Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

Вода оказалась дорогой, но не запредельно. Елена купила сразу две бутылки, сунула их, ледяные и запотевшие, в сумку и, вздохнув, неторопливым размеренным шагом пошла туда, где согласно плану начинался подъем в обход крепости. «Надо будет вернуться и побывать внутри», — думала она, невольно кидая взгляды вверх и вправо, на огромную стену, нижняя часть которой тонула в тени старых платанов и фиговых деревьев. Вскоре дорожка привела её к угловой башне, от которой началась сплошная решетчатая ограда. Елена вздохнула и пошла вдоль решетки, надеясь, что до неведомого проезда не слишком далеко. И ей повезло: метров через триста решётка резко свернула вверх.

«А чего я ждала?» — подумала Елена, увидев, что наверх под острым углом к набережной уходит узкая улица без признаков тротуара, зажатая между двумя низкими каменными стенками. Правую венчала уже знакомая решётка, левая, оплетённая густой растительностью, возвышалась на человеческий рост, и из-за неё свешивались ветки деревьев. Елена прислонилась к ней, постояла в тени, обмахиваясь своим мятым листочком с планом, потом сложила его, сунула в карман брюк и двинулась вперёд.

Улица круто уходила вверх и вправо, заворачивалась почти улиткой. Напрасно Елена пыталась держаться в тени. Она не поднялась ещё и на треть склона, а выгнувшаяся улица уже вся открылась злому турецкому солнцу. Девушка замедлила шаг, стараясь дышать размеренно и глубоко, но это слабо помогало. Она чувствовала, как стремительно промокает блузка на спине и под мышками, а на голову поверх шляпки как будто стал опускаться раскалённый кирпич. Елена с надеждой посмотрела вперёд — вроде бы, подъем стал менее крутым. Она перешла улицу, встала в жалком клочке тени акации и снова достала план.

Да, вот эта петля, вот — Елена осмотрелась — переулок, уходящий влево, а впереди ещё один изгиб в виде буквы «S», всё вверх и вверх по склону. Выходило так, что ей надо подняться ещё примерно столько же, сколько она уже прошла, миновать вход в какой-то музей, найти небольшой просвет и войти в калитку, спрятанную где-то среди свисающих с каменной стены растений. На её плане была пометка «мусорный бак на обочине». Елена закусила губу, думая, что это всё-таки потрясающе глупо — искать неизвестно кого в незнакомом городе, ориентируясь на мусорный бак.

Она шумно выдохнула, смахнула с лица прилипшую прядь волос и пошла дальше. Вход в музей был недалеко, она поставила ещё одну мысленную зарубку «вернуться позже». От музея начиналась новая каменная стена, заплетённая растениями, а улица снова вильнула, и Елена тут же перешла в тень. Она неторопливо шагала по обочине, глядя на покрывающие стену заросли и старательно выглядывая малейший намёк на проход или просвет. Так старательно, что почти влетела в нужный ей ориентир — здоровенный зелёный мусорный контейнер. По счастью, пострадало только её обоняние и немного — самолюбие. Она отшатнулась в сторону, быстро осмотрела одежду — штаны и сумка не пострадали от контакта с грязным пластиком.

Елена обошла контейнер и остановилась напротив калитки. Совсем узкая щель в стене была забрана простой прямоугольной решеткой, висящей на толстых петлях. Замка не было, калитку держала закрытой только небольшая задвижка, которая легко открывалась с обеих сторон. Елена посмотрела налево — улица, откуда она пришла, была пуста, направо — вдалеке маячил пешеход, но он почти сразу убрался куда-то в переулок.

— Ну, давай, чего тут болтаться на жаре, — сказала она сама себе тихо и сунула руку между прутьями, поддевая задвижку. Скрипнул металл, калитка неохотно открылась, пропуская девушку. Когда она уже почти вошла, что-то подцепило её шляпку и сдёрнуло с головы. Калитка стукнула за спиной, Елена по инерции прошла чуть вперёд и обернулась. Над калиткой покачивалась низко опустившаяся ветка незнакомого дерева с перистыми листьями, а её шляпа лежала теперь снаружи. Елена постояла, чувствуя, как в спину её слегка подтолкнул лёгкий порыв ветра. Здесь, за стеной, под большими деревьями стояла плотная тень и относительная прохлада. По влажной от пота спине вдруг пробежал слабый озноб. «Да пёс с ней», — неожиданно для себя подумала Елена, отвернулась от калитки и пошла по тропинке между деревьями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Там, в десятке шагов впереди, сквозь зелень светилась белая стена здания.

