Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

Ёзге дождалась, когда все доедят, собрала тарелки и чашки, унесла в раковину. Потом распахнула дальнее окно, сняла с высоченного холодильника пачку сигарет и молча закурила. Светка сидела, ожидая, что же будет дальше, чувствуя разительный диссонанс между ощущением довольства в своём выспавшемся, отдохнувшем и сытом теле и тревожным напряжением в голове. Это был редкий случай, когда организм как будто отказался пускать тревогу ниже шеи: не сжималось в животе, не холодели руки и не хотелось бежать куда глаза глядят. Она сидела тёпленькая и расслабленная, а в голове носилось: что же теперь? Что делать? Что СО МНОЙ сделают?

Ёзге докурила, швырнула окурок в помойное ведро под раковиной, но осталась стоять у окна. Сказала пару фраз на турецком, обращаясь к Аксе.

— Мама сейчас тебе объясняет, что вчера не сказали, — перевела Акса, — Мама английский говорит, если непонятно — я объясняю.

— Окей, — сказала Светка и невольно выпрямилась на стуле.

И следующие полчаса слушала и думала изо всех сил.

Она не запомнила конкретных слов, которыми изъяснялась Ёзге. Английский её тогда был и правда совсем слаб, свободно общаться она начала только через пару лет, после занятий с преподавателем и часов практики везде, где других вариантов не было. Но Ёзге и Акса общими усилиями сумели донести до неё вот что.

Много лет в Стамбуле не появлялись свободные путешественницы. Ни свои, ни пришлые. Между местными носительницами способностей, точнее, между их условными сторонами (освободительницами и запретительницами) установился своего рода договор. Они не трогали друг друга и не вербовали новых носительниц. Они поделили город и отыскивали своих, чтобы защитить от самих себя и научить жить с этой особенностью на случай, если они захотят покинуть Стамбул. Они рассказывали новым о существовании договора, о том, как был «закрыт» город (ни Девичья башня, ни осада Константинополя не имели к этому отношения) и оставляли им выбор. Необязательно было присоединяться к тем или другим.

Можно было просто сделать вид, что ничего не происходит, и жить себе обычной жизнью, потому что этот город, точно огромная липучка, делал невозможными или очень маловероятными любые перемещения.

Всё шло отлично почти век, пока не появилась Светка. Тут ей, конечно, следовало почувствовать себя значительной, важной и даже избранной, но создавалось ощущение, что она скорее стала для «ведьм башни» краплёной картой в колоде. В игре, которая давно велась по привычке, без надежды на выигрыш и азарта, так что все успели позабыть о величине ставок.

Всё время, пока она это слушала, её что-то скребло. Сомнения начались ещё вчера, и тут вдруг её осенило. Она спросила, удивляясь, как раньше не заметила слона в комнате:

— Но как Кара могла меня толкнуть, если перемещения невозможны?

— Умная какая, да? — мрачно сказала Акса, а Кара, сидевшая молча тут же, скривилась и шепотом сказала что-то невнятное.

— Мы подошли к самому главному, — сказала Ёзге, стараясь произносить английские слова отчетливо и медленно, — Раньше у нас были Акса и Кара — две. Акса ищейка, видит каждую из нас как есть. Кара толкательница, особенная, она видит… — Ёзге задумалась, сжав губы, потом сказала: — Другой масштаб. Большая… точность. Может толкнуть на шаг в сторону. Может толкать здесь, в городе. Особенная! Но нужна третья. Я путешественница, но я не гожусь. Мой триггер не годится.

Она снова сжала губы в линию. Близнецы смотрели на неё, не отрываясь, и Светка смотрела, а в открытое окно позади неё светило солнце и задувал теплый южный ветер, так что колыхались прижатые магнитиками листки записок на холодильнике, и слышались далёкие голоса, грохот трамвая по рельсам, гудок парома…

— Ты годишься, — Ёзге подняла голову и посмотрела на Светку почему-то грустно.

— Для… чего? — спросила Светка.

