Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

что хочется пищать. Выставив горшок перед собой, словно щит, Нокс шагает мимо расступающегося перед ним народа к колокольне.

– Её не произносят по буквам, – декламирует он с широкой улыбкой на симпатичном лице. – Ты её чувствуешь.

Рассмеявшись, Пейсли снимает с головы шапку и встряхивает длинными светлыми волосами. И, конечно же, её ответ – цитата из Рапунцель. Естественно.

– Внезапно всё стало выглядеть по-другому, теперь, когда я вижу тебя!

После вполне реального беспокойства из-за Эдгара Аллана По я сразу в это верю.

Нокс подходит к колокольне и протягивает Уильяму импровизированный горшок с мёдом. Только сейчас я вижу, что он доверху набит купюрами. Нокс наклоняется к микрофону и говорит:

– Винни-Пух предлагает три тысячи долларов за Рапунцель.

Понятное дело, Нокс и Уайетт – единственные, кто предлагает такие суммы за попутчиков. Хоккеист и сын самого богатого агента по недвижимости Аспена могут себе это позволить.

Пейсли прыгает в объятия Нокса, и толпа смеётся. Я тоже смеюсь со всеми, в то время как душа моя обливается слезами. Я по уши увязла в тоске, и внутри у меня густой туман.

Парочка садится в повозку, запряжённую Салли. У Пейсли слабость к этой лошади, а у Нокса слабость к Пейсли, поэтому он делает всё, что она захочет.

– Итак, вот мы и подошли к нашему последнему волонтёру, – объявляет Уильям и указывает на меня. – Гвен Пирс.

Я делаю глубокий вдох и подхожу к нему.

Вон стоит в первом ряду, наверняка готовясь снова выложить двести пятьдесят долларов, которые только что предлагал. Мысленно я перебираю всё, что могла бы сделать, чтобы игнорировать его присутствие в повозке в течение следующих нескольких часов. Список состоит из пяти пунктов:

1) наброситься на гамбургеры из маминых чемоданчиков;

2) в одиночку выпить полный термос глинтвейна;

3) подпевать каждой песне в стиле кантри с кассет;

4) выпрыгнуть из повозки и притворяться исчезнувшей до конца праздника;

5) если выбирать предыдущий пункт, то принять факт, что меня найдёт и задерёт медведь.

– Сто долларов, – кричит Вон, заставляя меня поморщиться.

– Сто пятьдесят! – Рут смотрит на меня с сочувствием, и я молюсь, чтобы она была готова победить Вона.

– Двести! – делает очередной ход Вон.

– Двести тридцать! – не отступает Рут.

– Двести пятьдесят! – упорствует Вон.

Мысленно умоляя Рут не сдаваться, я зажмуриваюсь и считаю участившиеся удары своего сердца.

– Двести восемьдесят! – вступает Дэн, владелец лыжной базы.

Моя судьба остаётся в подвешенном состоянии, пока голос Вона в очередной раз не прорезает ледяной воздух.

– Семьсот!

О мой бог! Я так потрясена, что боюсь открывать глаза. Вдруг тогда это не станет реальностью. Однако надеяться не на что, поскольку никто, кроме Уайетта и Нокса, не предложил бы больше семисот долларов за поездку в повозке.

– Тысяча долларов.

Ладно, теперь я открываю глаза. Даже слишком широко, в глубине души сомневаясь, что расслышала правильно. Однако перед моим взором предстаёт картина, с одной стороны вполне обыденная, а с другой немного сюрреалистичная.

Последняя ставка исходила от Оскара, который в стороне от остальных сидит на спинке скамейки, уперев локти в колени. Он смотрит прямо на меня, и всё, о чём я могу думать: он снова не выглядит собой.

Ни весёленькой жёлтой куртки «Хилфигер», ни сапог из «Королевства сердец», ни адидасовской шапки. Вместо этого – тяжёлое серое пальто с широкими лацканами. Из-под него выглядывает сиреневая рубашка с галстуком-бабочкой. Синие льняные брюки. Светло-коричневые ботинки челси. Клетчатый ремень «Бёрберри». Руки в кожаных перчатках, растрёпанные волосы убраны под шапку, подходящую по цвету к обуви.

Прямо сейчас он в большей степени Аддингтон.

В меньшей степени похож на самого себя.

Приёмные родители смотрят на Оскара так, словно это момент самой большой гордости за всю их жизнь. Ещё бы, их приёмный сын принимает участие в городском общественном мероприятии. Это начало его принадлежности.

Вон, чьи дреды перемазаны в каком-то креме, скорее всего, с пирожного, которое он держит в руках, сверкает глазами на Оскара. Но тот не обращает на него внимания, продолжая сидеть на скамейке. Суровый взгляд, мрачное обаяние – Оскар похож на неприступного плохого парня из фильма про студентов. А сейчас он, не глядя, предложил за меня тысячу долларов.

Но вскоре он поднимает голову, и наши глаза встречаются. В тот же миг окружающий мир отходит на второй план, размывается, а между нами словно протягивается струна.

Нельзя разрушать магию. И пусть мне хочется сохранить её как можно дольше, но Уильям безжалостно разрывает эту струну, объявляя:

– Раз, два и… продано Оскару Аддингтону!

Джорджия издаёт победный вскрик, хлопает в ладоши и дважды подпрыгивает. Тимоти с широкой улыбкой на лице гладит её по спине, а Оскар… не выглядит таким восторженным, как, наверное, должен выглядеть человек, добровольно отдающий столько денег. Опустив взгляд, он бредёт в нашу сторону по припорошенной белым снегом лужайке.

Уильям суёт ему под нос плетёную корзинку, в которой уже лежат мобильные телефоны других участников и строго произносит:

– Никаких мобильных телефонов во время поездки мира.

– У меня его нет, – бормочет Оскар. Выражение его лица остаётся бесстрастным, когда он хватает оставшийся коричневый чемоданчик с провизией.

Внутри я ощущаю покалывание. Сейчас Оскар напоминает недельную бурю посреди лета, и я не понимаю, чем он недоволен, если всё-таки решил поучаствовать.

Мы садимся в повозку. Она крытая, поскольку в любой момент снова может пойти снег. Внутри тесно, и мои вытертые джинсы а-ля девяностые трутся о пальто Оскара.

Подозревая, что Оскар никогда в жизни не управлял повозкой, я беру в руки вожжи. Пока мы медленно трогаемся, я думаю о сумерках в горах и падающем с неба снеге. А под нами – тёплые золотые огни Аспена и прекрасная долина, в которой можно почувствовать покой и умиротворение. Я вдыхаю чистый зимний воздух и фантазирую о губах Оскара, которые в ночи шепчут слова Эдгара Аллана По.

И внезапно мне кажется, что это было бы прекрасное зрелище.

Сон во сне

Гвендолин

Лошадиное фырканье заглушает вьюга. Упряжь звенит, повозка мерно поднимается и опускается. Копыта оставляют следы на снегу, а я наблюдаю за их ровным шагом. Это гипнотизирует.

Хоть и знаю маршрут, но я делаю вид, будто сосредоточилась на указателях, пока управляю повозкой. Я указываю на гору Ред перед нами.

– Ты знал, что её часто называют горой Миллиардеров?

Оскар снимает шапку и небрежно бросает её в ноги, как будто радуясь, что наконец избавился от оков.

– Нет. – Он поворачивает голову направо и смотрит на золотые огни города, от которого мы постепенно удаляемся. Они словно