Державю. Россия в очерках и кинорецензиях - Денис Горелов

десятилетия — детей 60-х годов рождения просто не с кем было оставить на лето. Живучесть же легенды происходит оттого, что кинематограф был вполне благополучной средой, выжившей в эвакуации и сохранившей наследственный снобизм по отношению к государству и населяющим его правоверным плебеям.

Сама детская полувоенная организация была скопирована в 20-е с американского бойскаутского движения — заимствовав оттуда и слово «пионер», и цветной галстук, и нашивки с речевками, и даже салют (в США это обычная войсковая честь флагу, при которой ладонь прикладывается к голове не сбоку, а к брови под углом). К старым мобилизационным временам относится и двуединый ритуальный клич «Будь готов!» — «Всегда готов!».

Форма состояла из белой рубашки с наплечным шевроном (звезда и языки пламени на лимонном фоне), для девочек — еще и белые банты плюс синяя плиссированная юбочка поверх белых колгот (очень, очень секси). Знамя на сбор и открытие лагеря выносила знаменная группа в белых перчатках — мальчик-знаменосец и две девочки «под салютом» спереди и сзади. Тройке не полагалось двигаться по косым траекториям — поэтому она чеканно поворачивала под прямым углом, красиво было. Дружина при этом стояла «под салютом», если затягивалось — хитрецы норовили положить уставшую руку на плечо соседу, но тот стряхивал: нечего.

Пионерия имела свою параллельную «беспартийным» старостам бюрократию, которая, как любая идеологическая верхушка, котировалась выше. Избирались председатели совета отряда, а по школе и лагерю — совета дружины. Совет заседал в пионерской комнате, решая организационные и дисциплинарные вопросы и будучи предтечей парткомов. Процессом рулила старшая пионервожатая — чаще всего миловидная барышня, провалившаяся в институт и нарабатывающая стаж до следующих экзаменов. Старшеклассники на переменах любили бегать к ним в гости трепаться, пикироваться и дудеть в горн. В кино их обычно изображали суетливыми и подобострастными к начальству курицами — в реальности старшая вожатая в школе и лагере была довольно самостоятельной фигурой, на которую директора спихивали кучу надзорных функций и потому сильно от них зависели.

В седьмом классе до срока повзрослевшие, но еще не достигшие комсомольского возраста девочки начинали прятать галстук в сумку — с этим боролись, но вяло: поверх округляющегося бюста пионерский символ выглядел довольно развязно (вожатые не в счет, у них работа такая; да и галстук их декоративный, потому как все давно в комсомоле).

Школьная пионерия была лишней нагрузкой: и без нее забот хватало. Зато лагерная — воистину благородным ритуалом. Все же сосредоточенный горнист, всеобщий любимец в рассветных лучах — это было здорово. И повести Крапивина в «Пионере» с продолжением и картинками Ю. Медведева. И аккуратно сложенный, приятный на ощупь квадратик галстука в кармане.

Если религии подобает быть величественной и красивой — пионерская такою определенно была.

В 12 лет человек понимает все

О Владиславе Крапивине — к первопубликации

«Мальчика со шпагой»

Крапивин не входит в святцы детской литературы и не стоит на заветной полке Незнаек, Буратин и Хоттабычей.

Эту полку собирают взрослые в поисках, что бы почитать маленьким. Там не бывает реального зла, только гиперболически сказочное.

Крапивина мужчина четырнадцати лет покупает сам, видав уже всякие виды и знакомый с настоящим, сгущенным злом соседнего двора, опасным и будничным. Выросши в полного человека благодаря этим книжкам, он слегка стесняется их как самого интимного и дорогого переживания. Только потому Крапивин и не рассматривается сегодня как великий современник — каким, безусловно, является. Нет поля обсуждения и культа. Нет общероссийской «Каравеллы» людей, которые не зная, но чувствуя своих, в один важный момент жизни прочитали внутри журнала «Пионер» «Колыбельную для брата». А кто старше — «Всадников со станции Роса». А позже — «Ковер-самолет». А самые продвинутые в «Уральском следопыте» — «Голубятню на желтой поляне».

«Люди всегда гибнут во имя великой цели. — Во имя вашей цели — наши люди. Объясните этой девочке, ради чего во время нашествия погибла ее мать».

Это был взрослый базар, и он никогда не попадал в умильное кино студии Горького про фантазеров и почемучек. И «Всадники» с пионерлагерной жандармерией. И «Трое с площади Карронад» с авиабомбой в портфеле. И «Журавленок и молнии» с домашним насилием и телевизионной сволочью. Агрессивные и глупые учителя, мальчики, способные им перечить, внутриотрядные, внутришкольные, уличные войны маленьких людей за честь и достоинство, вообще существование неподконтрольного взрослым автономного мира — не совсем то, что способен был допустить на экран советский ювенильный кинематограф. Саечки за испуг, стыки за вешалкой, хай директрисы, раз в два года оскорбительные уколы для всех — девочкам в четные годы, мальчикам в нечетные, сонные черные утра, пустые унылые коридоры — то была жизнь, а не миф о смехе и солнце. И никогда в жизни не признали бы наверху близость настоящего, гнусного врага: хоронящийся по углам грязный, активный, всемогущий блатяк. Единственный раз в «Колыбельной для брата» появились из тумана смрадные гады, причем пехота — явно злее и опаснее центрального атамана Дыбы. Знавали мы в жизни Дыб — экранный, как ни старался, был человеком, не тварью. Такое видно.

Не решился режиссер народ пугать.

А еще во всем детском кино, кроме «Чучела», непременно присутствовал знающий и близкий педагог. Тогда как в жизни каждого пионера страны были затяжные периоды, когда он жил сам и бился сам, один в поле. И если была ему в этом деле какая взрослая подмога, то эта вот проза Крапивина в журнале «Пионер» с серьезными маленькими людьми на иллюстрациях.

«Силу почувствовал?» — насмешливо спрашивал человека Дыба.

Они чувствовали силу. Правду, пацанскую справедливость, локоть полузнакомых товарищей где-то совсем рядом и отряд за спиной. Уже в «Мальчике со шпагой» Крапивин пресек эту соблазнительную моду слабого уповать на орден, гвардию и всадников из песни. Отряд — для безнадежных случаев заведомого превосходства зла. Бейся сам, прикрывай младших, уродуйся — и однажды в черный миг тебе помогут сильные люди: они чувствуют своих. «Не тррогать!» — и сказочный эскадрон вылетит вихрем на поляну.

Будь одним из них. Всю жизнь.

И будет жизнь