Силуэты минувшего - Георгий Алексеевич Римский-Корсаков

гостей. В закуске участвовали: копченный угорь, поджаренные сардины, селедка в белом вине, устрицы (для Доди). Потом подавался густой раковый суп. Мисс Мунт уверяла, что его варили неделю. Потом цыплята с каким-то острым английским соусом. Потом… что-то еще и еще, что уже съесть было невозможно. Пили: замороженную водку (из маленьких рюмочек), виски (из больших), доппель-кюмель (для меня), Нюи 1884 года, Шабли (после осетрины). Для удовлетворения моего мещанского, грубого, бюргерского вкуса передо мной ставили бутылку Мозельвейн-Мусё и перед Додей бутылку Муэт и Шандон «brut extra-sec». Когда уже пили кофе, Андрей сказал:

«Я совсем забыл… Я получил открытку от Сталя из Тифлиса».

«А ведь наша болтовня приобрела вдруг какую-то реальность. Мне очень не нравится, что мы так верно предугадали его маршрут», – сказал я.

«Да, нехорошо, и даже погано», – заметил Додя.

Но Крон с жаром вступился за Сталя.

«Он слишком хорошего общества, чтобы заниматься такими делами. Кроме того, нельзя быть шпионом и заниматься оголтелым развратом. Он докатился до Народного дома. Наконец, почему поездки в эти города подозрительны? Это ведь не крепости».

«Да, – вдохнув, заметил Штукенберг. – Но это штабы военных округов».

Андрей растерянно посмотрел на нас и, помолчав, сказал:

«Если он шпион, то, конечно, за ним уже следят всякие наши агенты и учреждения, и не будем портить себе настроение догадками о мотивах поведения Сталя».

Отдыхая как-то вечером от своей зубрежки в милом и радушном семействе Балбашевских, в связи с разговорами о Клейнмихель я вспомнил и о Стале, и после доброго обеда в кабинете хозяина, известного инженера-полковника и настоящего патриота, поделился с ним своими неясными подозрениями относительно Сталя.

Балбашевский сказал мне, что поскольку никаких фактов о шпионской деятельности Сталя у нас в руках нет, нельзя поднять об этом разговор без риска поставить себя в смешное положение.

«Но поверьте мне, что за всеми такими приезжими из-за границы устанавливается наблюдение, и, если за ним что-нибудь есть, то его так не оставят».

В это время пришел полковник генерального штаба М.М. Загю, брат Марии Михайловны Балбашевской, и, узнав о теме нашего разговора, подтвердил правильность мнения хозяина, сводящегося к тому, что ничего нам предпринимать не надо, и без нас все это дело выяснится, когда будет нужно.

«Конечно, Вы можете рискнуть, если вам очень этого хочется, – заметил Балбашевский. – Можете пойти к начальнику Генерального штаба или к великому князю Николаю Николаевичу, но что Вы им скажете?.. Что немецкий офицер был в Варшаве, Киеве, Тифлисе и поэтому, наверно, он шпион? Это будет смешно. Может подняться шум. Сталь может узнать об этом. Я не знаю, допустимо ли Вам, вольноопределяющемуся, драться на дуэли с иностранным офицером. Заварится каша. Может возникнуть неприятная дипломатическая переписка, и результат может быть для Вас неприятный, а главное – правда так и не будет обнаружена. Пусть уж об этом молодчике Стале беспокоится Главный штаб и тайная полиция».

Я признал эти доводы правильными, но…

В июле 1914 года началась война с Германией. Весной 1915 года я ехал в Петербург после прощальной поездки в свою батарею, расположившуюся на отдых около Гродно. В Вильно на вокзале я встретил Крона в шикарной форме земгусара. Он ехал тоже в Петербург. Мы давно с ним не видались, и в пути вспоминали всё и всех. И вдруг Крон сказал: «Вы помните Сталя? Знаете, сразу после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда Сталь исчез. Ко мне пришла его служанка, очень взволнованная тем, что ее барин три дня как ушел из дома, сказав только, что обедать не будет, и больше она его не видала. Я посоветовал ей об этом заявить в полицию и сообщить мне, если она что-нибудь узнает. Она ко мне больше не приходила. А тут началась война».

Теперь для меня очевидно, что Германия, решившись на войну, срочно отозвала всех своих людей из-за границы. Конечно, Сталь мог уехать не столь таинственно. Однако, что-то заставило его не уехать, а бежать. Приходится с грустью констатировать, что в те далекие и блаженные времена никто в светском обществе не знал, что такое «бдительность».

В своих дневниках и воспоминаниях о прошлом, которые находятся по его завещанию в музее им. Пушкина в Москве, А.В. Живаго, известный наш египтолог и любитель искусства, приводит ряд любопытных фактов о разведывательной деятельности некоторых германских торговых фирм в России. Так, он вспоминает о магазине немецкого издательства «Голике и Вильборн» в Москве, очень известного по выпуску ценных художественных изданий, как, например, русские сказки в оформлении художника И.Я. Билибина. Живаго пишет, что в этом магазине в Неглинном проезде за конторкой всегда сидел немец средних лет, никогда не разговаривающий с покупателями, и, если к нему обращались с вопросом, кричал с сильным немецким акцентом русскому приказчику: «Иван Иванович, займитесь господином!»

Живаго раздражал надменный прусский вид этого человека, его вильгельмовские усы, и он спрашивал, чем так занят этот немец, что не разговаривает с посетителями? «Они торговый агент фирмы», – разъяснял Иван Иванович. Типография фирмы и все ее капиталы были в Германии. Незадолго до начала войны 1914 года этот агент уехал с «отчетом» в Германию, издательство объявило распродажу товара, и фирма прекратила свое существование. После этого Живаго узнал от Ивана Ивановича, что торговый агент был немецкий офицер, и так же, как и весь административный аппарат издательства, состоял на военной службе немецкого рейха.

У известного железнодорожного деятеля Н.К. фон Мекк, моего дяди, служил перед войной шофером в Москве офицер запаса германской армии. Говорили про него, что он поссорился с родителями в Германии и приехал в Россию в поисках работы. Этот молодой, интересный и хорошо воспитанный тевтон отвозил семью Мекк в Большой театр и шел к ним в ложу смотреть балет и ухаживать в антракте за дочерью Мекк. Москва привыкла к эксцентричному поведению этой семьи и лишь пожимала плечами, а положение, занимаемое Н.К. фон Мекком в обществе, давало этому бедному «безработному» неплохое убежище. Но вот незадолго до начала войны 1914 года шофер получил телеграмму о «болезни матери» и срочно должен был выехать на родину…

Когда я учился в гимназии Поливанова в Москве, у меня был товарищ, Гриша Поляков. Я знал, что его дядя был владельцем модного «декаденского» издательства «Весы», а старший брат Александр был большой сноб и эстет. Уже после революции я познакомился с их отцом, Яковом Александровичем, одним из владельцев суконной фабрики в Губайлове, около Павшина, расположенной в чудном сосновом лесу. Усадьба Губайлово принадлежала когда-то известному генералу А.П. Ермолову. В его доме позднее помещался