Красные часы - Лени Зумас

передачи.

А в ответ не услышала ничегошеньки.

Каждый раз, когда она звонила, ей говорили: «Заключенная не хочет отвечать на ваш звонок».

«Мэтти, я не знаю. Просто не знаю», – отвечала мама Ясмин.

Спустя год дочь бросила попытки.

* * *

Сначала обмороженная кожа невыносимо чесалась, потом стала прозрачной и потеряла чувствительность. Черно-лиловые волдыри сочились прогорклым зловонным гноем. Судовой врач предложил отнять пальцы, но сказал, что без опия или морфина боль будет невыносимой. Я отказалась.

Жена

Убирает в шкаф чистую одежду, пока девочки играют на кровати Бекс в Амелию Эрхарт[32]. Дидье ушел в паб вместе с Питом, вернется к ужину. На ужин будет мексиканская запеканка, и Шелл обязательно спросит, какая в ней фасоль – консервированная или обычная размоченная.

– Что это за звук?!

– О нет, в самолете кончилось горючее!

– Мне остается только упасть в море!

– Я падаю! Шлеп.

– Шлеп.

– Фу, почему у вас на полу столько пыли? – уже совсем другим голосом говорит Шелл.

Бекс смотрит на пол, потом на жену.

– Моя мама говорит, что в доме обязательно должно быть чисто, только тогда там и можно жить, – сообщает им Шелл.

«Хватит, девочка из идеального семейства. Хватит».

– Наверное, твоя мама не очень-то много знает о пыли, – говорит жена. – Ведь иначе она бы понимала, что в пыли содержится пыльца, которая весьма полезна для здоровья.

Бекс улыбается.

– Это как? – спрашивает Шелл.

Обои чудовищные. Темно-лиловые цветы на коричневом фоне. Нельзя, чтобы ее дочка видела их каждое утро, когда открывает глаза.

– Когда ты ее вдыхаешь, у тебя вырабатывается больше белых кровяных телец и улучшается иммунитет. Так что пыль очень полезная.

К ужину муж не приходит, поэтому она кормит детей запеканкой, ставит сковородку обратно в духовку на маленькую температуру, чтобы не остыло, провожает Шелл до машины, когда за ней приезжает Блейк из идеального семейства, купает Бекс и Джона, пытается вспомнить, когда в последний раз их купал Дидье. Когда жена читает сказку на ночь про семью маленьких пушистиков («Теплые, как плюшечки, маленькие ушечки»), громко хлопает входная дверь и в прихожей раздаются голоса.

– А папа зайдет пожелать нам спокойной ночи?

– Не знаю, это уж как он сам решит.

– А ты скажи ему, чтобы зашел.

Спустившись на первый этаж, жена видит, что Дидье все-таки нашел запеканку и вывалил ее всю без остатка на тарелки себе и Питу.

– Вкуснота, – говорит Пит вместо приветствия и запихивает в рот полную вилку.

– Да, – подхватывает Дидье. – Ты в этот раз сальсы побольше положила?

– А мне ты оставил? Я не ужинала.

– Я думал, ты с детьми поела.

– Нет, тебя ждала.

Дидье смотрит на свою тарелку:

– Хочешь мою доесть?

– Я себе бутерброд сделаю.

Жена толстым слоем намазывает сливочный сыр на кусок цельнозернового хлеба, кладет сверху ломтики огурца, солит. Вполне невинный бутерброд. Возможно, чуть позже к нему добавится печенье с шоколадной крошкой.

Печенье… Парковка с видом… Брайан Закиль…

Что-то царапается на самом краешке сознания.

Жена смотрит на фикус – вялый, но все еще живой (она его вчера поливала?), на молочай – зимой с ним никогда не угадаешь: зеленые ростки мгновенно загнивают, если им не хватает солнца.

Что-то такое Брайан ей сказал.

– У меня буквально нет слов, – Пит, видимо, описывает какое-то происшествие в школе, к которому жена не имеет никакого отношения.

