Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

так много факторов, никак не связанных с чисто аграрными отношениями, что эти выводы мало помогли мне в оценке экономических результатов освобождения крестьян в целом.

Кроме того, надо признать, что устные свидетельства отнюдь не всегда были беспристрастными. Нередко люди рассуждали о великой реформе в эпическом или панегирическом тоне, и среди них я легко выделял две категории: одни желали доказать, что это мероприятие имело полный успех во всех отношениях и принесло благо всем классам без исключения, причем не только моральное, но и материальное; а другие старались представить помещиков вообще и самих себя в частности в виде самоотверженных жертв великой и необходимой патриотической реформы – мучеников за дело свободы и прогресса. Я нисколько не сомневаюсь в том, что обе эти группы не имели сознательного намерения обмануть меня или ввести в заблуждение, но как осмотрительный исследователь я должен был учитывать склонность к идеализации и сентиментальный настрой.

С тех пор ситуация значительно прояснилась, и в недавние свои приезды в Россию я получил возможность прийти к гораздо более четким выводам. Их-то я далее и представлю вниманию читателя.

Освобождение крестьян ввергло собственников всех классов в тяжелый экономический кризис. Переходные периоды всегда приносят много бед, и тяжесть этих бед, как правило, обратно пропорциональна принятым заранее мерам предосторожности. В России мерами предосторожности пренебрегли. Даже один помещик из сотни не постарался как следует приготовиться к неизбежным переменам. Накануне освобождения в собственности находилось около 10 миллионов крепостных мужского пола, из которых почти 7 миллионов трудились по старой системе – отрабатывая барщину. Конечно, все знали, что рано или поздно крестьяне будут освобождены, но предусмотрительность, расчетливость и готовность ковать железо, пока горячо, не относятся к главным чертам русского характера. Поэтому большинство помещиков оказались застигнуты врасплох. Но хотя пострадали все, страдали они по-разному. Одни полностью разорились. При крепостном праве все бытовые отношения были нечетко определены и чрезвычайно гибки, так что человек, фактически безнадежный банкрот, даже при небольших стараниях мог исхитриться и полжизни как-то держаться на плаву. Для таких людей день освобождения, подобно финансовому кризису для коммерсантов, стал днем расплаты. Отмена крепостного права не то чтобы вконец разорила их, но показала им самим и всему миру, что они разорены и больше уж не смогут жить по-прежнему. Для других кризис оказался временным. Они получили больший доход, чем когда-либо прежде, но я не готов сказать, что их материальное положение улучшилось, поскольку изменился общественный уклад, стоимость жизни стала намного выше, а труд по управлению имением – неизмеримо более сложным и кропотливым, чем в старые патриархальные времена.

Чтобы существенно упростить себе задачу, сведем ее к двум простым вопросам:

1. В какой мере помещики получили прямую компенсацию за утрату труда крепостных и за передачу крестьянству в бессрочный узуфрукт значительной части их имений?

2. Что помещики сделали с оставшейся частью своих имений и какую косвенную компенсацию они получили в результате экономических перемен, происшедших после освобождения?

На первом из этих вопросов я остановлюсь очень кратко, поскольку это спорный вопрос, требующий очень сложных расчетов, в которых может разобраться только специалист. После долгих и кропотливых исследований я пришел к выводу, что в большинстве губерний компенсация была недостаточной, и этот вывод подтверждают первоклассные местные авторитеты. Господин Бехтеев[32], например, один из самых педантичных и добросовестных исследователей в этой области и автор замечательного труда об экономических результатах освобождения, недавно сказал мне в частной беседе, что, на его взгляд, крестьянские выплаты, установленные Законом об освобождении, во всем черноземном регионе составили лишь около половины стоимости труда, который ранее выполняли крепостные. К этому я должен добавить, что компенсация на самом деле оказалась не так велика, как представлялась по условиям закона. Поскольку помещикам было чрезвычайно трудно взыскать плату с освобожденных крепостных и поскольку им требовался определенный капитал для реорганизации поместья на новой основе свободного труда, большинство было практически вынуждено требовать обязательного выкупа земли, и, согласившись на этот способ, они пошли на значительные жертвы. Им не только пришлось принять за полную оплату всего лишь четыре пятых от суммы, но и большая часть этой суммы выплачивалась в виде казначейских облигаций, которые сразу же упали в цене до 80 процентов от номинальной стоимости.

Теперь перейдем ко второй части проблемы: что помещики сделали с той частью своих имений, которая осталась у них после передачи необходимого количества земли крестьянским общинам? Получили ли они косвенную компенсацию за утрату крепостного труда в результате последующих экономических изменений? Насколько они преуспели в переходе от крепостного права к свободному труду и какие доходы они получают теперь от своих имений? Ответы на эти вопросы сообщат читателю некоторые факты о нынешнем экономическом положении помещиков.

На всех помещиков отмена крепостного права оказала по крайней мере одно положительное воздействие: она насильно заставила их сойти с прежнего пути праздности и застоя и начать думать о своих делах и делать расчеты. Унаследованная апатия и вялость, традиционная привычка смотреть на имение с крепостными как на своего рода самодействующую машину, которая всегда должна самопроизвольно снабжать хозяина средствами к существованию, устаревшая практика тратить все наличные деньги и не заботиться о завтрашнем дне – все это вместе со всеми вытекающими последствиями было грубо сметено и ушло в прошлое. Широкая и легкая дорога, по которой помещики до сих пор позволяли себя вести силе внешних обстоятельств, внезапно разделилась на множество узких, трудных и тернистых троп. Каждому пришлось самому решать, какую дорогу выбрать, и, сделав свой выбор, шагать по ней в меру своих сил. Помнится, как-то раз я спросил одного помещика, как освобождение повлияло на людей его класса, и он дал мне ответ, достойный того, чтобы его записать. «Раньше, – сказал он, – мы не вели счетов и пили шампанское; теперь мы ведем бухгалтерию и довольствуемся квасом». Как все эпиграммы, этот лаконичный ответ далек от исчерпывающего описания действительности, однако он наглядно указывает на произошедшие перемены. Сразу после отмены крепостного права уже нельзя было жить подобно «цветам полевым». Многим помещикам, которые раньше прозябали в беззаботной апатии, пришлось задаться вопросом: как мне теперь снискать хлеб насущный? Каждый был вынужден задуматься о том, как самым прибыльным образом использовать оставшуюся у них землю.

Идеальное решение проблемы заключалось в том, чтобы после раздела крестьянской земли помещик использовал для обработки оставшейся части имения наемных работников и сельскохозяйственную технику, как это делается в Западной Европе и Америке. К сожалению, такой вариант годился далеко не для всех, потому что подавляющее большинство помещиков, даже если они