Репортер - Михаил Дегтярь

Продолжения фразы я уже не слышал. Когда я дошел до отдела кадров (а пройти нужно было всего пару десятков метров), приказ о моем назначении был уже готов. Так боялись здесь грозного Родственника.

Начальник отдела кадров смотрел на меня как на инопланетянина. И не только он – все сотрудники отдела кадров выстроились в шеренгу, чтобы лично увидеть, как я расписываюсь в приказе.

Причину этого интереса потом объяснили знающие люди.

Конечно, здесь нельзя было говорить о какой-то невероятной карьере, которую я сделал. Подумаешь, сейчас и серьезнее должности люди занимают в том моем возрасте (а было мне 22 года).

Весь ужас в том, что это была одна из самых дорогих должностей на всей дороге. Чтобы занять ее, нужно было заплатить несколько тысяч рублей! Ведь человек на этой должности становился хозяином сотен километров напорных водопроводных сетей больших диаметров. Вокруг десятки селений без воды. Ну что стоит врезаться в напорную сеть? Никто и не заметит. Золотое дно.

Потому и была так долго вакантна эта должность – не могли найти покупателя. Слишком много просил Родственник. Как он меня туда послал – загадка! Думаю, что сработал мой план – он не мог при такой публике поступить иначе.

Итак, в 22 года я стал руководить более чем сотней человек, огромным парком машин, грейдеров, экскаваторов и прочей дорожной техники. Заняв эту должность, я перешел дорогу очень многим, мечтавшим разбогатеть на воде. На меня постоянно писали доносы, что я ворую. Проверки были каждый месяц, но я был спокоен – ни копейки на этом месте я, конечно, не украл.

Раз в три месяца обязательно приходила анонимка, что я болен сифилисом. И хотя начальство понимало, что это неправда, меня обязаны были отстранять от работы на время проверки – венерические заболевания и система водоснабжения несовместимы. Анонимки не выбрасывали – их обязаны были проверить.

В железнодорожной больнице меня уже знали отлично, и каждый раз, когда я приходил сдавать анализ крови на венерические заболевания, там лишь посмеивались: мол, а ты что хотел?

Это была отличная школа жизни…

В Баку мне часто приходилось придумывать различные комбинации, которые помогали разнообразить довольно тусклую жизнь, связанную с работой на железной дороге. Но все эти комбинации лишь временно развлекали меня, не меняя ничего кардинально. Чтобы правильно изменить жизнь, я должен был как-то устроиться или в газету, или на радио, или на телевидение…

Но заняться журналистикой в Баку было практически нереально.

Во-первых, все время отнимала эта бездарная работа на железной дороге.

Во-вторых, у меня не было никаких связей.

И тогда однажды вечером, после очередного концерта в филармонии, я пришел на Бакинский бульвар, заказал себе крепкий чай и варенье из белой черешни, достал блокнот и задумался.

Нужна была мощная комбинация, чтобы ни у кого не было шансов не допустить меня в журналистику.

Прямо там, в чайхане, попивая чай из замечательных стаканчиков под названием «армуд», что в переводе с азербайджанского означает «груша», я и придумал мощную авантюрную комбинацию, благодаря которой очень скоро поменял работу и в корне изменил свою жизнь. Комбинация была шахматной, – тем более что в ее канву я вплел великого шахматиста Гарри Каспарова.

Было это в начале 1980 года, когда уже становилось очевидным, что в Баку подрастает будущий чемпион мира по шахматам.

Тогда Гарик еще даже не был гроссмейстером, он лишь получил первый гроссмейстерский балл за победу на турнире в югославском городе Баня-Лука, где четырнадцать из шестнадцати участников были гроссмейстерами.

Я решил встретиться с Каспаровым и записать его интервью для газеты.

Но не газета была целью. Я хотел попасть в комитет по радио и телевидению, и интервью Каспарова было лишь частью сложной комбинации.

Телефон Каспаровых я нашел по адресной справке. Позвонил. Попал на маму Гарри – Клару Шагеновну Каспарову. Как известно, папой Гарика был Ким Моисеевич Вайнштейн – инженер-энергетик, который и научил сына играть в шахматы. Дядей будущего шахматиста был Леонид Моисеевич Вайнштейн – известный бакинский композитор. Лёню я потом хорошо узнал, мы часто общались.

Отец Гарри Ким Моисеевич рано умер от лимфосаркомы, и мать целиком посвятила себя сыну. Она контролировала каждый его шаг, и это именно она настояла, чтобы в 1975 году Гарри Вайнштейн сменил свою фамилию с отцовской на материнскую – Каспаров. Антисемитизм мог помешать шахматной карьере талантливого полуеврея-полуармянина.

