Красная Страна - Джо Аберкромби

— Я утратил свою силу, — и она кивала, будто это был естественный порядок вещей.

— Я был кем-то однажды, разве нет? — пробормотал он.

— Ты все еще кто-то, — сказала Плачущая Скала.

— Кто тогда?

Всадник остановился в нескольких шагах неподалеку, хмуро глядя на Свита, и на Плачущую Скалу, и на руины, в которых они ждали, подозрительный, как напуганный олень. Затем он перекинул ногу и соскользнул вниз.

— Даб Свит, — сказал дух.

— Локвей, — сказал Свит. Это должен быть он. Он был из нового типа, с мрачным видом, во всем видел плохое. — Почему здесь не Санджид?

— Ты можешь говорить со мной.

— Я могу, но зачем мне?

Локвей ощетинился, весь гневный и надутый, как всегда бывают молодые. Скорее всего Свит был таким же в молодости. Скорее всего он был хуже, но черт возьми, если все это позирование не утомляло его в настоящем. Он махнул духу рукой.

— Ладно, ладно, мы поговорим.

Он вздохнул, и это неприятное чувство не стало слаще. Он долго планировал это, обсуждал каждую сторону, выбирал путь, но последний шаг был самым важным.

— Говори тогда, — сказал Локвей.

— Я веду Сообщество, может в дне быстрой скачки к югу отсюда. У них есть деньги.

— Тогда мы их заберем, — сказал Локвей.

— Ты сделаешь так, блядь, как тебе скажут, вот что ты сделаешь, — отрезал Свит. — Скажи Санджиду быть у места, где мы договорились. Они нервные, как сам ад. Просто покажитесь в боевой раскраске, поскачите вокруг, покричите побольше, пустите стрелу-другую, и они будут готовы заплатить. Не усложняй всё, ты понял?

— Я понял, — сказал Локвей, но у Свита были сомнения, что тот знал, что значит не усложнять.

Он близко подошел к духу — их лица были на одном уровне, поскольку он к счастью стоял на уклоне — засунул большие пальцы за ремень и выпятил челюсть.

— Никаких убийств, ты слышал? Мило и просто, и все получат оплату. Половина тебе, половина мне. Скажи это Санджиду.

— Скажу, — сказал Локвей, глядя с вызовом в ответ. У Свита было искушение ударить его ножом и к черту все дело. Но здравый смысл возобладал.

— Что скажешь на это? — спросил Локвей у Плачущей Скалы.

Она посмотрела на него сверху вниз, ее волосы разметал бриз, и продолжила качать ногой. Словно он вообще не говорил. Свит хихикнул.

— Ты смеешься надо мной, маленький человек? — бросил Локвей.

— Я смеюсь, а ты здесь, — сказал Свит. — Делай, блядь, выводы. Теперь вали и скажи Санджиду, что я сказал.

Он долго хмурился вслед Локвею, глядя, как он и его лошадь уменьшились до черной точки в закате, и думал, как конкретно этот эпизод скорее всего войдет в легенду о Дабе Свите. То неприятное чувство усилилось. Но что он мог поделать? Нельзя водить Сообщества вечно, не так ли?

— Надо иметь что-то на пенсию, — пробормотал он. — Не слишком жадная мечта, а?

Он покосился на Плачущую Скалу, снова завязывающую волосы в тот скрученный флаг. Большинство мужчин не увидели бы ничего, наверное. Но он, который знал ее столько лет, уловил разочарование в ее лице. Или может это было его разочарование, отраженное, как в спокойной луже.

— Я никогда не был охуенным героем, — бросил он. — Чтобы ни говорили.

Она лишь кивнула, словно это был естественный порядок вещей.

Народ стоял лагерем среди руин, высокое жилище Санджида было построено в углу упавшей руки огромной статуи. Никто не знал, чья это была статуя. Старый Бог, умерший и исчезнувший в прошлом, и у Локвея было чувство, что Народ скоро к нему присоединится.

В лагере было тихо, и хижин было немного, вдалеке молодые мужчины выстраивались на охоту. На вешалках лишь скудные полоски сушившегося мяса. Челноки ткачей одеял щелкали и стучали, разрезая время на уродливые моменты. К чему они пришли, они, те, кто должен править равнинами. Ткачество за мелкое жалование и воровство денег, чтобы купить у их уничтожителей то, что и так должно быть их.

Зимой появились черные пятна и унесли половину детей, стонущих и потеющих. Они сожгли хижины и нарисовали священные круги на земле, и сказали нужные слова, но перемен не добились. Мир менялся, и в старых ритуалах не осталось силы. Дети все еще умирали, женщины все так же копали, мужчины все так же плакали, и Локвей плакал громче всех.

Санджид положил руку ему на плечо и сказал:

— Я боюсь не за себя. Мое время прошло. Я боюсь за тебя и за молодых, кто должен идти после меня, и кто увидит конец всего. — Локвей тоже испугался. Иногда он чувствовал, что вся его жизнь была страхом. Что это за путь для воина?

Он оставил лошадь и выбрал дорогу через лагерь. Санджида принесли из его вигвама, его руки были на плечах двух его сильных дочерей. Его дух уходил кусочек за кусочком. Каждое утро от него оставалось все меньше; этого могучее тело, от которого дрожал мир, сжалось до оболочки.

— Что сказал Свит? — прошептал он.

— Что Сообщество приближается и заплатит. Я не верю ему.

— Он был другом Народу. — Одна из дочерей Санджида вытерла слюну из уголка его слабого рта. — Мы встретимся с ним. — И он уже засыпал.

— Мы встретимся с ним, — сказал Локвей, но он боялся того, что может случиться.

Он боялся за своего маленького сына, который лишь три ночи назад впервые засмеялся, и таким образом стал одним из Народа. Это должен был быть момент празднества, но Локвей чувствовал только страх. Что это за мир для рождения? В его юности Народ и его стада были сильными и многочисленными, а сейчас их украли новоприбывшие, и хорошие пастбища уничтожены проезжающими Сообществами, и зверям не на что охотиться, и Народ разбросан и вовлечен в постыдные дела. Раньше будущее всегда было похоже на прошлое. Сейчас он знал, что прошлое было лучшим местом, а будущее полно страха и смерти.

Но народ не сдастся без борьбы. Так что Локвей сидел перед своей женой и сыном, под открытыми звездами, и мечтал о лучшем будущем, которое, он знал, никогда не придет.

Гнев Божий

— Не нравится мне вид того облака! — крикнул Лиф, отбрасывая волосы с лица; ветер тут же бросил их обратно.

— Если б в аду были облака, — пробормотал Темпл, — они выглядели точно так же. — Это была черно-серая гора на горизонте, темная башня, упиравшаяся прямо в самые небеса, сделавшая из солнца мутное пятно, и окрасившая небо в странные воинственные цвета. Всякий раз, как Темпл проверял, она была ближе. Вся бесконечная, бесприютная Далекая Страна погружалась в тень, и где еще она пройдет, кроме как прямо через его голову? В самом деле, он вызывал необъяснимое притяжение всего опасного.

— Давай зажжем эти огни, и назад к фургонам! — крикнул он, будто некое количество досок и брезента будут серьезной защитой против надвигающейся ярости небес. Ветер не помогал с задачей. Как и морось, которая началась мгновением позже. Как и дождь, пришедший вскоре, хлещущий сразу отовсюду, проникающий сквозь поношенную куртку Темпла, словно на нем ничего не было. Он согнулся, чертыхаясь над его маленькой кучкой коровьих лепешек, быстро размокающих в его руках до их оригинального, более благоухающего состояния, пока он возился с гаснущей палкой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});