Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом - Букер Т. Вашингтон

как ко мне постоянно подходил человек, которого подрядили агитировать меня. Он говорил: «Мы бы хотели, чтобы ты голосовал так же, как и мы. Конечно, мы не умеем читать газет, но смотрим, как голосуют белые, и поддерживаем противоположного кандидата. Так мы знаем, что поступили правильно».

Справедливости ради стоит сказать, что традиция голосовать против белых уходит глубоко в прошлое. Постепенно люди учатся выбирать кандидатов, чьи программы отвечают интересам обеих рас.

Повторюсь, я приехал в Таскиги в начале июня 1881 года. Первый месяц я потратил на поиски помещения для училища, а также на поездки по Алабаме. Я изучал, как живут люди в сельских районах, рекламировал наше учебное заведение тем, кого хотел бы в нем видеть. По большей части я перемещался из деревни в деревню на телеге, запряженной мулом, а иногда путешествовал в повозке. Я ел и спал с местными жителями в их маленьких хижинах. Я видел их фермы, школы и церкви. Большинство таких визитов приходилось наносить без предупреждения, поэтому мне удавалось увидеть настоящую жизнь без прикрас.

В районах бывших плантаций я обнаружил, что, как правило, вся семья спит в одной комнате. Иногда, помимо домочадцев, там же ночевали дальние родственники или другие люди, не связанные с семьей. Не раз я выходил из дома, чтобы приготовиться ко сну и подождать, пока все в доме улягутся. Обычно они устраивали для меня спальное место на полу или на чей-то кровати. Редко в какой хижине было где помыться – обычно это можно было сделать только во дворе.

Эти люди ели на ужин жареную свинину и кукурузный хлеб. В иных домах трапеза состояла только из хлеба и гороховой похлебки. Казалось, все, что их интересует, – это способ раздобыть денег на пропитание. Эти нехитрые продукты покупали за большие деньги в магазине, тогда как чернозем вокруг лачуги прекрасно подходил для выращивания любых видов овощей. Однако население продолжало возделывать хлопок, который засеивался вплоть до самых дверей домов.

В хижинах я часто обнаруживал швейные машинки, которые покупались в рассрочку, по цене до шестидесяти долларов, или красивые часы, за которые было заплачено двенадцать или четырнадцать долларов. Помню, как я однажды заглянул в одну из таких лачуг на ужин и уселся за стол, чтобы перекусить вместе с семьей, состоявшей из четырех человек. Оказалось, что на нас пятерых в доме нашлась только одна вилка. Естественно, возникла неловкая пауза. При этом в углу стояла шарманка стоимостью в шестьдесят долларов – за нее все еще выплачивались ежемесячные взносы. Одна вилка на всех и шарманка за шестьдесят долларов!

Чаще всего швейная машинка пылилась в углу, а часы врали – впрочем, даже если они шли верно, в семье не было человека, который мог определять по ним время. Шарманка же использовалась крайне редко, так как сложно было отыскать кого-то, кто умел бы на ней играть.

В тот раз, когда на пятерых в доме нашлась лишь одна вилка, я видел, что люди испытывают неловкость из-за непривычной ситуации. За столом они собрались впервые за очень долгое время. Было видно, что они сделали это только ради меня. Обычно поутру жена клала кусок мяса и теста на сковороду и ставила ее в печь. Муж брал мясо и хлеб в руки и отправлялся на работу. Мать семейства завтракала, усевшись в углу. Возможно, она использовала для этого тарелку, а возможно, все ту же сковороду. Дети же уплетали свои порции еды, бегая по двору. Зимой, когда провизии не хватало, детям мясо редко перепадало.

Позавтракав и практически не уделив внимания домашнему хозяйству, вся семья, как правило, отправлялась на хлопковое поле. Каждый ребенок, который был достаточно взрослым, чтобы нести мотыгу, привлекался к работе. Младенцев обычно укладывали в конце хлопковой полосы, и мать могла уделить ему внимание, когда заканчивала обрабатывать свой ряд. Полдник и ужин мало чем отличались от завтрака.

Все дни проходили по такому же сценарию, за исключением субботы и воскресенья. В субботу все семейство проводило по крайней мере полдня, а часто и целый день, в городе. Изначально идея такой поездки, я полагаю, заключалась в том, чтобы сделать покупки. Но то, на что у этих людей хватило бы денег, можно было приобрести за десять минут в одиночку. Тем не менее все домочадцы оставалась в городе до вечера. Женщины судачили на улице, а мужчины проводили время в курилках и барах. Воскресенье обычно предназначалось для посещения каких-нибудь собраний. Я обнаружил, что за редким исключением земля и дом у местных темнокожих были заложены.

Штат не мог строить школы в сельских районах, и, как правило, занятия проводились в церквях или в деревянных лачугах рядом с молельным домом. Не раз я обнаруживал, что в таких «школах» не предусмотрено отопление. Огонь приходилось разводить во дворе, а учитель и ученики выходили из здания по мере того, как им становилось холодно. Учителя в этих сельских школах зачастую были очень плохо подготовлены к своей работе и имели сомнительный моральный облик.

Учебный год длился от трех до шести месяцев. В школьном здании редко было представлено какое-то специальное оборудование, кроме разве что грубой доски. Помню, как однажды я зашел в такую школу, вернее, в заброшенный сруб, приспособленный для занятий, и обнаружил пятерых учеников, которые изучали предмет по одной-единственной книге. Двое мальчиков, сидя на передней скамье, держали книгу. Позади них располагалась еще пара ребят, которые заглядывали в нее, нависая над одноклассниками. Позади всех стоял пятый ученик, пытавшийся разглядеть хоть что-то за плечами своих товарищей. Школы в церковных зданиях также не могли похвастаться хорошим обустройством.

Во время своих поездок я встретил несколько очень интересных персонажей. В качестве иллюстрации деревенской жизни хочу привести один случай. Как-то я попросил одного цветного мужчину, которому было около шестидесяти лет, рассказать мне что-нибудь о себе. По его словам, он родился в Вирджинии и был продан в Алабаму в 1845 году. Я спросил его, скольких невольников продали вместе с ним, на что он ответил: «Всего пятеро: я, брат и три мула».

Несмотря ни на что, местность вокруг Таскиги не производила совсем уж тягостного впечатления. Постоянно встречались приятные и неожиданные исключения из правил. Должен сказать, что сейчас этих исключений стало значительно больше.

Глава VIII

Школа в хлеву и курятнике

Признаюсь, то, что я увидел за месяц путешествий по штату, не внушало оптимизма. Поставленная передо мной задача казалась невыполнимой. Казалось, один человек, как бы он ни