Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

Она лежала всё на том же диване. Ей выдали плосковатую подушку в весёленькой жёлтой наволочке и пару жёлтых простынок с красными абстрактными узорами. Она лежала, свернувшись калачиком, упершись спиной в мягкую спинку дивана и обняв притянутые к груди колени. В окно канонически светил фонарь, расчерчивая пол косыми тенями оконных рам и пятнами листьев. Ей очень хотелось поплакать или проснуться, но надо было наоборот снова заснуть. Она чувствовала себя примерно как в раннем детстве, когда её оставляли с ночёвкой в детском саду: вот ты уже лежишь в кровати под неприятно тяжёлым шерстным одеялом в жестком пододеяльнике, и уже почти ночь, лампы погашены, только под дверью видна желтая полоса света из коридора. А ты лежишь, свернувшись калачиком, и отчаянно надеешься, что вот сейчас там, снаружи, зазвучат шаги и приглушённые голоса, и тебя шепотом будут звать, поднимут и оденут, стараясь не шуметь — и мама выведет тебя на улицу, сонную, неуклюжую, счастливую, поведёт за руку по чёрно-синему позднему вечеру домой.

Конечно, нет.

Назавтра будет серое утро, гулкие звуки с садовской кухни, недовольные голоса нянечек. Надо будет путаться в колготках, терпеть, когда тебе будут драть расчёской волосы и кое-как заплетать косичку торопливыми чужими руками, потом снова терпеть — остывающую манную кашу и молоко с пенкой…

Она почувствовала, как перехватывает горло и щиплет глаза, и от этого вдруг мгновенно полегчало. Это ж надо, разнылась! Разжалелась себя, деточка, ты подумай, утипусеньки! Бросили малышку, некому деточку на ручки взять!

Деточка. Двадцать годиков. Влипла в историю, которая на трезвый взгляд от и до выглядит дешёвкой в мягкой глянцевой обложке. И напугана-то до полусмерти, и тоскует, как по-настоящему!

Мамы нету, детка. Вместо мамы сердитая турецкая тётка, которой бы глаза на тебя не глядели, потому что ты впёрлась в местный стабильный расклад, как дурак на чужую свадьбу. И эта самая тётка тебя не оставила на милость другим тёткам (возможно, куда более сердитым), а почему-то взяла под защиту.

Светка вздохнула, немного расслабляясь, и тут снова вспомнила про Елену.

И от всей души пожелала ей сейчас спать в своём номере в отеле.

Глава 31.

Женщина, открывшая дверь, была, как говорится, одного с Еленой поля ягода. Немногим старше — к тридцати или около того, она с первого взгляда производила впечатление очень благополучной и самоуверенной. Елена отлично знала, что сама выглядит так для новых знакомых, и понимала, почему. А ещё она с этого же первого взгляда поняла, что, хотя они похожи, это сходство молодого тощего волка и матёрого альфы. Ей придётся ещё поработать над собой, чтобы стать такой, как вот эта.

Вот эта между тем вздёрнула соболиные брови, обозначив едва заметные морщинки на смуглом лбу, и спросила что-то по-турецки.

У Елены в голове пронеслась отчаянная мысль, что эта мадам запросто может не знать английского, но та развеяла её опасения, сказав со вполне приличным произношением:

— Кто ты и что ты хочешь?

Честно говоря, английский у неё был получше, чем у самой Елены.

— Добрый день, — она постаралась придать лицу спокойное и приветливое выражение, — Я ищу Йилдыз Кайя. С рекомендацией от Софии Веселовой.

Лицо женщины слегка напряглось в непонятном выражении — отвращение? Опаска? Подозрение? Елена снова окинула её взглядом и вдруг ощутила необычное для себя щемящее чувство зависти. Предполагаемая Йилдыз была чертовски красива — как актриса из сериала про султанов. Её чёрные, гладкие волосы лежали в высокой сложной причёске. Золотистая кожа сияла. Большие тёмные глаза затенены длинными пушистыми ресницами. Она была высокой и хорошо сложенной, и её изумительную фигуру умело подчёркивали лёгкая жёлтая блузка без рукавов и идеально сидящая синяя юбка-карандаш. Красавица стояла в дверях, как в раме, положив пальцы в кольцах на дверной косяк.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Елена спохватилась, что, позабыв о приличиях попросту пялится на незнакомку. А та явно поняла и её интерес, и замешательство, и с её лица ушло напряжение, сменившись усмешкой.

