Плетеное королевство - Тахира Мафи

ненавидит этот мой недостаток даже больше, чем мою фигуру. Она говорит, что мой рот и бедра – это наследие той, другой женщины. Так она, разумеется, называет мою родную мать.

Когда Ализэ ничего не произнесла в ответ на явную попытку госпожи Худы шокировать ее, молодая женщина подняла брови.

– Неужели ты не знала? Это сделает тебя единственным человеком в Сетаре, не имеющим представления о моем происхождении, ибо моя история печально известна всем, ведь мой отец отказался скрывать свои грехи от общества. Я незаконнорожденная дочь дворянина и куртизанки. И это не секрет, что ни одна из моих матерей никогда не хотела меня.

Ализэ продолжала хранить молчание. Она не осмеливалась ответить.

Напускное безразличие госпожи Худы казалось настолько очевидным, что было больно даже наблюдать его; Ализэ не знала, что ей делать – встряхнуть девушку или обнять ее.

– Я знала, – наконец сказала Ализэ.

В глазах госпожи Худы мелькнула эмоция, похожая на облегчение, которая появилась и тут же исчезла. И в этот момент сердце Ализэ смягчилось.

Госпожа Худа тревожилась.

Она переживала, что ничтожная служанка может ничего не подозревать о ее происхождении; боялась, что Ализэ узнает и сурово осудит ее. Попытка госпожи Худы устроить скандал на самом деле была продиктована желанием заранее избавить себя от болезненного отказа в проявлении доброты или дружеского участия.

И этот страх был хорошо понятен Ализэ.

То, что госпожа Худа опустилась до беспокойства из-за мнения служанки в сноде, многое рассказало Ализэ о глубине неуверенности этой молодой женщины; то было откровение, которое она не скоро позабудет.

– Я бы нашла способ защитить вас, – тихо сказала Ализэ.

– Что, прости?

– Если бы вы сказали мне, – уточнила Ализэ, – что ваша мать всерьез пытается вас убить. Я бы нашла способ защитить вас.

– Ты? – рассмеялась госпожа Худа. – Ты бы защитила меня?

Ализэ склонила голову, борясь с новой волной раздражения.

– Вы попросили меня рассказать о том, что мне пришло в голову. Я так и сделала.

Наступило краткое молчание.

– Ты в самом деле говоришь серьезно, – наконец произнесла молодая женщина. Ализэ подняла голову, услышав ее ласковый тон.

Она с удивлением обнаружила, что с лица госпожи Худы исчезла насмешка, ее карие глаза были широко распахнуты от искренних чувств. Сейчас она выглядела совсем юной.

– Да, госпожа, – подтвердила Ализэ. – Я говорила серьезно.

– Боже. Ты очень странная девушка.

Ализэ глубоко вздохнула. Уже второй раз за сегодня кто-то называл ее странной, и она не вполне понимала, как относиться к этому.

Она решила сменить тему разговора.

– Я пришла к вам, чтобы поговорить о вашем платье.

– О, да, – с готовностью отозвалась госпожа Худа, вставая и направляясь к гардеробной. – Так это оно? Могу я открыть…

Ализэ бросилась к коробке и прижала ее к груди. Она отступила на несколько шагов, сердце с силой билось о грудную клетку.

– Нет! – выпалила она. – Нет, это… Это кое-что другое. Для кое-кого другого. На самом деле я пришла сюда, чтобы сообщить вам, что я еще не закончила шить ваше платье. Я вообще не смогу его закончить.

Глаза госпожи Худы расширились от возмущения.

