Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

(Настя не врёт себе, не преувеличивает и не прячет правду, она просто умеет видеть всю картину в целом, не замечая мелких незначительных моментов)

Настя умеет готовить. Она знает, как делать песочное и слоёное тесто, тесто для пирожков и коржи для торта. Она знает рецепты десятков салатов, умеет выбирать мясо и рыбу, духовка слушается её по щелчку пальцев. Новогодний стол — это всегда «Настюш, ну просто слов нет!».

Настя умеет шить. И вязать, ну, разумеется, она же девочка! У её родителей никогда не было особенных проблем с деньгами, но традиция — прабабушка оставила после себя изумительное вышитое гладью бельё; бабушка обвязывала всю семью, в том числе — вычёсывая своих колли, которых она заводила, одну за другой, много лет после смерти дедушки. Мать коллекционировала журналы с выкройками, так что даже в самые скудные на деньги и магазины годы Настя и её сестра ходили «с иголочки». Брату тоже перепадало, хотя он, по словам матери, пошёл «не в их породу»: среди ладных, крепких, круглолицых и темноглазых Таракановых он был точно приёмный со своей долговязостью и зелёными глазами. Как ни одень — пугало. Отец говорил матери — «В твоего отца пацан», вроде бы, не обвиняя, но намекая. Дед по материнской линии был беспутный. И жил странно, и помер рано, и сходство с ним было не похвалой.

Настя прекрасно играет на гитаре и великолепно поёт. Романс, бардовская песня, даже пара песен собственного сочинения, про которые она обычно скромно говорит «а вот ещё такую знаю» — имеют одинаковый успех сперва на тусовках с подружками, потом на студенческих вечеринках и на праздниках в НИИ. Настя могла бы стать и профессиональной исполнительницей, но у неё был план получше. Она шла на физфак, точно зная, чего хочет от жизни: умного мужа и надёжную преподавательскую должность.

Настя не дура и понимала всегда, что это объемная задача, большая цель, на достижение которой у неё может уйти несколько лет. «Несколько» она предпочитала считать однозначной цифрой, но не обольщалась очень-то уж.

В октябре две тысячи пятого года Настя могла бы уже уверенно заявить, что добилась почти всего, что планировала. У неё был умный муж (и какое-то время даже красивый, хотя, подобно многим академическим собратьям, округляться и лысеть он начал уже к тридцати). У неё была диссертация, которую Настя в спокойном темпе начала писать, должность ассистента на кафедре и приятный, размеренный образ жизни в целом.

Настя могла бы считать себя успешной и счастливой, если бы не одно событие в прошлом.

Вероятно, ей следовало всё-таки ограничиться посещением психотерапевта. Остаться на светлой стороне, на стороне разума и рационального мышления, среди ясных и имеющих смысл терминов и понятий. Психологическая травма, связанная с утратой близкого человека, говорила её терапевт, может проявляться самыми разными симптомами. Работа горевания, объясняла психотерапевт, во многом обесценена и утрачена в современном обществе, поэтому психика, не имея подпорки в виде ритуала или процедуры, диссоциируется с непрожитой болью, которая уходит в глубину подсознания и оттуда создаёт напряжения.

Настя на этих душеспасительных текстах собаку съела. Они не помогали.

Возможно, вся эта умная и тонкая работа с внутренним миром могла бы её вытащить, если бы она имела возможность рассказать не только о боли, но и о вине. Но в первый же сеанс, стоило ей заикнуться об этом, терапевт довольно решительно остановила её словами «вот чего вы точно не должны — так это искать свою вину в прошлых событиях».

Ирония заключалась в том, что её вина была, и была несомненной, только эту вину никак нельзя было вписать в ясный рациональный мир, в котором жила психотерапевтка, а также муж Насти, её коллеги, её родители и вообще большинство людей её круга. То, что терапевт назвала иррациональным стремлением создать иллюзию контроля через вину, её мать обозначила бы словами «не дури, при чём тут ты».

