Плетеное королевство - Тахира Мафи

предков было куда более редким сокровищем, и, хотя глина предприняла немало попыток за прошедшие тысячелетия добыть его, заполучить арканный камень они так и не сумели.

Все виды ардунианской магии существовали лишь в небольших количествах и не были предназначены для непосвященных, ибо легко убивали всякого, кто неосторожно обращался с этими изменчивыми субстанциями. Потому и число прорицателей было весьма невелико; ардунианских детей почти не обучали магии, если только они не проявляли искреннего интереса к прорицаниям, и лишь избранные проходили ежегодный отбор для изучения этого искусства.

Ализэ даже не могла представить, как Хазан смог достать такие редкие предметы ради нее. Сначала ностас, и вот теперь – платье?

Она испустила еще один глубокий вздох, выпуская облачко пара на холоде. Солнце рассыпалось по горизонту, разбрасывая по холмам краски и забирая с собой то немногое тепло, что еще оставалось в небе.

Ализэ ждала уже не меньше получаса, стоя на улице в тоненькой кофточке и с влажными волосами. Не имея ни шапки, ни шарфа, чтобы прикрыть обледеневшие локоны, она топала ногами, хмуро глядя на дробящееся солнце и жалея об оставшихся минутах дневного света.

Земля под ногами была усеяна гниющими фиолетовыми листьями, которые опали – казалось, совсем недавно – с деревьев небольшого леса, что окружал великолепное поместье. Голые призрачные ветви трепетно клонились друг к другу, закручиваясь внутрь, словно кривые лапки многоногого паука, стремящегося сожрать свою добычу.

Как раз в тот момент, когда Ализэ представила себе этот тревожный образ, тяжелая деревянная дверь со стоном распахнулась, явив измученное лицо и суетливую фигуру госпожи Худы.

Ализэ присела в реверансе.

– Добрый де…

– Ни звука, – скомандовала молодая женщина, и, схватив Ализэ за руку, втащила ее внутрь.

Ализэ только и успела подхватить свою ковровую сумку, как они уже неслись через кухню и коридоры, громоздкая ноша девушки билась о стены и пол, пока она пыталась поспеть за стремительными порывистыми движениями госпожи Худы.

Когда они, наконец, остановились, до Ализэ, пролетевшей еще на пару шагов вперед из-за внезапной остановки, донесся звук захлопываемой двери.

Ее коробка и сумка упали на пол с двумя раздавшимися друг за другом стуками, и Ализэ повернулась к госпоже Худе, увидев, как та пытается отдышаться, закрыв глаза и прислонившись спиной к закрытой двери.

– Никогда, – произнесла госпожа Худа, все еще пытаясь отдышаться. – Никогда, никогда не появляйся здесь без предупреждения. Никогда. Ты поняла?

– Мне ужасно жаль, госпожа. Я не думала, что…

– Я смогла устроить нашу последнюю встречу только благодаря тому, что притворилась, будто у меня мигрень в тот вечер, зная, что вся семья будет приглашена на ужин, однако сейчас все дома, готовятся к балу, поэтому за платьем к тебе должна была прийти моя горничная, и если матушка узнает, что я наняла именно тебя перешить мое платье, то – ох! – я превращусь в корчащийся окровавленный мешок на улице, потому что меня буквально растерзают на части.

Ализэ моргнула. Ностас на ее коже не стал ни горячим, ни холодным, и это озадачило девушку.

– Разумеется, вы не… Вы не имели в виду, что она буквально…

– Я имела в виду именно то, что сказала, – огрызнулась госпожа Худа. – Моя мать – само воплощение дьявола.

Ализэ, знавшая дьявола лично, сдвинула брови.

– Простите меня, госпожа, но это не…

– Боже, но как я теперь выведу тебя из дома? – Госпожа Худа провела руками по лицу. – С минуты на минуту должны прийти гости отца, и если хоть один из них увидит тебя… если хоть один слуга увидит тебя… О, Боже, мать точно убьет меня во сне.

Ностас снова не отреагировал, и на одно страшное мгновение Ализэ решила, что он мог разбиться.

– О, это плохо, – простонала госпожа Худа. – Это очень, очень плохо.

И ностас внезапно стал теплым.

Значит, он не разбился.

Ализэ испытала волну облегчения, которая тут же сменилась испугом. Возможно, с некоторой тревогой подумала Ализэ, молодая женщина в самом деле подозревала, что однажды ее мать может попытаться убить ее, хотя и сомневалась в этом.

Ализэ внимательно посмотрела на охваченную паникой, измученную фигуру девушки и вдруг пришла к мысли, что дома у госпожи Худы могло оказаться куда больше проблем, чем она рассказывала. Ализэ уже поняла, что мать этой девушки порой проявляла неприкрытую жестокость, но до сих пор госпожа Худа ни разу не говорила, что эта женщина способна настолько ей навредить.

– Ваша мать действительно так жестока? – тихо спросила Ализэ.

– Что? – подняла голову госпожа Худа.

– Вы… Вы действительно опасаетесь, что ваша мать может убить вас? Потому что если вы считаете ее серьезной угрозой для вашей жизни…

– Прошу прощения? – растерялась госпожа Худа. – У тебя что, совсем нет чувства преувеличения? Конечно же, я не боюсь, что собственная мать убьет меня. Я паникую. Разве мне не позволено немного приукрасить правду, когда я охвачена паникой?

– Я… Да, – согласилась Ализэ, кашлянув. – То есть, я только хотела убедиться, действительно ли вы опасаетесь за свою безопасность. Мне легче, если это не так.

Госпожа Худа неожиданно замолчала.

Она всматривалась в Ализэ, как той показалось, очень долго; смотрела на нее так, словно та была не человеком, а загадкой. Это был недоброжелательный взгляд, от которого Ализэ стало не по себе.

– И что, позволь узнать, – произнесла в конце концов госпожа Худа, – ты собиралась с этим делать?

– Я прошу прощения?

– Если бы я сказала тебе, что моя мать действительно хочет убить меня, – вздохнула госпожа Худа, – что бы ты с этим сделала? Я спрашиваю потому, что на мгновение ты показалась мне настроенной весьма решительно. Словно у тебя был какой-то план.

Ализэ почувствовала, что краснеет.

– Нет, госпожа, – тихо ответила она. – У меня не было плана.

– У тебя точно был план, – настаивала госпожа Худа, ее паника уже рассеялась. – Нет смысла отрицать это, так что продолжай. Я хочу послушать. Расскажи свой план по моему спасению.

– Это был не план, госпожа. Я просто… Мне просто пришла в голову одна мысль.

– Значит, ты признаешь это? Ты хотела спасти меня из лап моей матери-убийцы?

Ализэ опустила глаза, ничего не ответив. Ей казалось, что госпожа Худа ведет себя невыносимо жестоко в этот момент.

– О, очень хорошо, – произнесла молодая женщина, театрально падая в кресло. – Тебе не нужно озвучивать это вслух, если признание кажется тебе таким тягостным. Мне просто стало любопытно. В конце концов, ты меня почти не знаешь; мне интересно, почему тебя это волнует.

Ностас засветился теплом.

– Вы удивляетесь, почему меня волнует, что ваша мать действительно может убить вас? – спросила ошеломленная Ализэ.

– Разве я не это только что сказала?

– Вы… Вы серьезно, госпожа?

Ализэ видела, что госпожа Худа говорит серьезно, но почему-то не могла не задать этого вопроса.

– Конечно, я серьезно. – Молодая женщина выпрямилась в кресле. – Разве я когда-нибудь была деликатной? Вообще-то я известна своей прямотой, и смею предположить, что матушка