Виланд - Оксана Кириллова

выдалась возможность: необходимо было передать пакет с документами по указанному адресу в Мюнхене. Для этого мне даже выделялся грузовик.

– Поторопитесь, он выезжает через несколько минут. Водитель высадит где нужно и поедет дальше, куда ему велено. Обратно доберетесь сами.

Я попытался забрать пакет, но, прежде чем разжать пальцы, лагерфюрер добавил:

– Лично в руки. Это важно.

С поручением я справился быстро. Пакет у меня забрали без лишних слов. Не теряя времени, я направился в кондитерскую, чтобы купить пирожных для приятельницы тети Ильзы в благодарность за помощь с посылкой.

Едва войдя в кафе, я увидел Дору. Она стояла ко мне вполоборота и указывала пальчиком на свой любимый десерт. Рядом с ней стоял мужчина средних лет. На лице его играла молодцеватая улыбка. Сделав заказ, они прошли к столику. Спутник Доры опирался на трость, но делал это скорее для импозантности, поскольку двигался проворно. Как только они сели, он принялся что-то рассказывать ей. Она слушала с интересом, чуть подавшись вперед. Она всегда так делала, когда хотела дать понять, что мои россказни ей действительно любопытны… Я сжал руки, пытаясь унять растущую ярость. Несмотря на октябрьскую прохладу, я снова почувствовал жар на лице. Я не мог оторвать от нее взгляда. Дора выглядела похудевшей. Она была немного бледна, и, наверное, только из-за этой бледности я и сумел разглядеть розовый шрам на ее лбу. Удивительное существо, однако, человек – способен выбраться отовсюду, даже из состояния смерти. Ведь именно в таком состоянии я оставил ее тогда. А сейчас она сидела здесь, поедала пирожное, слушала, дышала, жила – да стала еще прекраснее благодаря своей болезненной хрупкости.

Звякнул колокольчик на двери, и кто-то тут же наткнулся на мою спину.

– Прошу прощения, – проговорила какая-то женщина, крепко державшая за руку ребенка.

Ее слова вырвали меня из оцепенения.

– Это вы меня простите.

Я неловко развернулся и торопливо вышел из кондитерской. Я не знал, как поступить, мысли опять путались. Если бы рядом был Франц, уверен, он посоветовал бы немедленно уйти и позабыть обо всем. Но спокойного и разумного голоса Франца я не слышал. Я слышал горячие удары в груди, отдававшиеся безумным набатом в голове. Я чувствовал, что вновь возвращаюсь в то страшное состояние бешеного исступления. Через широкое окно я видел, как Дора взяла мужчину за руку. Я не знал его, он не сделал мне ничего дурного, но я истово ненавидел его. Она заставляла меня ненавидеть его, эта проклятая женщина.

Я перешел на другую сторону и зашел в какую-то лавку. Услышав звон дверного колокольчика, ко мне тут же вышел какой-то старик. Он поглядел на меня поверх очков и услужливо спросил:

– Что желаете?

Я осмотрелся. На плече старика висел широкий отрез темной драповой ткани, в руках он держал кусочек мела. Судя по всему, это было ателье по пошиву одежды.

– Я смотрю, – выдавил из себя я.

Старика озадачил подобный ответ. Он продолжил вопросительно разглядывать меня, рассчитывая, что я еще что-нибудь добавлю, но мне уже было плевать, что он подумает. Я отвернулся. К счастью, выпроводить меня он не решился, но и не оставлял одного. Я видел его хмурый взгляд в отражении стекла, но теперь не обращал на него внимания. Единственное, что меня интересовало, – до боли знакомый профиль в окне напротив. Я мысленно очерчивал эти плавные линии, ничуть не испорченные моими кулаками, и внутри меня все клокотало. Ничего не замечая, Дора продолжала мило болтать со своим спутником. Когда она покончила с десертом, они вышли на улицу. Я подождал, пока они отойдут на некоторое расстояние, и тоже вышел. Мне нужно было пойти в противоположную сторону, мой разум взывал к этому, но что-то горячее и темное заволокло голову и манило за Дорой. Я медленно следовал за ними на безопасном расстоянии, стараясь не терять их из виду, но, впрочем, я уже понял, куда они шли, – в конце улицы, по которой мы двигались, был двухэтажный дом с проклятой каморкой под крышей. Я боялся, что не совладаю с собой, если увижу, как этот мужчина поднимается в ту каморку, но, на мое счастье, они распрощались у дома. Дора одарила его легким поцелуем и тут же скрылась в темноте подъезда. Незнакомец пошел прочь. Я выждал еще несколько минут и пошел вслед за Дорой. Я понимал, что у меня еще есть возможность одуматься, какие-то неподавленные стоны разума продолжали отчаянно взывать к этому, и – вот так неожиданность – с каждым шагом эти стоны становились все громче и тверже. Они все увереннее пробивали дорогу к моему сознанию, и когда я наконец добрался до нужного этажа, то остановился возле двери уже с явным сомнением. Я вдруг отчетливо осознал, что совершаю ошибку. Франц был прав – мы с ней квиты.