— Чтобы попытаться открыть город, — ответила Ёзге, и Светка в два приёма переварила её ответ: сначала грамматическую конструкцию, потом смысл. Звучало бредово… а что тут было не бредово в последние дни?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Эти, запретительницы, они поймут. Может, уже поняли. — Акса вдруг наклонилась через стол и больно ткнула её в плечо:

— Твоя подружка эта… большая такая девушка! Она пошла к Йилдыз. Дура! Чего полезла в наши дела вообще. У неё вообще проблем нет, чего ей надо!

— Она хотела мне помочь, — ответила Светка, — Мы же не знали. Я вообще ничего не знала про других, Елена самую малость…

Ёзге снова подняла руку к пачке на холодильнике. Светка не выдержала, встала и, стараясь не выглядеть обнаглевшей школьницей, попросила:

— Дай мне тоже, пожалуйста.

Ёзге подняла бровь, спросила:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать один, — соврала Светка. Могла бы и не врать, ведь по российским меркам она давно была совершеннолетней. Ёзге, у которой, конечно, было время посмотреть в том числе её паспорт, протянула пачку. Курила Светка до этого редко — денег лишних не было, да и Сашка относился к этому крайне неодобрительно, но теперь его рядом не было, зато всякого другого было навалом. Всякого странного, неприятного, пугающего, заставляющего искать пути отступления. Ей нужно было утешение, и она схватилась за сигарету почти с облегчением. До неё словно дотягивались отголоски времён старшей школы, когда они с Танькой стояли под козырьком подъезда или на её балконе, курили и делились огорчениями.

Защипало горло, легко повело, поплыло в голове. Светка посмотрела в окно, там был невероятной красоты вид: поля черепичных крыш вдруг обрывались, а дальше, за зелёной бахромой деревьев, сверкала вода и поднимался противоположный берег Золотого Рога. Она спросила:

— А почему вы «ведьмы башни»?

— Много лет назад наша семья жила в Бейоглу, в доме с башней, — ответила Ёзге, — Бабка была как ты, путешественница. Она одна из первых женщин в Турции стала синхронной переводчицей и ездила по стране. Использовала это, чтобы выбираться в другие места. Искала способ открыть Стамбул… — Ёзге развела руками: — Не смогла найти тогда толкательницу такой силы. Придумала способ смещать триггер, а у некоторых совсем убирать, надеялась — вот появится такая, как Кара, и они соберут троих. Но так и не вышло. Теперь многие думают, что так даже лучше. Все соблюдают договор: Кара не трогает Йилдыз, Йилдыз не трогает Кару, все остальные ничего не могут и живут спокойно.

— Тогда, может, вы мне просто поможете уехать? — спросила Светка с надеждой.

Ёзге снова поджала губы и уставилась ей в лицо так, словно на нём был написан правильный ответ.

Глава 33.

Елена шла по улице вниз, и думала о том, что весь этот чёртов день то и дело то спускается, то поднимается, так что ноги уже начали болеть.

Она явно свернула не туда. После того, как они договорились обо всём, Йилдыз вывела её на улицу, указала направление и объяснила, где свернуть, чтобы выйти прямиком к автобусной остановке. И Елена пошла куда сказано, кстати, подобрав свою шляпу, которая так и валялась на травке снаружи ограды. Но не иначе как перепутала повороты — автобусной остановки не было и близко. Слева по улице тянулись решетчатые заборы, за которыми вставали красивые дома-виллы, а справа сначала был какой-то парк, а потом начался нескончаемый, кажется, рынок-развал. Соседство рынка и «приличных» домов изумляло, словно по улице шла граница двух разных миров.

Очумев от усталости и солнца, Елена перешла дорогу и вошла под рыночный навес. Людей тут было много, но все они куда-то спешили, или что-то покупали, или болтали между собой, и решительно невозможно было отвлечь кого-то из них, чтобы узнать, где найти хоть какой-нибудь транспорт.

В одном из широких проходов стоял мотороллер, а рядом невысокий молодой парень в солнечных очках болтал по мобильному телефону. Вот он закончил говорить, сунул телефон в сумку на поясе, сел на сиденье и взялся за руль. Елена прибавила шагу и успела обратиться к нему по-английски: