Простая милость - Уильям Кент Крюгер

Гас протянул ему бутылку пива.

— Я знаю, что это противоречит твоей религии, Капитан, но, может быть, один раз сделать исключение?

Мы ели, отец с Гасом пили пиво, все мы разговаривали, даже Джейк, и смеялись. Видит Бог, в тот вечер мы были счастливы.

31

Когда мы с Джейком мыли посуду, пришел Карл Брандт. Словно нищий, он робко постучался в боковую кухонную дверь. Встал возле нее, потупившись, и почти шепотом спросил, где мой отец. Как будто он собирался просить о чем-то, на что не имел права, чего не надеялся получить, — и знал об этом.

После ужина Гас покинул нас и куда-то умчался на мотоцикле — хотя он и не сказал, куда именно, я решил, что обратно к Джинджер Френч. Мой отец отправился к себе в кабинет, чтобы заняться подготовкой к похоронам Ариэли.

Я сказал, где найти отца, но предложил Карлу дождаться его в гостиной.

Карл покачал головой.

— Спасибо, Фрэнк. Я пойду к нему.

Когда Карл ушел, мы с Джейком переглянулись, и стало ясно, что подумали мы об одном и том же. Я отложил полотенце, вытер руки о штаны и направился к двери.

— Постой, — сказал Джейк. Я подумал, что он хочет меня удержать, но он добавил: — Нужно дать ему минутку.

Дождавшись, покуда Карл дойдет до церкви, мы выскочили из дома и перебежали через дорогу. Заходящее солнце бросало нам на лица длинные желтые лучи. По боковой лестнице мы спустились в темный подвал, я быстро вытащил тряпки из вентиляционного канала, мы припали к нему и затаили дыхание.

— …клянусь, — говорил Карл. — Я виноват, знаю. Мне не надо было напиваться, надо было смотреть за Ариэлью, но клянусь, — я не причинил ей никакого зла, мистер Драм. Ариэль была моим лучшим другом. Иногда мне кажется, что единственным другом.

— Я видел, сколько у тебя приятелей, Карл. Это что-нибудь да означает.

— Никто не понимал меня так, как Ариэль. Никто.

— Ты был отцом ее ребенка?

— Нет.

— А Рут сегодня утром сказала, что ты хвастался перед своими приятелями, будто имел с Ариэлью сексуальную близость.

— Я никогда такого не говорил, никогда. Дело в другом.

— Тебя неправильно поняли?

— Не совсем. Видите ли, когда ты в компании парней, нужно соблюдать определенные правила.

— И всем говорить, будто спишь со своей девушкой?

— Ну да.

— Даже, если это неправда?

Карл немного помолчал, а потом ответил, понизив голос, так что мы с трудом расслышали:

— Особенно, если это неправда.

— Ты о чем?

Половицы над нашими головами скрипнули, как будто кто-то стронулся с места и принялся шагать. Некоторое время из вентиляционного канала не доносилось ничего. Лично я бы уже потребовал ответа, но терпение моего отца было необычайным. Из-под печки выползла длиннющая гусеница. При других обстоятельствах я бы ее растоптал, но в церкви стояла такая глубокая тишина, что я боялся ее нарушить и тем самым нас выдать. Джейк тоже, не двигаясь, смотрел на гусеницу.

— Ариэль забеременела не от меня, — наконец сказал Карл.

Шаги замерли где-то слева — наверное, Карл остановился у окна, из которого было видно заходящее солнце. Я представил себе, как его лицо озарил меркнущий золотистый свет.

— Мы были близкими друзьями, но не настолько, — сказал он.

— Не понимаю, Карл.

— Мистер Драм, я…

Он запнулся, его голос дрогнул, и до нас донеслись сдавленные рыдания.

Половицы заскрипели снова — это отец пересек кабинет и подошел к Карлу Брандту.

— Все хорошо, Карл. Все хорошо, сынок.

— Нет… это… это не… — Карл говорил с трудом. — Это ненормально. Это ужасно. Это противоестественно.

— Что именно, Карл?

— Разве вы не понимаете? — Голос Карла внезапно обрел силу и наполнился гневом. — Я никогда не любил Ариэль. Я никогда не любил девушек. Никогда не думал о них. Понимаете? Теперь вы понимаете?

— Вот как, — сказал мой отец. Ясное дело, он понял.

— Я гомик. Я выродок! Я больной выродок. Я…

— Карл, Карл, все хорошо.

— Ничего хорошего. Всю жизнь я наблюдал за другими мальчиками, чтобы убедиться — я такой же, как они. Я повторял себе: "Вот так мальчики ходят. Вот так мальчики разговаривают. Вот так мальчики не обращают внимания на других мальчиков". В детстве я не понимал, что со мной происходит. А когда до меня наконец дошло, мне стало невыносимо сознавать, кем я был. И кем остался.

— Ты дитя Бога.

— Больного Бога!

— Бога, который любит тебя.

— Если бы он любил меня, то сделал бы таким же, как все.

— Я не считаю, что ты выродок. Не считаю, что ты больной.

— Нет. Вы просто считаете, что я убийца.

— Не считаю. И никогда не считал.

— Ладно.

— Я всегда видел в тебе молодого человека, который по-дружески относится к моей дочери и с почтением приходит в мой дом. Я знаю, что ты допускал ошибки, но среди всей это жуткой кутерьмы я ни разу не подумал, будто ты убил Ариэль. Это абсолютная правда.

В голосе отца звучала не горячность спора, а мягкость увещевания. Именно так он говорил о Боге в своих проповедях.

— Карл, кто-нибудь знает об этом?

— Я никогда никому не рассказывал, даже Ариэли.

— Но она знала?

— Думаю, догадывалась, но мы никогда об этом не говорили.

— Ты знал, что она беременна?

— Тот самый спор, о котором все постоянно вспоминают, произошел из-за ребенка.

— А именно?

— Я сказал ей — мистер Драм, мне очень стыдно, но я хотел, как лучше — я сказал ей, что знаю одного доктора в Рочестере, который уладит эту ситуацию.

— С помощью аборта?

— Да, сэр, с помощью аборта. Но она наотрез отказалась. Она хотела родить ребенка и вырастить его здесь, в Нью-Бремене.