– Ты… Но как ты могла…

– Меня уволили из Баз Хауса, – быстро проговорила Ализэ, вслепую подхватывая свою сумку. – Я отчаянно хотела бы завершить его, госпожа, но теперь у меня нет дома, мне негде работать, а на улице так холодно, что я едва могу держать иголку в пальцах…

– Ты обещала мне… Ты сказала… Ты сказала, что оно будет готово к балу…

– Мне очень жаль, – извинилась Ализэ, медленно продвигаясь к двери. – Мне действительно искренне жаль, и я могу представить ваше разочарование. Думаю, теперь мне пора уйти, потому что, боюсь, я уже достаточно испортила вам день – хотя, само собой, я оставляю вам ваше платье, – она открыла сумку и полезла за тафтой. – После этого я сразу же оставлю вас…

– Даже не думай.

Ализэ замерла.

– Ты сказала, что тебе негде работать? Что ж, работай тут, – Госпожа Худа жестом указала на комнату вокруг. – Ты можешь остаться здесь и закончить платье. Ты можешь незаметно выскользнуть из дома, когда все отправятся на бал.

Ковровый мешок выскользнул из замерзших пальцев Ализэ и с глухим стуком упал на пол.

Предложение было абсурдным.

– Вы хотите, чтобы я закончила его прямо сейчас? – переспросила она. – Здесь? В вашей комнате? Что, если сюда войдет горничная? Что, если сюда войдет ваша мать? Что, если…

– Ах, я не знаю, – раздраженно отозвалась госпожа Худа. – Но ты все равно не сможешь уйти сейчас. Гости отца уже наверняка, – она взглянула на настенные часы, золотой маятник которых качался из стороны в сторону, – да, они уже наверняка прибыли, а это значит, что в доме полным-полно послов, учитывая их поспешность…

– Но… быть может, я могу вылезти в окно?

Госпожа Худа уставилась на Ализэ.

– Ты не будешь делать ничего подобного. Эта идея просто нелепа, и мне необходимо мое платье. Мне больше нечего надеть, а у тебя, по твоему же собственному признанию, больше нет работы. Разве не так ты сказала? Что тебя уволили?

Ализэ зажмурилась.

– Да.

– Значит, тебя никто не ждет и тебе некуда пойти этим зимним вечером?

Ализэ открыла глаза.

– Нет.

– Тогда я не понимаю твоей нерешительности. А теперь немедленно убери это проклятое чудовище со своего лица, – велела госпожа Худа, приподняв подбородок на пару сантиметров. – Ты больше не служанка в сноде, ты швея.

Ализэ подняла на нее глаза и почувствовала, как в сердце вспыхнул огонек. Она оценила попытку молодой женщины поднять ей настроение, однако госпожа Худа не понимала ситуации. Если Ализэ придется ждать, пока весь Фоллад Плэйс отправится на бал, то она ужасно опоздает сама. У нее не было иного выбора, кроме как отправиться на праздник пешком, и потому она планировала выйти гораздо раньше. Даже обладая сверхъестественной скоростью, она не могла перемещаться так же быстро, как карета, и уж точно не осмелилась бы бежать в столь изысканном платье.

Омид решит, что она бросила его. Хазан будет гадать, удалось ли ей благополучно попасть на бал.

Ей нельзя было опаздывать. Просто нельзя. Слишком многое было поставлено на карту.

– Пожалуйста, госпожа. Мне правда нужно идти. Я… На самом деле я джинн, – нервно призналась Ализэ, прибегая к единственной оставшейся у нее возможности. – Вы можете не беспокоиться, что меня увидят, я могу стать невидимой и…

Глаза госпожи Худы распахнулись от изумления.

– Твоя дерзость меня шокирует. Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Да, я незаконнорожденная, но я внебрачный ребенок ардунианского посла, – заявила она, заметно разозлившись. – Или ты забыла, что сейчас стоишь в доме чиновника, назначенного короной? Как только у тебя хватило наглости даже намекнуть в моем присутствии на то, что ты делаешь нечто настолько вопиюще незаконное, я не могу понять…

– Простите меня, – запаниковала Ализэ. Только теперь, когда ее порицали за это, она осознала всю тяжесть своей ошибки; другой человек, может