Я развернулся и уже сделал шаг в сторону лестницы, но вдруг услышал скрип открывающейся двери за спиной. Я застыл, не оборачиваясь. В этот момент я понял, что был совершенно не готов к этой встрече.

– Я заметила тебя еще в кондитерской.

Я медленно развернулся. Лицо Доры было серьезным. Только сейчас я увидел, что на память ей осталось больше отметин о том страшном дне, чем я разглядел в кафе: тонкий нос был едва заметно искривлен, небольшой шрам был и на подбородке, над левой бровью были заметны следы от швов, которые сняли, судя по всему, совсем недавно. Она посторонилась, давая понять, что я могу войти. Я принял ее молчаливое приглашение. Дора закрыла за мной дверь и ушла за ширму, оттуда она вернулась с сигаретой. А ведь я даже не знал, что она курила. Я много чего о ней не знал.

– Чего ты хочешь? Зачем преследуешь меня? – спросила она, нервно теребя дымящуюся сигарету.

Она стояла вполоборота, нарочито глядя мимо меня. Я сделал шаг вперед и довольно грубо повернул ее, заставив посмотреть мне в глаза. Она не отвела взгляда. Шрам на ее лбу вдруг бросился в глаза, и я непроизвольно потянулся к нему рукой. Дора резко отшатнулась.

– Не трогай меня.

Я тут же убрал от нее руки и вскинул их, чтобы она видела. Дора сделала несколько шагов назад.

– Я не трону тебя, обещаю. Ты можешь не бояться меня.

Внезапно она расхохоталась. Я опешил от такой резкой смены ее настроения.

– Думаешь, я боюсь, что ты снова изобьешь меня?! – Она медленно покачала головой, словно была разочарована моими мыслями. – Нет, – протяжно произнесла она, – ошибаешься. Мне не нужна твоя жалость! Лучше уж бей, но не нужно с таким взглядом трогать мои раны.

Я молчал. Дора вновь отвернулась. Я смотрел на ее худенькую фигурку, на ее руки, которыми она крепко обхватила себя, на зажатый между пальцами окурок, который вот-вот должен был опалить ее, и осознавал, что моя злость улетучивалась. В этот момент я вдруг понял, что ей от всего этого много хуже, нежели мне.

– Но зачем? – совсем тихо спросил я.

Она обернулась.

– Хочешь поговорить об этом? – Ее усмешка была холодной и болезненной.

– Ты ведь знаешь, что я мог устроить тебя в любое приличное место.

Дора снова усмехнулась. Я же не видел ничего смешного в том, что сказал.

– Увы, милый Виланд, твоих связей не хватит, чтобы перечеркнуть мое прошлое. А оно имеет свойство настигать в самый неподходящий момент. Как бы ты ни замалчивал его, как бы ты ни бежал от него, оно настигнет и раздавит. И я не хочу, чтобы когда-нибудь вместе со мной раздавило и тебя.

Я не хотел спрашивать Дору о ее прошлом. Но прежде чем я успел одернуть сам себя, слова уже вырвались. Мой вопрос получился нескладным и грубым:

– Как все вышло?

Я тут же захотел, чтобы она не поняла, о чем я, или увильнула от ответа, одернула меня, перевела тему, – что угодно, но Дора все поняла верно.

– Ангел с душой дьявола, – задумчиво произнесла она, – знаешь, что это значит? Ты тянешься к нему всем своим существом, чтобы получить хоть каплю ласки, ты видишь его прекрасное лицо, самые добрые в мире глаза, смотрящие на тебя с такой любовью, на которую способны только ангелы. И ты терпишь. Ради этих огромных блестящих глаз можно стерпеть что угодно, только бы он не отводил их, только бы продолжал смотреть на тебя с нежностью, только бы продолжал смотреть на тебя. Пусть терзает, уничтожает, кабалит… продает тебя, – почти шепотом исступленно продолжала она, – но только бы был рядом и позволял чувствовать себя. Это необъяснимо. – Дора вдруг замолчала, повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. – Я встретила его, когда была совсем юной.

Ее брови сошлись, словно она чего-то не понимала и оттого злилась на саму себя. Я боялся влезть в ее мысли-воспоминания и молчал. Она пожала плечами:

– В толпе ты не выделишь его среди остальных, у него было поразительное умение сливаться с ней, становиться частью серой массы, коей он ни в коем случае не являлся. Но ты понимаешь это не сразу. Ты можешь не замечать его годами, пока не останешься с ним наедине, и тогда