Плетеное королевство - Тахира Мафи

было бы нелестное предположение, которое в глазах других сделало бы Ализэ обычной блудницей.

Но почему-то Дина это не смущало.

– Я не настолько скуп, чтобы отказывать тебе в счастье, – сказал он, поняв ее замешательство. – Я могу только представлять, как трудно тебе живется.

Ализэ отпрянула, настолько она была удивлена.

Еще дальше от истины Дин оказаться не мог, и все же его искренность тронула девушку, она значила для нее больше, чем Ализэ сумела бы выразить словами. Более того, она вдруг почувствовала, что теряется в поисках нужных слов.

– Спасибо, – вот и все, что ей удалось сказать.

– Я понимаю, что мы незнакомы, – произнес Дин, осторожно прочищая горло, – и потому ты можешь счесть мои слова странными, но я с самого начала ощутил к тебе какую-то близость.

– Близость? – изумилась Ализэ. – Ко мне?

– Это так. – Аптекарь коротко рассмеялся, но глаза его были темны от непонятного Ализэ чувства. – Я тоже вынужден скрывать свою сущность от окружающего мира. Это так трудно, ведь правда? Всегда беспокоиться о том, примут ли тебя таким, какой ты есть; всегда задаваться вопросом, примут ли тебя, если ты станешь самим собой?

Ализэ ощутила прилив тепла в глазах – неожиданный укол эмоций.

– Да, – тихо ответила она.

Дин улыбнулся, однако его улыбка все же вышла натянутой.

– Быть может, здесь, между нами, двумя незнакомыми друг другу людьми, таких опасений не будет.

– Можете не сомневаться в этом, – без колебаний ответила Ализэ. – Надеюсь, настанет день, когда мы все снимем свои маски, господин, и будем жить на свету без страха.

Дин протянул руки и сжал ее ладони в дружеском жесте, наполнившем сердце Ализэ теплыми чувствами. Они пробыли так еще какое-то время, прежде чем медленно расступиться.

Дин молча помог ей уложить платье обратно в коробку, и они, лишь коротко кивнув друг другу, попрощались.

Когда Ализэ уходила, колокольчик на двери тихо звякнул.

И только когда она преодолела уже половину улицы, пока ее сердце и разум были заняты мыслями о неожиданном признании аптекаря, о тяжести переполненной сумки и большой, громоздкой коробки, в которой лежало тонкое, словно паутинка, платье, она вспомнила о карточке.

Резко остановившись, Ализэ опустила сумку на мостовую. Она вытащила из кармана крохотный конверт и, с колотящимся в груди сердцем, надорвала плотную бумагу.

Она едва дышала, вглядываясь в коротенькую записку, в резкие и уверенные штрихи почерка:

Наденьте это сегодня вечером, и вас увидят только те, кто желает вам добра.

31

Королевский дворец был построен у основания каньона Наренджа, внушительный вход его располагался между крутыми скалами цвета коралла, на фоне которых резко вырисовывались сверкающие белым мрамором купола и минареты. Сие великолепное сооружение, где и жил принц, находилось в огромной расщелине, на дне которой даже зимой цвела буйная растительность. Целые километры дикой травы и можжевельника покрывали пространство между оранжевыми скалами, а на неровных ветвях, устремляясь в небо и к огромной стремительной реке, протекавшей параллельно входу во дворец, извивалась сине-зеленая листва деревьев. Через трепетный, змеящийся водоем был переброшен огромный разводной мост – грозное произведение искусства, которое соединялось с главной дорогой, ведущей в самое сердце Сетара.

Прямо сейчас Камран стоял на мосту и смотрел на реку, казавшуюся ему когда-то такой бурной и опасной.

Дожди в нынешнем сезоне шли совсем недолго, и потому вода под ногами была довольно мелкой и неподвижной в этот безветренный час. Каждый день с затаенным отчаянием Камран ожидал возвращения дождей, ждал грозы, которая пощадила бы их империю. Если они не начнутся…

– Думаешь о водохранилищах, – негромко произнес дед. – Не так ли?

Камран взглянул на короля.

– Да, – ответил он.

Они стояли вдвоем на мосту, что был привычным местом остановки для экипажей прибывающих во дворец гостей, пока стражники открывали громадные ворота, ведущие в королевский двор. По возвращении из Баз Хауса принц с удивлением обнаружил, что Заал ждет его здесь, чтобы перехватить.

Карета, доставившая юношу во дворец, уже давно скрылась из виду, а вместе с ней и Хазан, однако король так ничего и не сказал. Он не спросил о результатах поисков Камрана и не проронил ни слова о туланском послании, краткое содержание которого Хазан передал принцу по дороге.

Новости действительно обескураживали.

Тем не менее, король и его наследник не обсуждали их. Вместо этого они молча наблюдали за служанкой, направлявшей веслом каноэ с яркими звездными россыпями живых цветов.

Камран редко бывал здесь, за внешней стеной дворцовой территории, хотя его нерешительность объяснялась отнюдь не страхом. Дворец был почти неприступен: со всех сторон его охраняли естественные природные заслоны. Обширные угодья дворца тоже находились под защитой внешней стены – вершина ее упиралась в облака, а на ней неустанно дежурили не менее тысячи солдат, и все они стояли наготове, держа стрелы в луках.

Нет, дело было не в том, что принц не чувствовал себя в безопасности.

Несмотря на захватывающие дух виды, открывающиеся с этой обзорной точки, Камран избегал задерживаться на мосту, потому что он напоминал принцу о детстве, а точнее, об одном конкретном дне. Трудно было поверить, что с того рокового дня минуло столько времени, ведь Камрану порой казалось, что это событие произошло всего несколько минут назад.

На самом деле минуло уже семь лет.

Отец Камрана тогда находился вдали от Ардунии – он на несколько месяцев покинул дом, чтобы возглавить ту бессмысленную войну с Туланом. Юный Камран остался дома с наставниками, отстраненной матерью и озабоченным королем; долгая череда хлопот и скуки скрашивалась только визитами в дом тети.

В тот день, когда его отец должен был вернуться во дворец, Камран наблюдал за окрестностями из высоких окон. Он беспокойно искал взглядом отцовский экипаж, а когда тот наконец появился, отчаянно выскочил из дверей, задыхаясь от предвкушения, и остановился на этом самом мосту, над этой самой рекой. Мальчик замер у остановившейся кареты, легкие его горели от напряжения.

В тот год сезон дождей выдался свирепым, река была бурной и пенной. Камран запомнил это, потому что стоял и слушал, как она шумит, пока ждал; ждал, когда отец откроет дверь, чтобы выйти и поприветствовать его.

А когда после долгого ожидания двери не открылись, Камран сам распахнул их.

Позже он узнал, что Тулан отправил весточку об этом – конечно же, отправил, – однако никто и не подумал рассказать одиннадцатилетнему ребенку, что его отец больше никогда не вернется домой.

Что его отец, на самом деле, уже мертв.

Там, на роскошном сиденье кареты, знакомой принцу так же хорошо, как его собственное имя, Камран увидел не своего отца, а его окровавленную голову, лежащую на серебряном блюде.

Не будет преувеличением сказать, что эта сцена вызвала у молодого принца столь бурную и парализующую реакцию, что он внезапно пожелал умереть. Камран не представлял себе жизни в мире без своего отца;