Невеста по фотографии - Ли Кым-и

и взяла его на руки. Японка и не подумала извиниться и зашла обратно в мастерскую, всем своим видом показывая, что ребенок сам виноват, что оказался на ее пути.

– Бедняжка, ты, поди, испугался? – успокаивала Подыль малыша, заходя в свой магазин.

От злости она была готова заплакать, но у нее не осталось сил на то, чтобы ссориться с людьми, с которыми она не может поговорить, так как не владеет их языком, но с которыми ей нужно жить бок о бок и видеться каждый день. Когда Подыль переодевала ребенка, из ее уст сами собой посыпались колкости:

– В мире уйма других мастерских, отчего ж быть такой жадной, ежель мы можем зарабатывать на жизнь, занимаясь одним и тем же любимым делом? Вот уж не думала, что она такая вредная! Чем же тоды она отличается от своей алчной страны, которая все захватила?

Подыль встряхнула сына, посадила его на спину, вышла из магазина и заперла дверь. Она решила развеяться, так как, сидя в магазине без покупателей, очень сложно подавить злость и обиду, однако идти ей было некуда. Мама Джули еще работала, Тхэван, должно быть, пока сидел в офисе, а личных дел у нее не было. Подыль бесцельно шла с Чонхо за спиной.

На улице Лилиха, где находился дом семьи Подыль, жили люди разных стран и национальностей, различным образом зарабатывая себе на жизнь. Немало здесь было и чосонцев, но у девушки, которая не ходила в церковь и не состояла в Женском обществе помощи, близких друзей не было. На самом деле в расколотом надвое обществе соотечественников Подыль было мучительно встречаться с кем бы то ни было, на какой бы стороне ни находился этот человек. И даже их отношения с мамой Джули становились холоднее, хоть они вели себя друг с другом осторожно, памятуя о старой дружбе.

Подыль всем сердцем желала оказаться рядом с друзьями, с которыми она могла бы чувствовать себя легко и которым она могла бы излить душу. Даже с Хончжу, с которой она надеялась чаще видеться после ее переезда, они обменялись письмами лишь однажды. Подруга писала, что после выкидыша она устроилась работать на завод по производству ананасовых консервов. Мёнок и Максон тоже поселились в Вахиаве и звали Подыль переехать к ним. Из новостей от мамы Джули стало известно, что у Сонхвы детей все еще нет.

Подыль скучала не только по Хончжу и Сонхве, но и по Мёнок и Максон. То время, когда они ночевали все вместе в одной гостинице в Кобе, болтая и смеясь в предвкушении новой жизни, казалось сном. Девушка скучала даже по той ночи, которую они провели в одной комнате в слезах после встречи со своими женихами, понимая, что их надежды разбиты. На многолюдной улице, по которой хаотично сновали машины, лошади и повозки, Подыль чувствовала себя одинокой, словно находилась там одна.

Поднявшись по улице Север-Кинг, она дошла до места, где стоял королевский дворец. Девушка вспомнила о последней гавайской королеве, которую свергли с трона и надолго заперли во дворце. Подыль всем телом ощутила чувства, которые испытывала королева взаперти, словно это была она сама, и в носу больно защипало. В этот момент, будто слезы королевы, неожиданно хлынул дождь. Привыкшие к такой погоде прохожие как ни в чем не бывало продолжили свои дела или отступали под навесы.

С Чонхо на спине Подыль встала под бенгальский фикус, который своими длинными ветвями создал небольшой лес. Под зонтом его густо раскинувшейся кроны можно было укрыться от сильного ливня. Мокрое от дождевой воды дерево источало освежающую прохладу. Подыль завидовала дереву, чьи ветки, поднимаясь из корней, сплетались и становились друг другу опорой. Чонхо, который никак не мог понять маминых чувств, вертелся, наверное, потому что ему было интересно наблюдать за падающими с листьев каплями. Как и всегда, стоило после дождя появиться радуге, Подыль тут же по привычке надеялась на что-то хорошее.

Девушка отправилась в дом семьи Джули. К тому времени мама Джули или ее дети должны были вернуться домой. Одежда на Подыль и одеяло, в которое был замотан Чонхо, стали влажными от дождя и пота. Бродившей несколько часов кряду с ребенком за спиной девушке казалось, что к ее ногам привязаны куски железа.

Семья Джули жила над овощным магазином одного китайца. Подыль потратила последние силы на то, чтобы подняться по лестнице, но дверь была заперта – дома никого не оказалось. Ей захотелось плакать. Она покормила Чонхо один раз за весь путь, поэтому он был голоден и хныкал. Подыль сняла со спины ребенка, села у двери и дала ему грудь. Девушка, ничего не поев, второй раз кормила малыша, поэтому тоже была сильно голодна и чувствовала жажду. Не наевшись, Чонхо начал капризничать и вдруг поднял головку. Его внимание привлекли шаги поднимающихся по лестнице детей. На лице Подыль тоже проступил румянец.

– Чонхо! – закричала Джули, ведущая за руку Тони.

За ними показались Нэнси, Элис и, наконец, их мама. Подыль встала на ноги, опустив с рук Чонхо. При виде детей малыш радостно засуетился.

– Что тебя привело в такой час? – спросила удивленно женщина.

– Была неподалеку, вот и зашла. А вы где были?

– Очень кстати! Пойдем внутрь! У меня есть к тебе разговор.

Как только они зашли в дом, Чонхо настолько погрузился в игры с другими детьми, что даже мельком не смотрел в сторону мамы.

– Я ходила в школу сына и детский сад, писала заявление на перевод в другую школу, – сказала мама Джули, шумно выпив стакан воды и протянув другой Подыль.

– На перевод? Зачем? – удивилась девушка.

– Мы переезжаем в Вахиаву.

Подыль вдруг оставили все силы, и она чуть не уронила стакан на пол. Если и мама Джули уедет, как же одиноко ей станет жить.

– Значит, ты тож собираешься работать на ананасовой ферме?

Казалось, Гонолулу уже опустел.

– Нет. Я буду работать в прачечной. Госпожа Кесон связалась со мной и рассказала, что рядом с военной базой есть неплохое местечко. Мой муж ездил туды и разузнал, что там неподалеку есть государственная школа, так что мы решили переехать.

Подыль завидовала маме Джули, ведь женщина собиралась туда, где жили люди, которых ей так не хватало.

Подыль с рождения и до семнадцати лет прожила в Очжинмаль в одном и том же месте. В Чосоне переезжающих с места на место людей считали бродягами и плохо к ним относились. Теми, кто приехал издалека, тоже пренебрегали и держались от них на расстоянии. Однако жизнь приехавших на Гавайи рабочих была тяжела и переменчива, отчего закрепиться и остаться жить спокойно в одном месте было невозможно. Большинство батраков были безграмотными и не обладали особыми навыками, поэтому жили, переезжая с острова на остров, из одного района в другой в поисках пропитания