Несколько лет она старалась забыть обстоятельства исчезновения брата, но потом появилась эта коза, недоразумение, бледная моль с обгрызенными ногтями, и вдруг попала пальцем прямо в больное. Настя тогда сумела справиться с собой только при помощи гнева. Она убежала в гнев, как в убежище, а потом и от разговора убежала — физически, ножками, оставив позади недоумевающую девушку, которую очень удобно было возненавидеть по сумме причин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Уже через пару месяцев она с этой жабкой поквиталась: умный и красивый всё-таки на Насте женился. В общем, понятно, что его метания в любом случае были бы недолгими. Ну не конкурентка была Насте эта жалкая Света. Но скорость, с которой Сашка на этот раз принял решение, всё-таки грела Насте душу.

И пять лет она прожила, задвинув брата, странное, вину и серую моль куда подальше, посещая психотерапевта и уговаривая себя, что ничего страшного с ней больше никогда не случится. В конце концов, надо просто ограничивать себя в спиртном и… быть сдержанной.

В две тысячи пятом случилось сразу несколько неприятных вещей: болели родственники у неё и у мужа, развелась сестра (и осела гирей на родителях, которым было тяжело, но которым и в голову бы не пришло не помогать дочери), потом случилась нехорошая история на кафедре — её это не касалось, но общая атмосфера… Настя неудачно попыталась заговорить с мужем о детях, но тот воспринял идею даже не в штыки — насмешками. Он готовился к защите своей диссертации, весь год просиживая в институте почти что днями и ночами, и после защиты не собирался сбавлять обороты. В конце концов, он по факту был уже завлабом, планы громоздились до неба, и возраст был самый продуктивный для подвигов. В итоге они поругались прямо на кафедре, да крепко — у Насти впервые за несколько лет капитально сдали нервы.

В досаде, едва не плача, она пошла в круглосуточный ларёк, один из последних могикан ушедшей эпохи, купила бутылку белого вина, а дома засела за комп с бокалом читать ЖЖ. Guilty pleasure, говорила она подругам с как бы неловким смешком. Люблю читать блоги неудачников и распиздяев, помогает не забывать, что у меня всё отлично. В данный момент это была самая что ни на есть истинная правда.

Сашка явился после десяти, увидел на две трети пустую бутылку, но неожиданно не стал ни язвить, ни возмущаться — просто забрал остаток себе, буркнув: «Тут некоторым хватит уже». Плюхнулся на диван, отпил глоток и посмотрел на экран через Настино плечо:

— Чего читаешь?

Настя вдруг почувствовала, как бросился жар в лицо, запылали щёки, уши. Медленно она закрыла вкладку браузера и сказала легким голосом:

— Жежешку. Нашла одну девицу забавную, она себя мнит продвинутым, как это называется… арт-блогером, что ли? — Настя хихикнула. — Типа ездит туда-сюда, рисует картинки, пишет текстики такие девочковые. Про магию пути, одиночество и самовыражение в искусстве. Девочки такие девочки. Нормально учиться не получилось, так она вот пытается творческую личность изображать. Подписчиков тыщи!

Сашка отпил ещё вина, глядя в бокал. Они помолчали, и Настя почувствовала, что это молчание как-то изменяется минута за минутой — они молчали уже не друг от друга, а как бы вместе.

— Насчёт того разговора… — начал Сашка, но Настя даже руками замахала:

— Ладно, ладно! Ты сто раз прав. Времени ещё вагон, сейчас и в тридцать рожают, и позже. Нам вполне можно пожить для себя, позаниматься карьерой. На меня прямо затмение какое-то нашло, ей-богу! А потом я подумала и осознала, что ты был прав.

Сашка самодовольно усмехнулся:

— Конечно! — допил вино, опустил бокал на пол возле дивана и поманил жену к себе. Настя отправила комп в ждущий режим и переместилась на диван.

А на рассвете она проснулась в постели одна.

Глава 39.

Для песочного теста берут полтора стакана муки на сто граммов сливочного масла. Муку надо просеять, чтобы насытить кислородом и разрушить комки, а маслу дать размягчиться при комнатной температуре. При помощи ножа нужно порубить масло с мукой до образования крошки, а оставшиеся комки растереть быстро пальцами…