Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

имели право свободного передвижения, уже очень рано, задолго до воцарения Бориса Годунова, у князей, помещиков и общин проявилась отчетливая тенденция препятствовать переселению крестьян. Нетрудно понять, откуда взялась эта тенденция, если вспомнить, что земля без рабочих рук бесполезна, а в тогдашней России населения было недостаточно для имеющегося количества земли, как уже освоенной, так и той, которая легко поддается освоению. Князья хотели иметь у себя в княжестве как можно больше жителей, поскольку размеры их доходов зависели от численности населения. Землевладельцы желали иметь у себя на земле как можно больше крестьян, чтобы те возделывали для них поля, оставленные ими для собственных нужд, и ежегодно платили за остальную часть деньгами, оброком или барщиной. Свободные общины хотели иметь столько членов, сколько нужно для обработки всей общинной земли, ибо каждая община должна была ежегодно выплачивать князю установленную сумму деньгами или сельскохозяйственной продукцией, и чем больше было трудоспособных членов в общине, тем меньше приходилось платить каждому из них. Говоря языком политэкономии, князья, землевладельцы и свободные общины выступали на рынке труда в качестве покупателей, и спрос намного превышал предложение.

В наше время, когда молодые колонии и землевладельцы в отдаленных уголках мира точно так же нуждаются в рабочей силе, они стараются восполнить этот недостаток за счет регулярного и систематического ввоза рабочих, а к незаконным и насильственным способам, таким как похищение людей, прибегают только в исключительных случаях. В старой России такая организованная система была невозможна, и поэтому незаконные и насильственные способы были не исключением, а правилом. Главным практическим преимуществом частых военных походов для их участников была возможность добыть пленных, которых обычно обращали в рабов. Если даже, как утверждают некоторые, только некрещеные пленники по закону считались законной добычей, то на практике до объединения княжеств под властью московских царей, несомненно, не проводилось особых различий между захваченными некрещеными чужеземцами и православными русскими. Подобные методы иногда применялись и для захвата свободных крестьян: более сильные землевладельцы устраивали походы с целью похищения людей и насильно уводили крестьян, живших на землях их более слабых соседей.

При таких обстоятельствах вполне естественно, что те, кто владел этим ценным товаром, всеми силами старались его сохранить. Многие, если не вообще все, свободные общины ввели такую меру, как отказ своим членам в переселении до тех пор, пока они не найдут кого-нибудь на свое место. Помещики никогда, насколько известно, официально не вводили такого принципа, но на деле любыми способами стремились удержать проживающих на их земле крестьян. Для этого одни просто применяли силу, другие действовали под прикрытием юридических формальностей. Крестьянин, который арендовал землю у помещика, редко привозил с собой необходимые орудия, скот и капитал, чтобы сразу же приступить к работе и прокормить себя и семью до времени жатвы. Поэтому ему приходилось брать взаймы у землевладельца, и таким образом долг легко превращался в средство удержания его на месте в том случае, если он желал переселиться. Вдаваться в дальнейшие подробности нет необходимости. Помещики были капиталистами того времени. Частые неурожаи, эпидемии, пожары, военные набеги и тому подобные бедствия нередко доводили до нищеты даже зажиточных крестьян. Вероятно, крестьяне в то время, как и сейчас, слишком часто брали ссуды, не подумав хорошенько о том, как будут их возвращать. Законы о долгах были чрезвычайно суровыми, а для защиты слабых не существовало никакой мощной юридической системы. Если иметь в виду все эти факты, то мы ничуть не удивимся, узнав, что значительная часть крестьянства практически превратилась в крепостных еще до официального признания крепостного права по закону.

Пока страна была раздроблена на независимые княжества и каждый помещик был почти что независимым властителем у себя на земле, крестьяне легко находили способ спастись от этих злоупотреблений – бегство. Они бежали к соседнему хозяину, который мог защитить их от бывшего помещика и его притязаний, или укрывались в соседнем княжестве, где им было, конечно, еще безопаснее. Все это изменилось, когда независимые княжества превратились в Московское царство. У царей появились новые причины для того, чтобы противодействовать переселению крестьян, и новые способы удержать их на месте. Старые князья просто жаловали земли тем, кто им служил, и позволяли поступать с этой землей по их усмотрению; цари же, напротив, передавали землю тем, кто им служил, только на условиях узуфрукта и тщательно соизмеряли ее количество с положением и обязанностями получателя.

В этой перемене явно заключалась новая причина прикрепления крестьян к земле. Фактическая ценность дара зависела не столько от количества земли, сколько от числа живущих на ней крестьян, и потому всякое переселение жителей было равносильно сносу древних межей, то есть нарушению повеления царя. Допустим, например, что царь пожаловал боярину или какому-то знатному человеку рангом пониже поместье с сотней крестьянских семей, из которых впоследствии пятьдесят переселились к соседним помещикам. В этом случае получатель мог бы справедливо пожаловаться на утрату половины своего имущества, хотя количество земли никоим образом не уменьшилось, и на этом основании утверждать, что не может выполнить свои обязательства. Такие жалобы редко поступали от крупных сановников, если такое вообще случалось, ведь они располагали средствами привлекать крестьян к себе в поместья[56]; но у мелких собственников были веские основания жаловаться, и царь был обязан устранить причину их недовольства. Прикрепление крестьян к земле фактически было естественным следствием феодального землевладения, составлявшего неотъемлемую часть московской политической системы. Царь, принуждая дворян служить ему, не имел возможности платить им деньгами. Поэтому он был вынужден предоставлять им иные средства к существованию. Очевидно, простейший способ разрешить эту трудность состоял в том, чтобы жаловать им землю вместе с известным числом работников и препятствовать их миграции.

По тем же причинам царям приходилось действовать так же и по отношению к свободным общинам. Общины, как и знать, имели обязательства перед государем и не могли бы их выполнить, если бы крестьянам разрешалось свободно переселяться с места на место. В известном смысле они были собственностью царя, и вполне естественно, что царь постарался сделать для себя то же, что сделал для своей знати.

Наряду с этими новыми причинами закрепления крестьян на земле появились, как уже говорилось выше, и новые средства недопущения их миграции. Раньше крестьянину было легко убежать в соседнее княжество, а теперь все княжества объединились под единым правителем и были заложены основы централизованного управления. Появились суровые законы о беглых крестьянах, направленные против тех, кто хотел переселиться на новое место, и против помещиков, укрывающих беглецов. Если только крестьянин не решал взвалить на себя бремя проживания на самовольно