Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

посланное с небес рождественское чудо.

– О, как замечательно! Просто идеально. Я уж боялся, что мне придётся самому участвовать в аукционе. Но для этого потребовалась бы, мягко говоря, слишком большая сумма, не так ли? Не хочу показаться нескромным, но моя безграничная внимательность и мудрость, приобретённая в течение длительного периода поездок на повозке по горам, кое-что стоили бы.

– Конечно, Уилл.

Я с кислым видом кладу чемоданчик на два других и исчезаю в толпе в поисках Пейсли. Она шатается возле букета воздушных шаров в форме сердец и грызёт слойку с яблоком. Заметив меня, подруга улыбается. Кусочек начинки соскальзывает с её губ и виснет на шарфе. Я его сбрасываю.

– В том, что касается еды, Нокс плохо влияет на тебя.

– Ты тоже, – парирует она. – Ты ешь, как хрюшка.

– Уела. Кстати, о Ноксе… – я оглядываю толпу, – где он?

– Прячется.

Я свожу брови на переносице.

– Почему?

– Он не хочет, чтобы мы виделись до того, как всё начнётся. Чтобы было романтичнее, если он вдруг появится и купит меня с молотка.

– Ваши представления о романтике превращаются в dark romance.

Пейсли смеётся, но внезапно её смех обрывается.

– А вдруг кто-то другой перебьёт его ставку?

Я одариваю её скептическим взглядом.

– За то, чтобы прокатиться с тобой по горам в повозке, Нокс отдал бы тысячу долларов. Наверное, если бы это потребовалось, он продал бы свой дом с аукциона. – Её лицо разглаживается, и я добавляю: – Кстати, я всё-таки тоже участвую.

Пейсли удивлённо поднимает брови.

– Но ты же больше не хотела после того раза, когда твоим попутчиком стал Вон?

Я щиплю себя за переносицу. Наш уличный музыкант всё никак не выйдет у меня из головы.

– Не напоминай мне об этом. Он целых два часа разговаривал со мной цитатами из Эдгара Аллана По.

– Эдгар Аллан По написал прекрасные произведения.

– А ещё пугающие. Вон отдавал предпочтение именно таким. Представь запертого в тесной повозке Вона с его склонностью к чрезмерному драматизму, который вдруг решил, что он и сам поэт.

– У меня это буквально возникло перед глазами. И теперь мне будут сниться кошмары. Спасибо, Гвен.

– На здоровье.

– О, начинается!

Проследив за её взглядом, вижу, как Уильям встаёт на ступеньки колокольни с микрофоном в правой руке. На нём новые эскимосские сапоги. На сей раз серые, с красно-белой верёвкой в качестве шнурков. Он прочищает горло, и едва громкий звук разносится по площади, почти сразу же радостное бормотание толпы стихает.

Уилл разводит руки в стороны и произносит:

– Добро пожаловать!

Микрофон ужасно фонит, и единым движением толпа на лужайке зажимает уши руками в перчатках. У Пейсли выпадает слойка, заставив её выругаться.

Уильям невозмутимо продолжает:

– Здорово, что вас так много собралось…

– У нас не было выбора, – выкрикивает Уайетт. – В твоём приглашении каждый год написано, что произойдёт нечто ужасное, если мы не соберёмся.

– Пора прекращать реагировать на его запугивания, Уайетт. Возможно, он всего лишь натравил бы на тебя Салли, – смеётся Джек, который в куртке «Канада Гус» и тёмно-коричневых ботинках «Панама Джек» стоит рядом с Аддингтонами.

Он отец Нокса. И сын – его точная копия, только моложе.

– Всего лишь? – возмущается Патрисия. Она стоит недалеко от Рут, матери Арии. Закутанная в пальто до щиколоток, Рут рассматривает свои ботинки и посмеивается. Такое впечатление, что морщин у Патрисии становится вдвое больше, когда с ошеломлённым выражением лица она поднимает руку и указывает на Салли. – Эта лошадь сумасшедшая! На днях она просунула голову в кондитерскую! А я каждый раз тебе говорю, Уилл, чтобы ты привязывал это животное, когда ведёшь его в центр!

Уилл издаёт недовольное цоканье.

– Вздор! Я не собираюсь ни привязывать Салли, ни запирать Пэтти. Им нужна свобода.

– Они лошади!

– Я люблю этот город, – бормочу я, и Пейсли кивает.

– Как бы то ни было, давайте продолжим праздник, – произносит Уильям. – Как я уже сказал до того, как Уайетт вставил свой глупый комментарий, – привет! Я особенно рад видеть вас сегодня. Вы знаете, что я десятилетиями устраиваю праздник паломничества в Аспене в честь наших предков, которые в этот день отправлялись в паломничество в горы. Раз в год они уходили в поход, чтобы среди суеты повседневности не растерять внутренний покой. Главное развлечение сегодняшнего дня – поездки в повозке. Для тех, кто не едет, здесь проводится небольшой праздник. Поездка в горы организуется для того, чтобы вы не забывали, каково чувствовать магию жизни. Для того, чтобы скрасить вашу поездку, у нас есть волонтёры, которые станут вашими попутчиками и которых вы можете выкупить на аукционе. Вырученные средства будут полностью пожертвованы благотворительной организации, которая передаст их бедным деревням в развивающихся странах. Итак, переходим к нашему первому волонтёру. Могу ли я пригласить Пакстона Хилкона?

Раздаётся коллективный вздох нескольких одиноких девушек. Как и Уайетт, Пакстон – хоккеист команды «Аспен Сноудогс». Журнал «Sports Illustrated» назвал его самым горячим игроком года, и меня это не удивляет.

Поездка в повозке с Пакстоном достаётся Духовной Сьюзан за сто двадцать семь долларов. Она до последнего боролась с Эль – своей шестнадцатилетней дочерью. Ну что тут скажешь.

Далее просят подняться Арию. Ещё до того, как она касается первой ступеньки колокольни, Уайетт выкрикивает:

– Две тысячи долларов!

Естественно, никто не перебивает его ставку. Ещё бы! Ария краснеет, когда Уайетт в неизменной кепке, надетой задом наперёд, широко улыбается, подаёт ей руку и ведёт к повозке.

– Разве это не мило? – спрашиваю я.

– Мегамило, – кивает Пейсли.

Следующим вызывают Леви. Этот лот выигрывает Эрин, а после ещё двух волонтёров наступает очередь Пейсли. Я высматриваю Нокса, но нигде его не вижу. И когда он не появляется, хотя уже делаются первые ставки, я начинаю переживать, что, похоже, его и нет вовсе. Пейсли выглядит такой же обеспокоенной. Её брови сведены на переносице, и на лице, поначалу полном надежды, мелькает отчаяние. Вскоре она сменяется паникой, поскольку на данный момент самую высокую цену предложил Вон.

– Двести пятьдесят – раз, – восклицает Уильям. – Двести пятьдесят – два… – Он оглядывает присутствующих на лужайке.

Пейс бросает на меня ошеломлённо-растерянный взгляд, в то время как её губы беззвучно шевелятся. Я без труда узнаю слова «Эдгар Аллан По».

– Двести пятьдесят…

– Как будет «любовь» по буквам, Пух?

Все оборачиваются на голос. В самом начале лужайки, прямо перед повозкой, стоит Нокс и держит в руках коричневый цветочный горшок, на котором жёлтой краской нарисован переливающийся через край мёд. А ниже чёрной краской написано HUNNY.

Горшок с мёдом Винни-Пуха! Это так по-диснеевски, так по-ноксовски, и так мило,