– Ты вроде говорил, что ненавидишь, когда все повторяют «буквально».

Пит бросает на нее по-акульи хищный взгляд.

– Я не люблю, когда люди так говорят не по делу. Но в данном случае у меня действительно буквально нет слов.

– Что случилось?

– Я узнал, что моя коллега завела себе литературного агента и собирается издавать свои богомерзкие позорные книжонки.

У жены сводит скулы.

– У Ро появился агент?

Она продаст свою книгу про полярную исследовательницу, заработает денег, критики напишут благосклонные отзывы, может, даже она станет…

– Нет, у Пенни – авторши почеркушек за полпенни.

– Ну и молодец, – с облегчением говорит просто отвратительная жена.

– А о бедной литературе кто подумает? – не унимается Пит.

Что-то такое крутится в голове. Какой-то крючок, отсылка, что-то такое она должна сопоставить.

Брайан… Печенье… Молочай…

– Пойду покурю, – говорит Дидье.

– Уж извини, Дидье, если тебе это скучно слушать, – возмущается Пит, – но мне кажется, критика гегемонии коммерческих издательств – дело важное. А то они с нами будут творить что хотят.

– Кто?

– Корпорации, которые формируют вкусы. Вся эта индустрия романтической чуши. Пляши-пляши, марионетка!

– Иди пожелай детям спокойной ночи, – говорит жена.

– Пожелаю, но сначала…

– Когда ты соберешься, они уже спать будут.

Дидье бросает незажженную сигарету на кухонную столешницу и идет к лестнице.

Жена отправляется в туалет, писает, подтирается, встает, но трусы не надевает. Втягивает живот и смотрит на свой мохнатый лобок. Сколько на нем волосков? Больше сотни или меньше? Выдергивает один. Немножко больно. Еще один. Больно. Третий. Четвертый и пятый. Поднимает сиденье и выкладывает волоски на обод унитаза, рядком.

Что же ей не дает покоя?

Что-то такое с Брайаном.

Таскаться за ним – трусость.

Нужно хорошенько обдумать, как она до такого докатилась.

Но дело не только в Брайане.

А в чем?

Жена смотрит на календарь на кухонной стене, в котором много раз написана и столько же раз перечеркнута буква «с», написана и перечеркнута, написана и перечеркнута.

Стоя возле раковины, она оттирает сковородку из-под запеканки.

Дидье и Пит, перекурив, возвращаются в дом.

– Пива хочешь, Пит-формальдегид?

Маленькая зверушка, обожженная, ползет через дорогу. Вся трясется, вся черная.

– Можешь себе представить, она о них не слышала даже.

– Чувак, музыкальная эрудиция Ро без проблем влезет в трусы Брайану Закилю. Специальные такие трусы, футбольные, с защитой для яиц.

Черная и трясется.

– А такие бывают экстра маленького размера?

Трусы. Трусы Брайана. Яйца. Семейный завтрак. Семья. Отец. Мать. Троюродная сестра. Троюродная сестра!..

– Да он детские небось покупает.

«Мы все очень хотим, чтобы она от него ушла. Ведь детей у них нет».

Троюродная сестра, которая терпит колотушки.

О нет.

Жена с грохотом роняет сковородку в раковину.

Где телефон… Где…

– Где мой телефон? – она торопливо отряхивает мокрые пальцы.

– На столе лежит, – говорит Дидье. – Господи.

Жена хватает телефон, бежит в темную столовую, набирает номер.

Он поднимает трубку после первого же гудка.

– Сьюзен?

На шее пульсирует жилка.

– Слушай, Эдвард, – слова вылетают как пули из пулемета, – тебе нужно опросить еще одного свидетеля, его зовут Брайан Закиль, он сообщил мне, что своими глазами видел, как муж избивает его троюродную сестру, а его троюродная сестра – Долорес Файви. Он мог бы…

– Погоди.

Жена