— Как тебя зовут? — спросила она, открывая дверь шире.

— Елена, — ответила Елена, чувствуя, что впервые за долгое время краснеет вовсе не от жары или усталости.

— Я Йилдыз, — женщина отступила назад, в затенённый коридор, — Заходи.

Когда Елена только подошла к двухэтажному белому зданию, перед которым небольшим кругом расступались деревья, она почему-то думала, что ей придётся долго искать вход, стучать, объясняться. Но она едва успела окинуть взглядом фасад с двумя рядами узких окон, забранных решетками, как дверь на углу открылась. Как будто Йилдыз следила за ней из окна.

— Я собиралась уехать, — сказала женщина на её невысказанные подозрения, — У меня мало времени. — Они шли по прохладному коридору мимо закрытых белых дверей, и, кажется, прошли весь дом насквозь, оказавшись в конце концов в большой угловой комнате. Обстановка была типичная офисно-конторская — стеллажи с папками, большой принтер на тумбочке в углу, несколько столов с компьютерами и лотками для документов. Йилдыз прошла к дальнему столу, села в крутящееся кресло и указала Елене на обычный офисный стул напротив. Сложила руки перед собой, глядя на Елену очень внимательно.

— Что тебе нужно?

Елена собралась с мыслями. Рассказывать про Светкины проблемы с перемещениями явно было несвоевременно. Сейчас важнее было понять, что тут вообще происходит, и жива ли эта курица вообще. Она сказала:

— Мою подругу захватили. «Толкательница» из местных её куда-то кинула. Ей можно как-то помочь?

Йилдыз отвела взгляд в сторону, погладила пальцами тыльную сторону другой ладони. Вид у неё снова стал как при звуках имени Сони, и тут Елена отчётливо поняла, что это не страх и не отвращение. Это была сильная злость, которую этой в высшей степени приличной даме очень не хотелось открыто демонстрировать. Красавица справилась с мимикой и снова посмотрела на Елену:

— А твоя подруга чем-то замечательна?

— Моя подруга что? — растерялась Елена.

Йилдыз раздражённо вздохнула и спросила проще:

— Твоя подруга кто? Что она может? — и почти вцепилась в Елену взглядом.

— Она… ну, как я… — Елене стало не по себе, — То есть, почти как я. Только у нас разные… э-э-э… — она попыталась вспомнить, как на английском будет «триггер» или «катализатор», но на неё нашёл ступор. Женщина напротив махнула рукой, точно смела в сторону Елену с её сомнениями:

— Я поняла. — Она протянула руку и ловко схватила подвеску на запястье девушки:

— Это твой блокатор? Этим ты контролируешь?

Елене против всякой логики вдруг стало страшно, что холёные пальцы сожмутся посильнее и сорвут эмалевую бабочку со своего места, так что она поспешно сказала:

— Да! Небольшая боль, чтобы…

— Ясно, — Йилдыз отпустила подвеску, и Елена от неожиданности чувствительно брякнулась кистью о край стола. Йилдыз медленно поднесла руку ко рту, поводила косточкой указательного пальца по верхней губе, глядя в столешницу. Потом снова сложила руки перед собой и сказала:

— Я могу ей помочь, но с условием.

— Каким?

Красавица откинулась на спинку своего суперудобного анатомичного регулируемого крутящегося кресла и сказала:

— Для начала ты мне подробно расскажешь, что знаешь про свою подружку. — Она увидела выражение лица Елены и добавила:

— Не бойся. Время есть. Если она у ведьм башни, она пока в относительной безопасности. А я поменяю планы.

«Пока» и «в относительной», подумала Елена. «Во что это мы тут влипли, вот что я хотела бы знать».

— Я знаю… немного, — она уже поняла с изрядной досадой, что её аккуратный, с приличным произношением английский сейчас оказался в положении милого маленького пони, который всю жизнь катал милых маленьких ребят, но в один прекрасный день оказался запряжен в здоровенную телегу с пивными бочками. Елена как-то видела по телевизору пару шетландских пони в такой упряжке — им вроде бы не было тяжело. Чего не скажешь про неё в данный момент.