком, чтобы впечатать в восковую мягкость материала новые клише, новые коды: марксизм — ошибка, классовой борьбы не существует, есть только два класса людей — успешных и неуспешных, остальное от коммунистов, от лукавого.

Борьба идей заменена борьбой за телевизионные каналы. Вместо товарища маузера — господин телевизор. Его не перекричишь. Идеи господствующих классов быстро становятся господствующими в обществе, — кажется, так писал старик Маркс.

4

Так повелось, что со сменой идеологии историю пересматривают, — наверное, чтобы освежить и расставить акценты. Но при этом выводы делаются поразительные.

Оказывается, народы, населявшие Российскую империю, а затем РСФСР и Советский Союз, только и делали, что ошибались: ошибочно совершили три революции, ошибочно устроили Гражданскую войну, ошибочно провели коллективизацию и индустриализацию, неправильно готовились к войне с фашизмом и «неправильно» победили фашизм, а затем уже совершенно неправильно восстановили страну из разрухи, неправильно первыми полетели в космос и неправильно стали сверхдержавой.

Посудите сами, на что годится такое сообщество неумех, пусть даже и с тысячелетней историей? Ну, разве быть официантами возле золотого миллиарда: подавать на подносе сырье и спрашивать «чего изволите?»

А может, что-то было правильное в жизни огромного народа?

Нас окормляли идеей светлого будущего ежечасно — в детском садике, школе, в армии, на работе. Точно так же, как сейчас исподволь кормят идеей, что капитализм — это путь всего прогрессивного человечества, иного не дано, ибо социализм — это издевательство и унижение человека, это репрессии, лагеря, расстрелы…

Расставьте своим предкам оценки из нашего времени! Этот был барином, угнетал крестьян и ему — двойка. Этот не сопротивлялся сталинской коллективизации, дал вовлечь себя в колхоз — ставим ему пару. А этому дедушке — кол! — он был стахановцем, вступил в партию большевиков и на Финской войне был комиссаром. Этот, с усиками, смалодушничал, признал себя английским шпионом и оговорил десяток сослуживцев… А что поставим бабушке, которая занималась в аэроклубе, прыгала с парашютом и готовилась к войне, вместо того, чтобы протестовать против раздела Польши?..

Рука не поднимется ставить оценки родичам. Но целому народу — пожалуйста!..