Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

— Мне бы переодеться.

— Да, — Акса встала, протянула ей руки, помогла подняться. Её повело, и Акса быстро прислонила её к стене.

— Давай, снимать, — девочка потеребила лямку рюкзака, — Всё это давай. Мойся. Я принесу чего одежды.

Светка дождалась, когда она выйдет, и начала медленно, неловко сдирать с себя рюкзак, кепку, майку, кеды и джинсы. С кедами было тяжелее всего, ей пришлось снова опуститься на пол. Вставать без помощи она не рискнула, и кое-как вывернулась из джинсов сидя. Немного посидела, чувствуя задницей прохладу плитки, потом стянула носки, трусы и топ. Осторожно встала на четвереньки и в таком положении забралась в душевую кабину. Кое-как почти задвинула створки.

Ей повезло, краны располагались достаточно низко, чтобы достать с пола. Следующие несколько минут она потратила на то, чтобы отрегулировать воду. Её обдавало то очень горячей, то холодной, но сил не было даже реагировать. Наконец, полилась вода комфортной температуры, и Светка немного посидела под ней, отдыхая.

Встать всё-таки пришлось, иначе она бы не достала до полочки с принадлежностями для мытья. Кое-как размазала по телу содержимое первой попавшейся бутылочки, не вглядываясь в надписи, потом опустилась на пол и снова сидела, позволяя воде смыть пахнущую кокосом пену.

Дверь ванной стукнула, Акса сказала из-за дверок:

— Ты что? Ты готова? Мылась?

— Почти всё, — она повернула кран, поводила руками по плечам и по лицу, сгоняя воду, — Полотенце дай.

Открылись дверцы кабинки и на Светку сверху упало огромное махровое полотенце. Она вспомнила, как мать Горгоны хвалила «турецкий хлопок» и подумала, что неплохо было бы иметь такое вот огромное, мягкое, пахнущее лавандой полотенце. И тут же зафыркала от смеха — такой неуместной, глупой и несвоевременной была это мысль.

(Горгона и её мать остались в другой вселенной, за миллион световых лет отсюда.)

— Эй, — озабоченно окликнула Акса, — Ты чего? Ты нормально?

— Всё хорошо, — она замоталась кое-как, прижала махровую ткань к телу, — Извини, я тут посижу ещё немного. Минутку. Две минутки.

— Быстрее давай, одежда тут, — всё тем же озабоченным голосом сказала девочка, — Идти надо. Мама нам время… наиграла… как это? Заиграла?

— Выиграла, — её снова пробило на глупое хихиканье, — Время? Какое время? Зачем?

— Давай, суши себя, иди в кухню, — Акса снова стукнула дверью, оставляя её одну. «У неё проблемы с возвратными местоимениями», — подумала Светка невпопад.

На удивление, после душа ей стало гораздо лучше. Она вспомнила, как было плохо в первый раз после «толчка» Кары, и ей пришло в голову — может, я привыкаю? Интересно, такое вообще возможно? Она вытиралась, медленно водя и промокая полотенцем и думала, что довольно странно задаваться вопросами о границах возможного посреди невозможного.

На кухне Акса сунула ей в руки высокий стакан с чем-то шипучим. Светка понюхала — алка-зельтцер. Спорить смысла не было, ей хотелось пить, у неё болела голова, эта гадость ничем не хуже аспирина. Она села на ближайший стул и жадно, почти давясь, выглотала зелье.

Акса села напротив. Светка допила, поставила стакан, и тут её осенило.

— Слушай, а почему тебе не плохо? — спросила она. Акса скривилась, подняла плечо знакомым жестом — словно отлепляя майку от спины. Сказала:

— Я особенная.

— Круто, — Светка невольно добавила в голос яда, — Прямо офигеть. Можешь хоть объяснить, чем?

— Чем-чем, — Акса отвернулась, подтянула к груди колено, упершись пяткой в край стула, — Я бесполезная. Не прыгаю, не толкаю, ничего особенного не понимаю, ничего не умею. В белой семье, как это… Тёмная овца.

— Тогда почему твоя мать сказала, что нас трое? — она вспомнила объяснения Ёзге, — Ты же, вроде, должна быть этой, ну, стражницей. Или как там. Она же сказала — ты видишь… что-то там.

