Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

— Буду рада снова увидеться.

Али кивнул, сдвинул мотороллер с подножки и стартанул с места, сразу выехав на проезжую часть. Елена не стала смотреть ему вслед. Вместо этого она оглядела станцию и набережную. Перед станцией собралась немалая толпа, к кассам змеились очереди, но от касс к ней уже двигалась высокая фигура в светлом — Йилдыз.

Она подошла, помахивая билетами, окинула Елену взглядом, чуть обозначила на лице удивление. «Ну да, я во вчерашней одежде, и что», — подумала Елена, но вслух сказала только «Хелло». И в ответ оглядела женщину с головы до ног, изобразив на лице что-то вроде «ишь, вырядилась». Йилдыз была одета отвратительно стильно и в то же время практично (так что Елена её совсем чуть-чуть возненавидела) — на ней были легкие серые брюки до середины икры, белая футболка с цветастым принтом, белая кепка и удобные светлые кроссовки на ногах. А Елена по-прежнему была обута в свои сабо на платформе, и ей уже заранее было грустно при мысли, что придётся куда-то бежать или лезть.

— Надеюсь, нам не придётся за ними бегать, — сказала Йилдыз, точно мысли её прочитала. — Пойдём, посадку уже начали. — и они поспешили втиснуться в плотную очередь стамбульцев, проходящих узкими сходнями на небольшое приплюснутое судно.

Глава 34.

Самое лучшее изменение во мне за годы путешествий — это избавление от зависти. Для этого потребовалось много городов, много чужих домов, много новых лиц, рук и голосов. Неисчислимое множество чужих образов жизни, выборов и стилей. А ещё постепенно пришедшая привычка всё примерять и прикладывать к тому, что стало главной константой моей жизни — перемещениям.

Тогда в Стамбуле девочка Света ещё не знала, не готова была осознать, что вся её дальнейшая жизнь будет определяться этим.

Она шла по утренней улице рядом с Ёзге и её дочерями и завидовала. Их квартире в красивом районе, на красивой старой улочке. Их отношениям, их любви и взаимной заботе, которые было невозможно не увидеть за их словами, интонациями, улыбками. Завидовала тому, что они живут в таком изумительном городе, и тому, что они столько знают про Это, про Её — которое, оказывается, вовсе не только её. Завидовала их красоте, всех троих, тому, что они живут так, как хотят, тому, что они не одиноки и не потеряны, как она.

Две недели подряд она жила как бы слегка не в себе — и не в реальности. Перемещения, которые с ней происходили, были похожи на чудо или на бред, но они происходили, и как будто всё дальше отрывали её от привычной жизни и привычного образа мыслей. Она висела над землёй, с каждым днём поднимаясь всё выше, так что её пальцы ног уже болтались где-то над головами. Она успела почти потерять связь с реальностью, почти не думала ни о ком из своих близких, как будто забыла, кто она и откуда. То, что она застряла и проводила ночи в заброшенных домах и парках, тем более не вернуло её к нормальности. Ёзге, Акса и Кара как будто взяли её за палец и сдёрнули на землю. И она почувствовала эту зависть — как будто мгновенно снова стала собой.

Светка шла между Аксой и Карой, которые ненавязчиво её конвоировали вслед за Ёзге по улице. Шла и думала, что ничего подобного не чувствовала, когда Елена кормила её в кафе, или когда выдала целый комплект новой одежды. Всё это как будто укладывалось в логику чуда, в порядок бреда (который или кончится сам, или не кончится никогда). Ведьма и её дочери были отдельно. Светка не понимала, почему, и позже не сказать, чтобы поняла. Может быть из-за того, что участие и доброта Елены казались странными и нелогичными, как и само чудо перемещения, а всё, что делали ведьмы, было продиктовано ожиданием конкретной пользы. «Не в сказку попала», говорили взгляды, которые бросала на неё Акса. Не в сказку, уж точно.

Она, конечно, могла отказаться сразу. Ёзге не стала бы на неё давить. Она и так достаточно запугала девушку рассказом про закрывательниц, чтобы ей не хотелось встретиться с теми, другими. Возможно, если бы Светка сразу сказала «нет», ведьма бы просто помогла ей сесть на пригородный поезд и даже дала бы денег на достаточную порцию алкоголя. А Светке, при известной удаче, удалось бы переместиться куда подальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но она струсила. Причём, сразу в двух смыслах. Она побоялась попасться тем, другим, но ещё больше побоялась выглядеть слабой, бестолковой и бесполезной. Нелюбопытной и безответственной. Трусливой, в конце концов. На той освещённой южным солнцем кухне на неё в упор смотрела одна взрослая женщина и два подростка, и её почему-то стало стыдно перед всеми тремя. Выбитая из колеи, напуганная, она была беззащитна перед манипуляцией, и Ёзге, конечно, воспользовалась этим.