Глава 30.

В детстве Светка плохо понимала масштабы жизни. Как многие, лет до десяти она жила в очень маленьком мирке привычной повседневности: квартира, в которой всегда тесно; школьный класс, в котором шумно и многолюдно; район города, исхоженный пешком вдоль и поперёк. На её внутренней карте родной город выглядел как набор невнятных пятен, тем более размытых, чем реже она там бывала. Другие города представлялись чем-то похожим, разве что, ну, чуть побольше. Когда она впервые оказалась в настоящем большом городе, то тоже не смогла толком оценить его масштаб: все передвижения между «культурными объектами» происходили на метро, а Светка почему-то не могла мысленно преобразовать время в пути в представление о расстоянии. Этот навык появился у неё куда позже. То же самое было и с её представлениями о больших деньгах, большой высоте, большой скорости или, допустим, больших массах людей. «Весь мир» состоял из небольших реальных вещей и абстрактных книжных «где-то там» и «как-то так». Всё вокруг ровно такое, как и должно быть — дома, люди, деревья, цена на городскую булку в хлебном.

А потом она стала подростком и разнообразные «оказывается» посыпались на неё неостановимо. Оказывается, «много людей» — это концерт рок-группы в спорткомплексе, и в танцевальном партере беснуется толпа, разогретая музыкой и пивом, тысячи людей, море голов, и ты стиснута со всех сторон и не можешь выплыть.

Оказывается, «много места» — это когда в одной комнате можно уместить пару таких квартир как та, в которой ты живёшь, и это не предел.

Оказывается, машина, купленная твоим родственником, стоит больше, чем оба твоих родителя зарабатывают за несколько лет, и это — нет, это не очень большие деньги, бывает и больше.

Оказывается, твой родной город велик настолько, что перейти его пешком весь, от заречной окраины до края на другом берегу может занять целый день, и это не слишком большой город на самом деле. А тот город, где ты скучала в метро, невозможно пройти пешком и за два дня.

Это совпало с изменениями, которые плотным потоком накрыли её семью, город и всю страну.

И вдруг оказалось, что всё очень большое, а ты — очень маленькая.

Светка сидела с ногами на диване, завернувшись в жестковатое хлопковое покрывало, держалась за остывшую чашку с чаем и пыталась уложить в голове то, что было больше неё. Это было больше города, больше даже того чувства, когда она впервые осознанно посмотрела на карту своей страны и сравнила расстояния между знакомыми ей местами (ближайшими городами, где она была — Самара, Казань, Москва, Питер) с Сибирью.

Она была очень маленькой. Мошкой в глазу господа. Крошкой хлеба на банкетном столе. Тараканом, который полз за этими хлебными крошками, а оказался внутри радиотелескопа. Или в машинном отделении трансатлантического лайнера. У неё перед этим тараканом было только одно преимущество: её вовремя заметили и успели вынуть из-под ног.

Акса по-прежнему сидела напротив, положив тощую голень на тощее колено другой ноги и повиснув подмышкой на спинке стула. Её мать вошла из коридора, спросила:

— Do you want more tea, girls?

Акса скривилась — у неё была замечательно живая мимика — и буркнула что-то по-турецки.

Светка заглянула в чашку. Там стояла на дне пара сантиметров чуть тёплой жидкости с чаинками.

— Yes, Ido, — сказала она, надеясь, что говорит правильно. За последние часы она много раз кляла себя за раздолбайское отношение к иностранному языку. Вроде, учила-учила в школе, потом в универе, потом в училище и даже с Горгоной на пару по самоучителю, но так толком и не научилась ни понимать, ни говорить.