Простая милость - Уильям Кент Крюгер

солнечное, и день явно предстоял жаркий. Мы вошли в парикмахерскую и обнаружили, что в ней уже полно народу. Один посетитель сидел в кресле, еще двое ожидали. Никого из них я не узнал. Мистер Баак почти не взглянул в нашу сторону. Он указал ножницами на два стула возле окна и дружелюбно произнес:

— Посидите пока что, ребята.

Джейк взял комикс и сел. Я немного порылся в журналах, пока не отыскал "Мужские занятия", на которые наткнулся днем раньше. Мы погрузились в чтение, а разговор, который вели мужчины перед нашим приходом, возобновился.

— Ни на минуту не поверю, — сказал один из ожидавших. — Я видел, как этот парень обеспечил "Воинам" победу на двух региональных соревнованиях. Тренер Мортенсон говорит, что еще не видывал такого прирожденного спортсмена.

— Говорю вам, — сказал мистер Баак. — Этот парень — голубой. Вы никогда не задумывались, почему он так хорошо поет и танцует?

— Джон Уэйн тоже хороший актер, — возразил сидевший в кресле, — но я не слыхал, чтобы его называли гомиком.

Я поднял глаза от журнала. Джейк тоже.

— Если этот парень педик, то я зебра, — сказал первый. — И знаешь, Билл, мне кажется, что опасно распространять такие слухи. Можно здорово навредить.

— Слушай, я узнал это от Хальдерсона, а он — от полицейского, — сказал мистер Баак. — Копы много чего знают и никогда не врут.

— Ай! — вскрикнул сидевший в кресле.

— Извини, Дэйв, — сказал мистер Баак.

— Может быть, продолжим разговор, когда я подстригусь? — сказал тот, кого называли Дэйвом. — Я не хочу остаться без уха.

Я отложил журнал и поднялся. Джейк последовал моему примеру.

— Мы зайдем попозже, — сказал я.

— Конечно, ребята. Когда пожелаете. — Парикмахер на прощание помахал ножницами.

Выйдя на улицу, мы встали у витрины парикмахерской, под навесом.

— Что делать будем, Фрэнк? — спросил Джейк.

Я посмотрел через площадь в сторону полицейского участка, гадая, на месте ли Дойл и чего еще он наговорил.

— Не знаю, — ответил я.

— Может, поговорим с Гасом?

— Да, — кивнул я. — Можно и с Гасом.

— Я не видел его мотоцикла у церкви, — сказал Джейк.

Это не имело значения. Я знал, где он сегодня.

Идти до кладбища было далеко, но по дороге мы не перекинулись ни словом. Я размышлял, как один дурной поступок неизбежно приводит к другому, и чувствовал себя виноватым во всем. Я ненавидел Дойла, который оказался не только задирой, но еще и треплом, и мне хотелось стать покрупнее и посильнее, чтобы его проучить.

Мотоцикл Гаса был припаркован возле небольшого строения, в котором хранился инвентарь. Кладбище было обширным, я точно не знал, где будут хоронить Ариэль, и мы некоторое время блуждали. Долина нежилась под безоблачным небом. Ярко зеленели далекие поля. Отовсюду звучало пение птиц. На кладбище я бывал много раз — в День Поминовения или на похоронах кого-нибудь из прихожан, и совсем недавно — на похоронах Бобби Коула и странника. Оно всегда казалось мне умиротворяющим, даже красивым. Но на этот раз все было иначе. Теперь я понял, что это, в сущности, — город мертвецов, и, хотя сейчас от Нью-Бремена меня отделяла всего лишь кованая ограда, я почувствовал, будто на миллион миль отдалился от всего знакомого и дорогого. Мы прошли мимо могилы Бобби Коула — все еще свежей, усыпанной увядающими букетами. Я подошел к могиле странника и вспомнил тот день, когда помогал опустить его в землю, и как я тогда подумал, что за прекрасный уголок это кладбище. Но теперь я понял, что нет ничего прекрасного там, где встают надгробия.

— Вот он, — прервал молчание Джейк.

На дальнем конце кладбища росла липа, под ней был небольшой склон. Там я увидел тачку, кучу свежей земли и Гаса, стоявшего в яме, которая была ему уже по колено.

Однажды Гас рассказал, будто бы он происходит из штата Миссури, из семьи потомственных могильщиков.

— В тех краях их знали все, — сказал он. — Моего дедушку и папу часто приглашали вырыть для кого-нибудь могилу. Это не просто яму копаешь. Это вырезаешь в земле ларец, который примет в себя и навечно сохранит что-то очень драгоценное. Если все сделано правильно, люди смотрят на могилу совсем не так, как на обычную яму. В свое время вы сами это поймете.

Гас умел рассказывать истории, но непонятно было, чему верить, особенно когда он бывал в подпитии.

Он был одет в перепачканную футболку и работал так усердно, что не заметил нашего приближения.

— Привет, Гас, — сказал я.

Он поднял глаза, не переставая откидывать землю лопатой. Вид у него был удивленный и недовольный.

— Что вы здесь делаете?

— Гас, можно тебя на минуточку?

— Прямо сейчас?

— Да, это важно.

Он кинул еще земли на кучу возле ямы и воткнул в нее лопату. Сдернул кожаные перчатки, засунул их в задний карман джинсов и подошел к нам.

— Ладно, — сказал он.

Но заговорил я не сразу. Сначала я посмотрел на кучу земли и увидел, как в ней копошатся земляные черви. А потом посмотрел в яму, в которую завтра положат Ариэль, и она отнюдь не напоминала резной ларец. Мне захотелось плакать. Джейк молча смотрел туда же, и мне стало стыдно, что я привел его.

— Идите сюда. — Гас положил руку на плечо Джейку и подвел его к липе. Потом проделал то же самое со мной. Мы сели на травке в тени, и я все рассказал. К концу рассказа вид у Гаса был совсем несчастный.

— Что нам делать? — спросил я.

— Придется рассказать отцу, — ответил Гас.

— Так я и думал, — кивнул я.

— Это не ваша вина, ребята. Зря я показал вам этот чертов вентиляционный канал. — Гас поднялся с травы. — Ступайте к отцу и все ему расскажите.

— Он разозлится, — сказал Джейк.

— Наверно. Но на самом деле злиться нужно на Дойла.

— А с Дойлом как быть? — спросил я.

Гас посмотрел в сторону города.

— Я с ним разберусь, — сказал он.