— А что будет, если получится? — спросила Светка тогда.

— Что, ты совсем глупая?! — возмутилась Акса, — Нет закрыто, можно путешествие! Путе… шествы… выво… — она раздражённо фыркнула и закончила:

— Прыгать! Всем, кто хочет.

— А если никто не хочет?

— Ну не хочет — не делает! — сказала Акса, — Но может!

Ёзге что-то негромко сказала по-турецки, и обе девочки быстро обернулись к ней.

— Что? — спросила Светка. Акса снова фыркнула и ответила, не глядя в её сторону:

— Мама говорит: наверное, не получится. Твой триггер снять можно, хотя бы сдвинуть, но не точно.

Светка недоумённо воззрилась на Ёзге — снять триггер? Но та уже отвернулась и занялась посудой.

— Давай, иди, — сказала Акса, — Иди душ, ванна, мыть себе… себя.

— Tenminutes, — сказала, не оборачиваясь, Ёзге.

Вскоре все четверо уже стояли на остановке, и почти сразу подошёл трамвай, забитый не хуже, чем в Светкином родном городе. Кое-как они впёрлись на заднюю площадку, и девчонки сразу затолкали Светку к заднему поручню, встали с двух сторон, как заправская охрана. Она вздохнула и сказала тихо:

— Да не убегу я.

Близнецы не ответили, конечно же.

К пристани они добрались, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Только что отошёл предыдущий рейс морского трамвайчика, а очередь уже собиралась на следующий. Ёзге купила билеты, поставила их троих в очередь, а сама отошла в сторону. У неё в руке оказался телефон — Светка ещё ни разу не видела вблизи мобильные телефоны, поэтому с интересом наблюдала, как женщина набрала на небольшом аппаратике номер и поднесла к уху. Очередь колыхалась, солнце поднималось и набирало жар, Ёзге в раздражении сбрасывала звонок и набирала снова. Наконец, абонент (или один из абонентов) ответил, и Ёзге быстро заговорила в трубку, отвернувшись от очереди и загородившись приподнятым плечом. Рядом тихо и быстро затараторили на турецком сёстры.

— Что происходит? — спросила Светка, но Акса только отмахнулась, а Кара вдруг запнулась посреди слова, словно споткнувшись о букву «к», несколько раз попыталась договорить и замолчала. Впереди задвигалась, потянулась к турникету очередь.

— Anne! — вдруг громко сказала Акса.

Ёзге резко обернулась, проследила взглядом движение, махнула рукой — идите, идите! — а сама ещё что-то сказала в телефон и, наконец, отключила связь. Светку и близнецов уже засасывал поток людей, идущих через турникеты к сходням. Ёзге бесцеремонно проталкивалась за ними, её сердито окликали и толкали, но она продолжала лезть напролом. Наконец, она догнала их возле контролёра, который стоял у сходней и сунула ему под нос пачку билетов. Он надорвал их все разом и кивнул — проходите.

Внутри большой кабины кораблика было жарко и, несмотря на открытые везде окна, душновато. Ёзге провела их туда, где была пара свободных деревянных диванчиков, и они уселись, слегка запыхавшиеся после толкучки на входе. У Светки рука сама потянулась к блокноту в заднем кармане. Она отлистнула к чистой странице, сдернула с хлястика ручку и принялась рисовать женщину с ребёнком, которая сидела наискосок через проход. Краем глаза она видела, как Акса пихает Кару локтем в бок и обе они сдавленно хихикают, но её это даже не задело. Мельком подумав что-то вроде «дурочки малолетние» она привычно ушла в рисование, с облегчением чувствуя, как отступает тревога, как духота и жара становятся терпимыми, а потом просто перестают иметь всякое значение. Она перелистнула страницу и принялась рисовать мужчину, который сидел у противоположного окна, сложив газету и чуть повернув её к окну, к свету. Потом нарисовала двух старух в платках за этим мужчиной. Потом — сумку и пакет девушки, которая села поблизости.