Силуэты минувшего - Георгий Алексеевич Римский-Корсаков

что все его товарищи заржали жеребцами. И, удивительное дело, эта реплика сразу дошла до сознания Жана и он вскочил… Много ли их уцелело, всех этих игрушечных морячков с красными помпонами на бескозырках, после страшных бурь, дважды пронесшихся над прекрасной Францией!

Надо конечно поражаться удивительной беспечности царской разведки и равнодушию русского общества, если такие господа, как Готч, или такие дамы, как графиня Клейнмихель, могли в течение многих лет вредить России.

Мне лично также пришлось столкнуться с поразительной беспечностью и безразличием нашего общества к фактам шпионажа. В «хорошем обществе» было принято не верить в возможность шпионажа, как не верили в «сглаз», «порчу», «ведьм». О шпионаже говорили с усмешкой, как о забавных эпизодах, придуманных русской тайной полицией. Надо также иметь в виду непопулярность правительства, особенно последние годы его существования. Даже высшее общество фрондировало, будировало и не очень стремилась помогать ему. Страшный русский лозунг «Чем хуже, тем лучше» объединял самые различные группы населения. Кроме того, говорить о шпионах в высшем обществе считалось дурным тоном. Все это хорошо знали те, кому это было нужно, и в первую очередь – немцы.

В последнюю предвоенную зиму в Петербурге появился некто барон Сталь фон Гольштейн. Я встречался с ним у Андрея Крона, друга Доди Штукенберга. Со Сталем Крон познакомился в Мюнхене, где он несколько лет учился в университете. Сталь был лейтенант 1-го Прусского пехотного полка, который, по словам Крона, считался самым аристократическим полком германской армии. В Петербург Сталь приехал, по его словам, утверждаться в правах наследства. У него в русской гвардии были родственники, как например полковник Гартман в Конном полку. Через Гартмана он был приглашен в офицерское собрание этого полка. Затем, бывая в петербургском свете, он познакомился с офицерами других полков.

Это был типичный немецкий офицер – небольшого роста, рыжеватый блондин с жидкими волосами, с пробором сбоку, со многими шрамами на лице от многих дуэлей, без которых ни один порядочный немецкий студент или офицер не могут обойтись. Сталь хорошо говорил по-французски и неплохо по-русски. Я поинтересовался, все ли немецкие офицеры так хорошо говорят по-русски? Оказалось, что учась в военной академии, Сталь изучал русский язык, а кроме того, он еще им особенно много занимался, имея в виду получить наследство и стать русским помещиком (где-то на Украине или в Саратовской губернии).

За завтраком у Крона Сталь держал себя очень скромно и тактично. Никаких разговоров на военные темы. Он интересовался достопримечательностями столицы, балетом, Эрмитажем. После завтрака он достал небольшой револьвер и, передавая его Крону, сказал, что он не забыл, что обещал ему этот небольшой сувенир в память об их веселых вечерах в Мюнхене. Когда Сталь ушел, Штукенберг, смеясь, сказал Андрею: «Он подарил тебе этот револьвер с твердой уверенностью, что ты никогда не будешь драться с немцами будучи немцем». Крон немного обиделся этому замечанию Доди: «Ты забываешь, что моя родина Россия, и я ненавижу немцев. А если ты сомневаешься, что из меня получится хороший солдат, то возьми этот револьвер себе и, когда будет война с Германией, используй его по назначению, но… но постарайся не встретить Сталя». Мне захотелось скорее прекратить эту одну из многих размолвок двух друзей и, чтобы что-нибудь только сказать, заметил: «Андрей, а ведь Ваш Сталь, наверное, шпион». На это Крон, смеясь, сказал: «Если его и интересует русская армия, то только в части самых рослых и красивых гвардейских солдат, потому что у него, как и у многих немецких офицеров со времен Фридриха, вкусы содомские». «Тогда он должен быть знаком с Готчем», – заметил я. «Нет, он очень и очень выбирает свои знакомства, имея в виду выйти скоро в отставку и жить в России».

Немного времени спустя, ужиная у Крона, я спросил его о Стале и его наследстве. Крон сказал, что по делам наследства он уехал в Варшаву, и при этом добавил:

«Вы знаете, он страшно обиделся, что вы назвали его шпионом. Он сказал, что германские офицеры не любят и не допускают шуток подобного рода. Что если кто-нибудь осмелится сказать еще раз что-нибудь подобное, то он вызовет его к барьеру».

«Зачем же Вы сказали, что я назвал его шпионом? – удивился я, – Ведь это была шутка, ни на чем не основанная, и ему не надо было обижаться на глупую болтовню русского юнкера. Но знаете, мне не нравится, что он сразу стал угрожать барьером. Не проще ли было самому посмеяться над подобной бессмыслицей? В России у него тетки, наследство, перспектива стать «барином», как он говорит».

Крон заметил:

«Немецкие офицеры сначала вызывают на дуэль, а потом думают о поводе для дуэли. Но мне не хотелось бы с ним ссориться», – добавил он.

«В конце-концов каждый иностранец – шпион, так как он за границей интересуется всем, что может принести пользу его родине», – сказал Додя, и все согласились с его замечанием.

После этого вечера я что-то долго ничего не слышал о Стале, но вот как-то Крон сказал, что Сталь в Киеве.

«Он интересуется древними русскими памятниками архитектуры?» – еще без всякой задней мысли спросил я.

«Да, он хотел подробно изучить Печерскую Лавру и Софию».

«Дальше он поедет изучать Кремль, а потом знакомиться с монастырем Святого Давида в Тифлисе. Только, пожалуйста, не передавайте ему этого, а то ему может не понравиться, что мы наметили ему маршрут».

«Нет, нет. Теперь я знаю, что можно и что нельзя ему говорить», – заключил нашу беседу Андрей.

Наступила весна 1914 года. Крон открыл летний сезон на своей замечательной «даче Штакеншнейдера» в Петергофе. Дача Андрея была достопримечательностью Петергофа. Ее белая башня поднималась выше всех домов города. С ее пятого этажа (т.е. верхней площадки) открывался широкий вид на море и окрестности. Дача была летняя, не отапливалась. Отделка стен в стиле Николаевского «Zweiter Rococo», то есть типичного для Петергофа стиля ложного средневековья. При даче – большой сад, с чистым прудом и ручейком. Через дорогу – нижний парк. За хозяйственными службами большой огород с клубникой и прочими ягодами. Отец Крона, один из владельцев известной виноторговли, человек богатый, выиграл дачу в карты у известного архитектора Штакеншнейдера, который построил ее для себя в 50-х годах XIX века.

Здесь у Андрея было очень весело, очень вкусно, благодаря его домоуправительнице, англичанке мисс Мунт (она же его воспитательница). Было очень пьяно и радушно. Не скрою, что мне приятно было проводить день-другой в обстановке богатой и изысканной праздности. Составляя меню обедов, Андрей старался угодить каждому из