Державю. Россия в очерках и кинорецензиях - Денис Горелов

совсем хорошая, как обещал первый командир конников и барабанщиков Аркадий Петрович Гайдар, которого пустые буржуазные дешевки объявили психопатом, расписываясь в своем гуманитарном ничтожестве. Пустое сердце глухо к великому слову.

Гайдар с Крапивиным — лучший распознаватель «свой — чужой». Если хоть раз пристраивал в ладони рукоять спортивного клинка, если правил кат носом на вал, если знаешь имя Джонни Воробьев и волшебное заклинание «Пять пальцев в кулаке годятся для удара, годятся, чтоб держать и молоток, и меч» — значит, будет тебе место у костра и котелок с наваром. Если нет — прошло твое детство даром, наверстывай.

Не стремился малый читатель стать таким — а воображал, что в худший момент может им оказаться. Подняться внутри. Как в английском фильме «Субмарина», где мордатый бычара на глазах школы держит мелкого за грудки и велит сказать, что лучшая девочка мира — шлюха, вон та, в красном пальтишке с капюшоном, что зябко сидит на ступеньке и, как все, ждет Слова. И мальчик, никогда не читавший Крапивина, но знающий наитием его завет и его вдохновляющую силу, отсчитывает назад секунды до подвига и главных в жизни слов, какие дай господь сил всем сказать в такую минуту:

«Пошел на… (дальнейшая часть фразы изъята самоцензурой во избежание запечатывания книги в целлофан)».

Искры из глаз, кровь из ноздрей — это неважно совсем. А важно, когда битую твою морду держит на коленях та вот, в красном пальтишке, лучшая. Потому что ты знаешь, как жить, а других ей и не надо.

Пацан этот — с нашего костра. С «каравелловского».

И число людей у огня растет, потому что есть такой автор из дальнего города — Крапивин Владислав Петрович.

P. S. Когда брак с лучшей девочкой мира забросил меня на ПМЖ в переулок с названием Крапивенский, внутренний контролер сказал со значением: «О!»

Атаманы сыпучих оврагов

«Американка», 1998. Реж. Дмитрий Месхиев

Эта жизнь иногда доносилась далеким эхом в пионерлагеря. Страшным словом «деревенские», рецептами бомбочек — магний на марганцовку, шифером в костер и вечно грязными бинтами на костяшках правой руки. Другая жизнь провонявших мазутом шпал, десятка производных от глагола «бздеть», сизых наколок на проспиртованных пальцах и оголтелой взрослости: эти ребята с плохими зубами всегда знали, как починить велик, как плавить свинец, зачем клюшку «изоляцией» обматывать и где у бабы что (бабами звались особы до 17 лет включительно; которые старше, уже были «тетки»). В этом мире длинно цыкали через неслучайные промежутки в зубах, всех Кость звали Костылями, а по осени щеголяли в черных армейских шкарах дембельнувшегося старшего брата. Там знали мало слов, но были с понятиями: никогда не жрали поодиночке, а в случ-чего выходили вперед, раздвигая остальных плечами.

Кинематограф той жизни не касался, его больше занимала трудная бабья судьба, нечистоплотные научные руководители, носики-курносики начальных классов и точка отсчета армейских буден. Лишь однажды Владимир Роговой снял «Несовершеннолетних» — с замусленными картами на деревянных ящиках, опасными танцплощадками, флотскими ремнями на руках и белыми ремешками девичьих сумочек. Даже по названию было ясно, что это взгляд мента, но мент этот вторгся в такой затерянный мир, такую густонаселенную терру инкогниту, что фильм стал абсолютным чемпионом 77-го года, оставив далеко позади даже такие бесспорные хиты десятилетия, как «Сыщик», «Земля Санникова», «Гараж» и «В зоне особого внимания». С той поры любое обращение к теме трудного подростка из поселка городского типа имени первого вагоноремонтного субботника срывало немыслимую кассу, ставя в один ряд столь неравноценные фильмы, как «Маленькая Вера» и «Меня зовут Арлекино».

И вот на исходе 90-х Дмитрий Месхиев снял «Американку», этакого «Маленького Сережу». Про правильного пацана Сережу Колядку, у которого лохмы Электроника, блатная сутулость, рубаха с воротом «заячьи уши» и брат побился на мотоцикле, оставив вдовой 17-летнюю Таньку «с кирпичей». Про беспощадную «американку» — спор на что хочешь. Про кодекс железнодорожных, которые не бросают друга и не считают за людей мокрощелок, и про большие красные вентили, в которые отлично входят пальцы и получается кастет. Про жизнь, вощем-то, нашу, а ваще-то совсем и не нашу.

«Американка» вышла поправкой к третьим «Песням о главном», заценившим десятилетие разрядки, БАМа, спортивной гимнастики и сериала «Ну, погоди!» исключительно из двухкомнатного кооператива Шурика и обошедшим стороной субкультуру поселковых малогабариток с донельзя полированной мебелью и выжиганием старшего сына на темы фильма «Шайбу-шайбу». Со столовым вином № 21 в руке и песней «Остановите музыку» в сердце, сын двух столиц Месхиев восстановил историческую справедливость в отношении окраинных народностей нашей страны.

«Полюби коврик!» — орал жлоб-таксист эстету-музыканту в «Такси-блюзе» — и Месхиев полюбил. Он впервые снял ТУ жизнь без содрогания — несмотря на семечную труху, вечно бухого соседа, малые метры и лопухи. Первые поцелуи, которые надо небрежно звать «сосаловом», «Шипка» на спортплощадке, тыренные арбузы, портвейн с пластмассовыми пробками, стыки насмерть, первый шов, первые похороны. Смерть и по сей день ходит с той жизнью рядышком, там долго не живут, и это придает солидности бесшабашной житухе, по которой знают Россию в мире. «По дури», — говорят тамошние, «по пьянке», — уточняют посторонние, а конец един: кто на нож налетит, кто на столб, кого станок засосет, а кого платформой переедет. Превращение подростка в мужика там интересней и своевременней, чем в городе. Это потом уже мухи дохнут, собаки зевают и никакого тебе культурного досуга.

Потом. Потом в той жизни нет ни хрена хорошего. Там женятся по залету, бьют детей, зарятся на чужой каравай и по сей день волнуются, по правде Пугачиха с Киркоровым али так, ваньку валяют. Там золотушное детство, неловкая зрелость и никчемная, но горластая старость.

Однако отроком, сизым отроком лучше быть там, в деревне Тараскино Новоржевского района, где снимался фильм. Прыгать с тарзанки. Подсматривать в бане. Ловить пиявок на продажу. Мешать сестре с моряком сосаться. Смачно говорить: «Бью два раза, второй по крышке гроба».

На премьере главный человек 70-х Андрей Макаревич подошел к режиссеру и молча пожал руку.