Акса слезла со стула, вынула из её пальцев стакан и молча отнесла в раковину. Сполоснула, убрала на сушилку. Сказала, не глядя, вытирая руки полотенцем:

— Мать сказала, что надо сказать. А сейчас надо идти в другое место.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Светка вдруг поняла, что Ёзге её обманула. Вся эта история с такой важной третьей ведьмой, с поездкой на остров, была просто обманным ходом, приманкой для тех, других. Способом временно пустить их по ложному следу и вытащить её из сферы их наблюдения. Теперь, пока они разбираются с Ёзге и Карой, Акса должна… что? Сдать Светку кому-то ещё неназванному, неизвестному? Кому-то, кого не учитывает расклад запретительниц?

Голова вдруг перестала болеть. Было жарко, но её больше не мутило и не вело, как от спиртного. Она встала и сказала так твёрдо, как только могла:

— Никуда не пойду, пока не объяснишь, что к чему.

Акса повернулась — рот в ниточку, брови как у злодея из японского театра, острая и тёмная вся, как деревянная кукла. Неизвестно, какую гадость она собиралась сказать, но в этот момент в тишине отчётливо захрустел поворачивающийся в замочной скважине ключ. У Светки от ужаса захватило дух.

А Акса наоборот расслабилась, прислонилась спиной к мойке и что-то громко сказала по-турецки.

В кухню вошли две старухи, одна высокая и прямоугольная, как трансформаторная будка, в глухом сером мусульманском одеянии и платке, другая — обычная, невзрачная бабушка в белой блузочке с оборочками и длинной синей юбке. Светка схватила стул и выставила его перед собой. Это было невероятно глупо, конечно — ну что она, в самом деле, смогла бы ударить стулом пожилую женщину? Невзрачная бабушка улыбнулась и прожурчала что-то ласково.

— Ты не дёргайся, да? — сказала Акса, — Бабушка Дерья и бабушка Канан помогать пришли. Бабушка Канан из Анкара летел, бабушка Дерья из Измир ехал. Сейчас быстро пойдём всё сделаем, и ты домой пойдёшь. — Акса шагнула к ней. — Не надо дерись с бабушки?

Светка поставила стул, похлопала по спинке и, решившись, села.

— Ничего я делать не буду и никуда не пойду. Буду сидеть и ждать, пока не придёт Елена с той, второй. Не хочу я в ваших разборках участвовать. Они придут, и мы с Еленой уйдём. Я вообще пойду в консульство, ясно? Я гражданка России. Мне должны в консульстве помочь.

Акса вздохнула и быстро-быстро заговорила на турецком — переводила. Бабушки стояли, слушали. У невзрачной старушки погасла её добрая улыбка, а вторая и вовсе стала мрачной, как дольмен. Наконец, эта каменная глыба перевела взгляд с Аксы на Светку и что-то грубо проквакала.

Акса открыла рот, закрыла, подумала и озвучила:

— Они могут и без твоей помощи. Это… давно всё приготовили. Ты тут, как это. Нужный элемент, вот. Как бы предмет. Это… Сама иди, а? — она посмотрела на Светку виновато и опасливо.

Вот это новости. Светка повернулась к окну, поймала взглядом тающую, плавящуюся голубизну южного неба. В который раз захотелось открыть глаза и проснуться от этого бреда. Акса сказала тихо:

— Ты это, ну, чего бояться? Тебе ничего не грозит. Вообще никакого. Бабушки просто тебя поставят, как ключик в замочек, и всё откроется. Ну чего ты?

Ключик в замочек. У Светки вдруг перетянуло горло, защипали глаза. Ну ты подумай! Всю жизнь меня кто-нибудь куда-нибудь пытается воткнуть помимо моей воли. Всем я гожусь только в виде куска мозаики. Даже когда я, кажется, очень удачно сошла с ума и попала в дивный мир волшебных глюков, меня и тут хотят использовать, как какой-то грёбаный предмет.

Её вспышка решимости погасла, сил больше не было совсем. Она встала и сказала:

— Только рюкзак возьму.

На улице их ждало такси. Они запихнулись все вместе в машину, бабка-дольмен села вперед, а Акса и вторая старуха зажали Светку на заднем сиденье. Она сунула сырой, вонючий рюкзак в ноги и закрыла глаза. В машине работал кондиционер, и Светку тут же начало немилосердно смаривать в сон. Она даже не пыталась сопротивляться. В какой-то момент колыхание машины стало волнами, и её понесло куда-то мягко и неспешно. Тихий голос зажурчал, забулькал рядом, и она во сне удивилась — какая красивая песня. Вдруг забухал вдалеке барабан,