Первым делом Клара Шагеновна поинтересовалась, какое издание я представляю. К этому вопросу я был готов. Ведь сказать, что я представляю Бакинский участок водоснабжения, было никак нельзя! Невозможно. И я сказал, что работаю в газете «Молодежь Азербайджана». Я иногда покупал ее в газетных киосках, читал. Но клянусь, даже не знал, где находится редакция этой газеты…

Напомню, что в советские времена во всех республиках была своя молодежная газета. Назывались они все одинаково – «Молодежь Эстонии», «Молодежь Грузии», «Молодежь Молдавии»… И все они были младшими сестрами главной молодежной газеты страны – «Комсомольской правды». Естественно, была такая газета и в Азербайджане.

Итак, я представился Кларе Шагеновне сотрудником «Молодежки» и должен был на время нашего с нею общения строго придерживаться этой версии.

Договорились о встрече. Я боялся, что не найду дом Каспаровых, и тогда сам Гарри согласился встретить меня на автобусной остановке.

Шел я на это интервью и вдруг подумал, что ведь нужна будет фотография Каспарова – во всех интервью, которые я видел в газетах, обязательно были фотографии. И вдруг вижу стоящего на улице и считающего галок Натана Мордухаева, моего случайного приятеля. Вспомнил, что видел у него фотоаппарат. Бросаюсь к нему. Предлагаю пойти на интервью вместе. Натан, улыбаясь, достает из кармана фотоаппарат «Смена-8М» – маленькую такую потертую камеру рублей за шестнадцать. Даже без чехла. Ужас!

Спрашиваю у Натана, нет ли у него чего-нибудь посолиднее? Есть же, в конце концов, «Ленинград», «ФЭД», «Зенит»?

– Знаешь, – важно ответил мне Натан, – все дело не в камере, а в мастерстве фотографа!

Делать было нечего, отправились со «Сменой».

Очень хорошо помню, как Гарри встретил нас, как волновался – для него это было одно из первых интервью, как ни странно. Мальчик еще не был избалован.

Много лет спустя мы заспорили с замечательным журналистом Виталием Мелик-Карамовым, кто первым взял интервью у Каспарова – он или я. Дело происходило на Международном кинофестивале спортивных фильмов в Милане, где участвовали наши с Виталием картины.

Виталий легко доказал мне, что был первым. Его материал о талантливом бакинском шахматисте опубликовали еще в 1976 году, когда Гарику было всего 13 лет.

А я интервью записывал 20 февраля 1980 года. Помню эту дату так точно потому, что в этот день сборная СССР по хоккею играла на Олимпийских играх со сборной Канады. В далеком от Баку Лейк-Плэсиде. И во время нашей беседы Гарик каждые пять минут выбегал в другую комнату, где работал телевизор, и дико кричал, болея за наших хоккеистов. Сборная СССР тогда выиграла со счетом 6:4, и настроение у будущего чемпиона мира по шахматам было отличным.

Он, как, впрочем, и все остальные болельщики на планете Земля, еще не знал, что через два дня наша сборная проиграет любительской команде из США, которая и станет Чемпионом Олимпиады-80. Советские хоккеисты получат лишь «серебро». А ведь до этого сборная СССР выиграла пять Олимпиад подряд.

Кроме этого ужасного проигрыша советской сборной, Лейк-Плэсид запомнился мне также великим достижением американского конькобежца Эрика Хайдена, который выиграл все пять дистанций. Получив пять золотых медалей, он один (!) мог бы занять третье место в общем зачете!

Во время интервью я с умным видом задавал какие-то вопросы, Натан беспрерывно щелкал своей дешевой «Сменой», – короче, никто не заподозрил, что мы авантюристы, звать нас никак и никакие мы не корреспонденты газеты «Молодежь Азербайджана».

Попрощавшись с Гарри и его мамой, я побежал домой записывать нашу беседу. Попросил Натана с утра передать мне несколько карточек.

Предстояла следующая часть комбинации – отнести интервью в газету «Молодежь Азербайджана», хотя я, как уже говорил, даже не знал, где находится редакция.

Утром я позвонил на работу, нагло сообщил, что заболел и иду в больницу. Натан тем временем привез карточки – очень, кстати, приличные. Он доказал, что не в камере дело, молодец!

Текст я написал от руки, потому что никакой печатной машинки у меня и в помине не было.

Я подошел к газетному киоску и купил газету. Там в выходных данных был адрес, поисками которого я и занялся.

Приехал на автобусе к мощному восьмиэтажному зданию. Это было издательство «Коммунист», где на разных этажах располагалось большинство партийных газет республики. В газете я прочитал, что редакция «Молодежки» была на 8-м этаже. Потом я узнал, что молодежные газеты всегда загоняли на самый верх.