Державю. Россия в очерках и кинорецензиях - Денис Горелов

еще в Потсдаме, сразу. В город, взятый дикими потерями Красной Армии, впустили американцев с англичанами и зачем-то еще французов. Четыре оккупационных зоны, четыре комендатуры, поначалу просто дразнились, потом рассорились вконец. Стали жить по уставу: шлагбаум, цурюк, аусвайс, ферботен. И все равно проходной двор. Шестнадцать лет немцы ходили из социализма в капитализм и не всегда возвращались назад. Шестнадцать лет с той стороны тек поток подрывной литературы, подрывных шмоток и подрывного пива. Разведки работали на износ без правил; ветераны утверждают, что в берлинские резидентуры брали только чокнутых. Через Берлин меняли провалившихся шпионов. Цвел неуправляемый черный валютообмен: марка на марку одна к четырем.

Ну, и должна ж была однажды кончиться лафа. Полвека назад демократических и бундесовых немцев расцепили окончательно.

Бред продолжался. На стене убивали, фотографировались и писали глупости. Приехал Кеннеди и произнес историческую речь, что он берлинская булочка (хотел сказать «Я берлинец», но спутал артикли). Потом стену расковыряли и растащили на сувениры.

Один и у нас стоит. Если от Курского вокзала спуститься к реке по Садовому — на газоне виден бетонный блок с металлическими бабочками голубого и бурого цвета. Это она и есть, стена. Бабочки придают ей игривый вид. Как у бронзовых Маркса-Энгельса возле берлинской телебашни или у крашенных под жирафа танков Т-72 перед киевским музеем Отечественной войны. Рядом, понятно, дети. Козинцев на это сильно ворчал: хватит, говорил, каждый военный фильм детишками заканчивать, надоело. Но что поделать, если танки, стена, берлинский мемориал Холокоста — любимое место игр несовершеннолетних киндеров.

Ничего не поделать. Полувековой бред считать законченным.

1973. Чили

На смерть Айболита

Как в Чили был похоронен утопический социализм

— Коля, они Альенде убили!

— Тьфу, я думал, с мамой что-нибудь.

(«Прошу слова»)

Когда в августе 73-го девизом чилийских правых стало слово «Джакарта», когда оно ежеутренне появлялось на стенах казарм, церквей, университета Сантьяго, в анонимках членам кабинета Народного единства, Москва поняла: Альенде всё. Это к нему из-под елки выбегают мохнатые волки. В зеленых мундирах и шикарных яичного цвета водолазках сухопутных сил Чили. «Джакарта» — это было недвусмысленным напоминанием о судьбе левого блока Индонезии, вырезанного в октябре 65-го браво-ребятушками генерала Сухарто.

Волков ждали давно.

Революционный кубинский хаки-режим всего лишь наследовал давним традициям континента. Гражданские власти Латинской Америки всегда действовали (или бездействовали) с большой оглядкой на людей в форме. До поры до времени им давали дышать, но стоило увлечься новомодными классовыми теорийками, расправа была короткой и устрашающей, по принципу «непрощенного» Уильяма Манни: «Умрешь сам, твоя семья, твои друзья, да еще и дом спалю». Верные командиру, а не конституции, традиционно рекрутируемые из обеспеченных слоев армии пятого континента не умели воевать, зато были отлично натасканы резать глотки «умникам с идеями».

Первым человеком, который решил игнорировать армейский клан, стал сорок пятый президент Чили Сальвадор Альенде Госсенс.

4 сентября 1970 года страна бедных, несчастных, больных обезьян избрала своим правителем доброго доктора, бывшего министра здравоохранения и лидера духовно-социалистической оппозиции. Доктор знал, как лечить больные животики (едой) и как превратить страну в дендрарий (национализацией меднорудной промышленности, становой отрасли чилийского хозяйства), но оказался совершенно не в состоянии увлечь этими прожектами Бармалея. Умеренный в своих левых воззрениях, он мягко, но твердо отверг первую заповедь марксистской практики — о белых перчатках. Вместо того чтобы беречь лояльный генералитет, провести свирепую чистку офицерских кадров, «укрепить» командование комиссарским контролем, вооружить и натаскать рабочие дружины, президент первым делом постановил ежедневно выдавать каждому ребенку по литру молока. И всем по порядку давал шоколадку и ставил, и ставил им градусники.

Недолго детишки пили то молоко. Мятеж военных и карабинеров был как будто специально приурочен к третьей годовщине правления левой коалиции.

Не озаботившись тылами, Альенде затронул интересы слишком многих, чтобы счастливо встретить старость. По запасам медной руды Чили занимает третье место в мире и первое в Западном полушарии. Доходы корпораций «Анаконда» и «Кеннекот» и кубофобия Госдепартамента США были слишком велики, чтобы сквозь пальцы смотреть на лакающих молоко чилийских детишек (еще со времен Эйзенхауэра во внешней политике США действовала доктрина «Принцип домино», по которой падение одного проамериканского режима неизбежно влекло за собой покраснение региона в целом). Дружественный красным главком Рене Шнейдер был изрешечен в машине за несколько дней до триумфа левых. Второй лоялист, главком Карлос Пратс, проснулся в отставке после бунта пустых кастрюль. Третьего шанса Альенде не представилось: летом 73-го главкомом сухопутных сил стал генерал Аугусто Пиночет.

К тому времени в стране уже стоял настоящий амиго-компаньеросский бардак. Комендантский час вводился и отменялся ежемесячно. Финансируемая американским посольством забастовка водителей грузовиков и мелких лавочников парализовала снабжение. Фиксированные цены вкупе с неконтролируемой эмиссией, усиленной к тому же миллиардами вброшенных из-за рубежа фальшивых эскудо, привели к острейшему товарному дефициту. Чуя вольницу, Хоакины Мурьеты самых разных расцветок по старинке брали себе в помощь ультралевые и ультраправые лозунги и с ними уже грабили мимохожих и мимоезжих, взрывали мосты и дороги, отрываясь на всю оставшуюся жизнь. Правящий режим отвечал на это безобразие песнями члена ЦК комсомола Виктора Хары.

Что делал в таких случаях Айболит? «Дети, ничего не бойтесь. Надо громко позвать соседей. Соседи добрые». Добрые московские соседи давно предлагали старейшей (с 1810 года) латиноамериканской демократии свою помощь. Переворот готовился с таким нахрапом, что двух десятков чекистов-профессионалов было бы достаточно для превентивного удара по штабам. Альенде и здесь оказался верен прекрасному идеалу.

Судьба идеала решилась в черный вторник 11 сентября. В первый же час восстания, объявив круглосуточный комендантский час, моряки Вальпарайсо засунули в трюмы 3000 человек — всю городскую власть и сочувствующих. Связи не было. Дорог не было. Оружия не было: незадолго до путча правым удалось провести законопроект о разоружении гражданских лиц. Как и заведено у розовых, Альенде сделал самый ответственный из безответственных жестов: надел президентскую ленту, помолился конституции и пустил пулю в лоб (миф об участии в обороне Ла-Монеды до последнего патрона позже возник из исторической фотографии